Агиология - Елена Никулина

В тесной связи с духовной рассудительностью стоит дар различения духов. Благодаря этому дару старец знает, какой помысел несет в себе зло и какой – добро, что угодно Богу и что нет. «Различать внушения в душе человека со стороны Святого Духа и Ангелов и со стороны духов злобы не так легко, потому что они [внушения. – Е.Н.] не являются отличными, как свет и тьма, – пишет И.М. Концевич. – Действие благодати обнаруживается в мире и радости, в блаженном настроении, но и грех сладок и сладкий недуг страсти, особенно страсти духовной, не трудно смешать с блаженством духовным»[461]. Концевич приводит слова прп. Макария Великого о том, что «грех преображается в светлаго ангела и уподобляется почти благодати». Внушения в душе человека обнаруживаются в виде тонких и порою сложных помыслов, рождающихся в сердце или вкрадывающихся в рассудок со вне. Чтобы склониться к доброму внушению и пресечь недобрый помысл, необходимо открыть источник каждого из них. Это в состоянии сделать только человек, достигший высшей меры духовного возраста. «Если человек не достиг сей меры, то не может различать помыслов, но будет поруган демонами и впадет в обольщение, поверив им: потому что они изменяют вещи, как хотят, особенно для тех, кто не знает козней их» (Вопрос 59)[462].

О даре различения духов, чтобы не всякому духу веровать (1 Ин.4.1), советовал молиться еще прп. Антоний Великий[463]. Этот дар получают после тяжелых подвигов и по молитвам старца. Преподобный Варсануфий Великий писал: «Без болезни сердечной никто не получает дарования различать помыслы. Я молю Бога даровать тебе его, но пусть и твое сердце поболезнует немного, и Бог подаст тебе это дарование… Когда же Бог по молитвам святых и за болезнование твоего сердца даст тебе это дарование, то уже всегда будешь в состоянии различать помыслы Духом Его» (Ответ 262)[464]. Проявление дара различения духов встречается в монашестве с первых лет его существования. Святитель Афанасий Великий сообщает о «данной от Господа Антонию благодати к различению духов»[465]. Авва Евагрий между другими благодатными дарованиями обладал даром различения духов и очищения помышлений. По словам жизнеописателя, «никто из братии не возвышался до такой высоты понимания тончайших духовных предметов и отношений»[466]. Об авве Сериде рассказывается: «И помолился Богу дать ему дар рассуждения, приобретя который он мог с помощию небесной благодати путеводить к жизни души, врачевать оскорбленных, преподавать целительное врачевство, слово от Духа истекающее»[467]. Имели этот дар и русские старцы. Так, прп. Лев Оптинский, стяжавший дар различения духов, «во всякой вещи… в точности постигал и другим указывал – что угодно и неугодно Богу, и верно мог судить о душевном устроении других»[468].

Для своего служения старец иногда наделяется также и даром прозорливости, то есть способностью проникать в нравственное состояние другого человека. «Старец – искусный духовный врач», он имеет дар «проникать до самых глубин души человеческой», видит в ней «самое зарождение зла», а также причины этого зарождения, устанавливает «точный диагноз болезни» и указывает «точный способ лечения» – так характеризует И.М. Концевич старческое окормление[469]. Примеры обладания даром прозорливости также идут с первых веков монашества. Пахомий Великий и Феодор Освященный обладали этим даром и могли узнавать грехи брата по откровению свыше. В Лавсаике говорится о прп. Иоанне, которому было открыто поведение монахов в соседних монастырях, он знал, кто предается нерадению, а кто преуспевает в вере и совершенстве, и писал о том настоятелям и самим инокам. Преподобный Еелен, о котором тоже рассказывается в Лавсаике, открывал братиям их сердечные помышления, приводя иноков в сердечное сокрушение, внушая желание исправить свою жизнь[470]. Дар прозорливости получали старцы и в последующие времена. Например, о прп. Серафиме Саровском жизнеописатель свидетельствует: «По чистоте духа своего он имел дар прозорливости; иным, прежде раскрытия обстоятельств, давал наставления, относившиеся прямо ко внутренним их чувствам и мыслям сердечным». «В кратких словах он объяснял каждому то, что ему именно было благопотребно, открывая часто самые сокровенные помыслы обращавшихся к нему»[471].

Поучение, предлагаемое старцем, имеет своим основанием Священное Писание и святоотеческое Предание. «Как собственные действия свои, так и свои слова, старец Серафим основывал на слове Божием… на писаниях свв. отцов и на примерах святых, Богу угодивших», – рассказывает жизнеописатель о прп. Сарафиме Саровском[472]. Преподобный Макарий Оптинский преподавал советы «от чтения учения святых отцев, прошедших опытом деятельную жизнь». Свои письма он часто оканчивал словами: «Изложено не мое мнение, но учение Святых Отцев, которых молитвами да поможет вам Господь»[473]. Преподобный Паисий Величковский в «Ответе настоятелю скита Рубая, иеромонаху Софронию, на его просьбу прислать ему священников для устроения общежития» (1767) пишет, что «он не берется давать им наставление от себя, а может преподать им только то, что ему известно из Священного Писания и учения святых отцов»[474].

К благодатным дарам старчества относится также дар утешения и сострадания. О преподобном Паисии (Величковском) жизнеописатель свидетельствует: «Таковое же дарование име, яко и самаго унылаго словесы воздвигнута к ревности можаше, и печальнаго утешити… и не отхождаше от него неисцелен никтоже». «И егда кий либо брат скорбен внидет в келию старцеву, то он… сам начинаше беседу к нему… и сладчайшими и утешительными словесы своими отвождаше ум его от скорби… и утешаше… сего толико, яко укорити ему себя и скорбь свою, ея же ради прииде, от радости духовныя словес его… и видев душу свою мира и радости духовныя исполнену… радуяся отхождаше, благодаря Бога… Призывает брата, не да укорит, или поносит, не да запретит, но да утешит его, и умиротворит сердцем и душею»[475]. Подобное рассказывали о прп. Амвросии Оптинском: «Батюшка с тебя скорбь-то, как шубу, снимает»[476]. Замечательные образцы искреннего сострадания к скорбящим встречаются в письмах прп. Макария Оптинского: «Ваши скорби и болезни… и нам больны»[477]. «Письма ваши вчера прочитал, и уже, как всегда случается, после сего ночь не спал». «Я… за других очень скорблю, получая письма скорбные, и не могу им помочь»[478].

При исследовании старческого служения иногда возникает вопрос о том, каким образом старцы могли совмещать в себе внутреннюю молитву, требующую внимания и отсечения всех помыслов, и постоянное общение с людьми, сопровождаемое сильным воздействием их греховности.

Действительно, для неопытного наставника духовное окормление других может быть душевредным. Особенно опасно для неискусного старца принятие откровения помыслов. Предостережения об опасностях и трудностях принятия помыслов неоднократно встречаются в святоотеческих писаниях[479]. Так, прп. Нил Синайский сравнивает принимающего исповедь с умывальницей: «Если будем соделывать чистыми деяния приходящих, то, конечно, необходимо и самому ему стать причастным некоторой нечистоты. Так и умывальница, очищая руки умывающего их, сама принимает в себя нечистоту его. И тому, кто рассуждает о страстях и в других истребляет подобные скверны, невозможно миновать того, чтобы не оскверниться; потому что самое памятование обыкновенно оскверняет мысль говорящего. И хотя не живыми красками напечатлевает образы срамного, однакоже надолго сквернит ум»[480]. Трудность и опасность принятия исповеди отмечает прп. Ефрем Сирин. Много «благоразумия и опытности требуется тому, кто вознамерился очистить скверну помыслов» другого. Слушающему предстоит двойная брань: «Во-первых, от того, что душа развращается воспоминанием слышанного, во-вторых, от того, что встретишь противление во вверившемся (духовном сыне), если мужественная душа не низложит страстей». Ибо «такой человек (духовный сын), когда по нерадению впадет снова в те же страсти, как на врага смотрит на избранного в наставники». Поэтому прп. Ефрем убеждает: «Если еще не сильно распален ты Духом Святым, то не желай выслушивать чужие помыслы»[481].

Не только принятие помыслов, но и само пребывание на людях, в постоянных разговорах («в молве»), может повредить душевному устроению наставника. В письмах святых старцев можно встретить свидетельства о том, как тяжело дается им духовное окормление множества людей. Например, прп. Амвросий Оптинский писал: «Постоянно нахожусь на людском соборе и сборе и чужих дел на разборе… Видно, и меня, как неспособного к уединению, судьба исключила и вринула в молву людскую»[482]. «Старость, слабость, безсилие, многозаботливость и многозабвение, и многие безполезные толки не дают мне и опомниться. Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи; а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты все это слушай, да еще ответ давай; а молчанием не отделаешься, – обижаются и оскорбляются»[483]. «Народ меня осаждает и не дает опомниться»[484]. «Не принимать нельзя, а всех принимать нет возможности, и сил недостает»[485]. Жизнеописатель свидетельствует: «Хотя и писал так смиренный старец о своем скорбном положении, однако понуждался по возможности принимать всех»[486].