Агиология - Елена Никулина

Старчество в собственном смысле этого слова появилось в Церкви в IV веке, одновременно с расцветом монашества. Зарождение этого служения связано с необходимостью руководства в иноческой жизни. Старчество – это необходимое условие правильного течения монашеской жизни. «Ищущий монашеского подвига… шел к опытному подвижнику, поступал под его руководство, и подвижник становился для него аввой – старцем… Вот простейшая форма старчества»[424].

Старческое окормление играло ключевую роль в древнем иночестве. Вокруг личности старца возникали монашеские центры. Послушник при посредстве своего старца достигал духовной опытности, и сам, в свою очередь, нередко становился руководителем новоначальных иноков. Старчество процветало в Египте, Палестине и Сирии; с Востока его традиция была перенесена в обители Западной Европы, позднее – на Святую Гору Афон.

О старческом подвиге нам хорошо известно из многочисленных памятников древнехристианской письменности. «В аскетической литературе совершенно ясно выражен тот взгляд, что высшее совершенство является следствием не самостоятельного, независимого, хотя бы и в высшей степени напряженного и самоотверженного подвижничества, а… лишь полным, совершенным… послушанием старцу, под руководством которого живет подвижник»[425].

Одним из первых сочинений, содержащих описание старческого служения, является Житие преподобного Антония Великого, составленное свт. Афанасием Александрийским[426]. «Антоний как врач был дарован Египту. Духовное влияние на людей у Антония Великого было исключительным»[427]. Отношения прп. Антония с его учениками свт. Афанасий сравнивает с отношениями отца и детей: «Отеческое руководительство Антония заключалось в сообщении аскетических опытов своим ученикам, которые для этого все собирались к нему, и по его приглашению расспрашивали его как дети отца, – а также в исповеди искушений и помыслов»[428]. И сам прп. Антоний говорил ученикам: «И вы, как дети, говорите отцу, что знаете; и я, как старший вас возрастом, сообщу вам, что знаю и что изведал опытом»[429]. Уподобление старческого окормления отеческому традиционно для аскетической практики Православия. Именование наставника «духовным отцом», а наставляемого – «духовным чадом» используется применительно не только к монастырскому старчеству, но и к духовничеству в миру.

О необходимости и важности старческого окормления писали и другие древние подвижники, на собственном опыте познавшие его благодатную силу и сами ставшие наставниками многих поколений иноков: прп. авва Исаия, свт. Василий Великий, прп. Иоанн Кассиан Римлянин, прпп. Варсонофий и Иоанн, прп. Исаак Сирин, прп. Венедикт Нурсийский, авва Дорофей, прп. Иоанн Лествичник. Богословско-мистическая сторона отношений старца и ученика наиболее подробно описана в сочинениях прп. Феодора Студита и прп. Симеона Нового Богослова. Преподобный Феодор писал о необходимости, значении и сущности старческих поучений, о рождении по духу и о наследовании духовных дарований. Преподобный Симеон описал истинного ученика (Слово 7-е), истинного настоятеля (Слово 8-е) и истинного старца (Слово 9-е)[430]. Цитаты см. в приложении к теме.

Монастырское старчество, по всей видимости, уже с самого своего зарождения оказывало влияние и на мирян, которые приходили в обители за духовными наставлениями. Современная дисциплина тайной исповеди и институт духовничества имеют своим истоком монастырское старчество. Переход старчества в духовничество и сближение монастырской тайной исповеди с публичной, совершаемой белым духовенством, относится ко времени гонений на иконопочитание при ими. Льве Армянине (813–820). Тогда монашество (в первую очередь, студиты) было ревностным защитником святых икон, и миряне предпочитали ходить на исповедь к монастырским старцам. В течение Х-XII веков на всем православном Востоке тайная исповедь завоевала господствующее положение, вытеснив публичную. Термин «духовный отец», первоначально означавший монастырского старца, стал использоваться применительно к духовнику в современном значении этого слова[431].

На Руси, как и на христианском Востоке, старчество появилось одновременно с монашеством[432]. Традицию старчества принес на Русь с Афона прп. Антоний Печерский, начавший свой иноческий путь на Святой Горе. Как и на Востоке, благодатное влияние старчества на Руси не ограничивалось стенами монастыря. Так, прп. Феодосий Печерский духовно окормлял не только иноков, но и мирян всех сословий: «Прихождаху к преподобному отцу нашему Феодосию мнози, исповедающе тому грехи своя, иже и велику пользу приимше, отхождаху»[433]. Заботился старец «о духовных сынех своих, утешая и наказая приходящих к нему, другоици (другой раз) в домы их приходя и благословение им подавая»[434]. У преемников преподобного Феодосия по игуменству тоже были духовные дети среди мирян, а «уже в конце XI и первой половине XII в. принимали на исповедь к себе как мирян, так и монахов и некоторые из братии Печерского монастыря, имевшие пресвитерский сан»[435].

Старчество в древнерусских монастырях «судя по житиям… было общераспространенно»[436]. Преподобный Савва Сторожевский «бысть…духовник всему братству, старец честен»[437]. Древнерусскими старцами-духовниками были преподобные Авраамий Смоленский (XIII в.), Сергий Радонежский († 1392) и его многочисленные ученики – преподобные Кирилл Белозерский († 1427), Пафнутий Боровский († 1478), Нил Сорский († 1508), Иосиф Волоцкий († 1515) и другие[438]. Затем это служение стало угасать. «Старчество процветало в древних Египетских и Палестинских киновиях, впоследствии насаждено на Афоне, а с востока перенесено в Россию, – писал прп. Амвросий Оптинский. – Но в последние века, при всеобщем упадке веры и подвижничества, оно понемногу стало приходить в забвение, так что многие даже начали отвергать его. Уже во времена Нила Сорского старческий путь многим был ненавистен, а в конце прошедшего столетия и почти совсем стал неизвестен»[439].

Возрождение старческого служения в России связано с именем прп. Паисия Величковского († 1794). Его подвиг нашел свое продолжение в Оптиной Пустыни, прежде всего в служении великих Оптинских старцев Льва († 1841), Макария († 1860) и Амвросия († 1891), восстановивших и укрепивших древнюю традицию окормления монастырскими старцами иноков и мирян[440]. В начале XIX века России был дан великий старец прп. Серафим Саровский († 1833). Широко почитаются за свои духовные подвиги старцы того времени: Филарет Новоспасский († 1842), Ееоргий Задонский († 1836), Адриан Югский († 1853) и многие другие. В советское время старческий подвиг продолжали последние Оптинские старцы: прп. Анатолий мл. († 1922), прп. Нектарий († 1928) и прп. Исаакий († 1936). Среди святых старцев XX века называют также св. прав. Иоанна Кронштадтского († 1908)[441], «старца в миру» св. прав. Алексия Мечева († 1923)[442], прп. Алексия Зосимовского († 1928), прп. Серафима Вырицкого († 1949), прп. Лаврентия Черниговского († 1950), прп. Кукшу Одесского († 1964), прп. Севастиана Карагандинского († 1966). Традиция старчества до настоящего времени сохранилась в Троице-Сергиевой Лавре и Псково-Печерской обители. Наиболее известным Печерским старцем является недавно почивший архимандрит Иоанн (Крестьянкин)[443].

На старчество необходимо особое призвание Божие. Оно может проявляться в разных формах. Иногда уже существующие старцы назначали себе преемников. Например, в Оптиной пустыни старчество передавалось именно этим путем «апостольского преемства»: монахи вступали на подвиг старчества по послушанию. А иногда подвижник получал непосредственное благословение Божие на свое новое служение. «Не все безмолвники оставляются в безмолвии навсегда, – пишет свт. Феофан Затворник. – Достигающие чрез безмолвие безстрастия и чрез то удостаивающиеся приискренняго Богообщения и Боговселения, изводятся оттуда на служение ищущим спасения, просвещая, руководя, чудодействуя. И Антонию Великому, как Иоанну в пустыне, глас был в безмолвии, изведший его на труды руководства других по пути спасения, и всем известны плоды трудов его. То же было и со многими другими»[444]. Например, прп. Серафим Саровский также начал старческое служение после особого извещения – явления ему Матери Божией. Священномученик Серафим (Чичагов) так описывает это событие: «В 1815 году Господь, по новому явлению о. Серафиму Пречистой Матери Своей, повелел ему не скрывать своего светильника под спудом и, отворив двери затвора, быть доступным и видимым для каждаго. Поставя себе в пример Великаго Илариона, он стал принимать всех без исключения, беседуя и поучая спасению»[445].