Ягайло - князь Литовский - Геннадий Левицкий

— А где же комтур Куно фон Либштейн? — продолжал допытываться Цольнер. — Мне сказали, что он изъявил желание остаться в Троках, но среди людей, пришедших с тобой, доблестного комтура я не вижу.

— О судьбе Куно фон Либштейна нет известий с тех пор, как он остался у Трок прикрывать наш отход.

— Похоже, его мы не увидим среди живых, — без тени сожаления заметил великий магистр.

В это время на площади начали раздаваться непонятные удары железа о железо и громкие крики. Витовт подошел к окну и увидел, что на мостовой дрались на мечах два всадника. Их подбадривала толпа воинов и монахов: одни болели за рыцаря со львом, выбитым на накидке, прочие за лилию, вышитую на плаще другого участника поединка.

Увидев заинтересованный взгляд литовца, великий магистр пояснил:

— Это англичанин с французом спорят: чья дама сердца красивее. Словно дети малые, — презрительно улыбнулся Конрад Цольнер. — Впрочем, англичане с французами, сколько я помню, живут как кот с собакой.

Вдруг у рыцаря со львом лопнула подпруга, и он вместе с седлом грохнулся на землю. Француз отъехал в сторону и с помощью оруженосцев слез с лошади. В это время английские оруженосцы помогли встать своему хозяину. Он вновь поднял меч, показывая этим жестом, что готов продолжить бой.

— Не сдается англичанин, — отметил Витовт, наблюдавший за поединком, забыв про все на свете, — но после такого падения вряд ли ему удастся одолеть противника.

— Посмотрим дальше, князь, — сказал магистр, явно не разделявший выводов Витовта.

И снова зазвенели мечи. Бой был упорным и долгим, настолько долгим, что даже Витовт отвел взор от дерущихся и прошел вглубь комнаты. Он почувствовал, что необходимо уделить внимание магистру, коль находится у него в кабинете. Намерения Витовта были напрасными, так как правитель Ордена сам увлекся поединком. Громкие крики толпы заставили литовского князя вновь приблизиться к окну. Французский рыцарь лежал на каменной мостовой, а англичанин держал меч у поднятого забрала соперника.

— Все-таки победил лев лилию, — услышал Витовт за спиной голос магистра. — Немного развлекли гости, но вернемся, князь, к нашим делам.

— Каким делам? — спросил Витовт.

— Для начала скажи, что ты собираешься предпринять в ближайшее время.

— Буду собирать новое войско для войны с Ягайлом.

— Похвальное упорство. А знаешь, Витовт, ты чем-то сродни англичанину: тоже падаешь, но не сдаешься. Посмотрим, закончится ли твой бой победой.

— Победа или смерть, — решительно произнес литовский князь. — Пока в груди бьется сердце, Ягайлу в покое я не оставлю.

— И когда начнешь готовиться к новому походу?

— Завтра нельзя — воскресенье. Пойду в храм помолюсь перед богоугодным делом, а с понедельника начну собирать воинов.

— С каких это пор ты стал молиться богу? — удивился великий магистр.

— Да ведь я уже вторую неделю как принял крещение.

— И кто тебя наставил на путь истинный?

— Мое недавнее поражение и комтур Рагнеты. Он и стал моим крестным отцом.

— Так у тебя должно быть новое имя, — заметил Конрад Цольнер.

— Да. Меня зовут Виганд.

— Рад. Очень рад за тебя, брат во Христе.

Слова великого магистра часто расходились с истинными чувствами и мыслями, но теперь, вне всякого сомнения, он говорил то, что думал.

— Теперь можешь не сомневаться: Тевтонский орден не оставит в беде христианского князя.

Витовт молчал, в душе предполагая, во что обойдется очередная помощь крестоносцев.

— О том, что мы сможем сделать для тебя, поговорим позже, — продолжал речь Конрад Цольнер. — А пока у меня есть приятные новости о твоих родственниках.

Витовт насторожился.

— Нашлись твои братья: Товтивил и Жигимонт.

— Где они? — срывающимся от волнения голосом спросил Витовт.

— В домике, в котором ты жил перед походом.

— Дозволь, великий магистр, повидаться с братьями.

— Иди, иди, Виганд, — разрешил Конрад Цольнер, видя нетерпение новоявленного христианина. — Побеседуй с братьями и постарайся уговорить их последовать твоему примеру.

… Два человека сидели за столом и неторопливо ужинали.

— Как тебе нравится кухня великого магистра, Жигимонт? — спросил один другого между делом.

— Последний раз так вкусно мы ели при дворе бургундского герцога, если не изменяет память. Все же непонятно, Товтивил: зачем понадобилось немцам ухаживать за нами как за германским императором. Доспехи и оружие, присланные великим магистром стоят, по меньшей мере, табун лошадей, а одежда сгодилась бы и для принцев крови. А что можно взять с нас, беглецов, лишенных клочка земли?

— Напрасно, брат, беспокоишься о крестоносцах. Поверь, они ничего не делают даром. Я не знаю, каким образом мы отплатим за гостеприимство, но что немцы дадут нам возможность рассчитаться — это точно, — заметил Товтивил. — Впрочем, меня больше волнует судьба брата.

— И меня тоже, — признался Жигимонт. — Вчера как узнал я, что Скиргайло опять занял Троки — едва не заплакал.

— Брат, мы с тобой столько пережили, но слез в твоих глазах я не видел ни разу.

— Жаль Витовта, если погиб. Столько месяцев к нему добирались и не увидим? Нет, Товтивил, этого не может быть.

— Не переживай раньше времени, Жигимонт, наш Витовт выходил невредимым и не из таких передряг, — попытался успокоить младшего брата Товтивил и добавил. — Троки и окрестности он знает, как свои пять пальцев. Будем надеяться, ему повезло и на этот раз.

— И зачем Витовту понадобилась эта война? — в отчаянии спросил Жигимонт. — Жили бы как-нибудь и без княжества, зато вместе. Втроем нанялись бы ко двору какого-нибудь короля или герцога, да служили ему верой и правдой. Благо, силы и ратного искусства нам не занимать.

— Нет, Жигимонт, если Витовт прекратит борьбу и откажется от законных прав, он предаст память невинно убиенного отца. И поэтому, если Витовт погиб, я клянусь продолжить его справедливую борьбу, даже если это будет стоить мне жизни.

— Прости за малодушие, брат, — твердым голосом сказал Жигимонт. — Я клянусь, что не отступлю от тебя ни на шаг, даже если вслед за тобой придется сложить голову.

— Благодарю, брат. Теперь я слышу слова достойные сына Кейстута.

В это время за порогом послышались шаги. Братья насторожились. В следующее мгновенье дверь без стука распахнулась, и оба в один голос воскликнули:

— Витовт!?

Радость встречи была неописуемой. Едва ли в прусской столице были люди более счастливые, чем эти три человека. Минут десять братья провели в объятьях друг друга. Но вот первые страсти улеглись, и меж ними завязался разговор.

— Ну и силища у тебя, Товтивил, чуть все ребра не переломал! — произнес счастливый Витовт, освободившись из объятий брата.

— Прости, Витовт, не хотел тебя покалечить.

— Охотно верю, — рассмеялся литовский князь. — Но женщин с такой силой обнимать не советую, иначе твои объятия станут последним событием в их земной жизни.

— Наверное, из этих соображений он обходил стороной всех встречавшихся нам красоток, — заметил Жигимонт.

— А младший брат как вырос, возмужал! — Витовт обратил свой взор на Жигимонта. — Поди, подковы гнешь руками?

— Не пробовал пока, — признался юноша. — Да и занятие это бесполезное.

— Ты прав, оставим эту работу кузнецам, — согласился Витовт. — Расскажите лучше, где все это время вы пропадали.

— В разных странах были, — начал речь Товтивил. — Когда узнали, что тебя с отцом Ягайло заточил в темницу, собрали дружину жемайтийцев и думали попытаться вас спасти. Но тут нас повсюду начали искать люди Ягайлы. В одной из стычек постигла неудача: погибло большинство воинов, остальные разбежались по лесам. Мы с братом чудом спаслись и добрались до польского пограничья.

Товтивил остановил свою речь, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.

— А дальше что? — нетерпеливо спросил Витовт.

— А дальше мы из одной войны попали в другую. К тому времени умер польско-венгерский король Людовик, и паны были заняты тем, что саблями и мечами выдвигали своих князей на польский трон. Пока добрались до Кракова, нас раз пять останавливали вопросом: за кого мы стоим?

— И что же вы отвечали?

— Мы выдавали себя за литовских бояр, которые решили развлечься, путешествуя по чужим странам. Поляки принимали нас дружелюбно, несмотря на постоянную вражду между Литвой и Польшей. Владельцы замков давали кров, стол и с любопытством расспрашивали о Литве.

— И, тем не менее, в Польше вы не остались?

— Нет. Выдавая себя за путешественников, мы с братом и впрямь в них превратились. Далее мы перебрались ко двору германского императора.

— Ого! — воскликнул Витовт.

— Не выражай так своего восторга, брат, ибо императора мы видели только издали. Пару недель мы гостили у одного добродушного немецкого барона, ведавшего императорскими лошадьми. Надо сказать, что нам с Жигимонтом страшно везло на хороших людей, до определенного момента, конечно. А поскольку на западе мало известно о нашем крае, то мы, литовцы, везде вызывали интерес.