Чаша и крест - Нэнси Бильо

— Скажите мне, брат Эдмунд, только честно, что вы сами об этом думаете. Такие пророчества действительно бывают?

— О, что касается пророков, провидцев, колдунов и некромантов, то их полно, и все они заявляют, что знают будущее, — ответил брат Эдмунд. — Но насколько все это правда… кто его знает. Конечно, мошенника распознать легко, он тянет звонкую монету из легковерных людей. Но то, что вы сейчас рассказали… мне кажется… — И тут, к моему изумлению, брат Эдмунд заулыбался. Я-то думала, что мой друг испугается, а он вместо этого — на тебе, развеселился. — Знаете, сестра Джоанна, а по-моему, в этом что-то есть.

Я прямо рот от изумления раскрыла.

— И вы считаете, я действительно должна попытаться что-то сделать?

— Ну да. Я понимаю, почему вам не по себе. Разумеется, все это выглядит очень загадочно, но, с другой стороны… Подумайте сами: если это правда, то кто тогда, если не вы? Вдруг вы и есть та самая?

— Та самая? — тупо переспросила я.

Он схватил меня за обе руки и тряхнул, но не сердито, а в радостном возбуждении:

— Ну да, та самая, кто восстановит монастыри!

Лицо моего друга моментально преобразилось. Оно так и кипело страстью. Говорил мне брат Эдмунд приблизительно следующее. Теперь он уже не доминиканский монах, у него все позади, но в душе так и остался монахом. В этом его призвание. Пускай нас силой заставили расстаться с нашей мечтой. Однако теперь получается, что еще не все потеряно, возврат к прежней жизни возможен. Почему я не принимаю вызов судьбы, отчаянно вопрошал мой друг, не бросаюсь ей навстречу? Ведь пророчество ясно говорит о том, что можно восстановить в Англии монастыри, и я должна с радостью следовать ему.

Подобный напор испугал меня.

— Нет-нет, я не могу. — Я резко отстранилась от брата Эдмунда, больно ударившись спиной о кирпичную стену.

В конце улочки послышался дружный хохот:

— Вот это дело, парень, засади ей прямо у стенки!

Брат Эдмунд сразу сделал шаг назад. Щеки мои вспыхнули.

Продолжая гоготать, незнакомцы пошли прочь.

Я откашлялась и примиряюще сказала:

— Но я ничего не понимаю в этих пророчествах. Мне они представляются полной бессмыслицей. Все эти птицы и звери… Больше похоже на шараду… Почему нельзя было сказать прямо?

— Да потому, что пророчества несут с собой опасность. — Теперь брат Эдмунд говорил уже гораздо спокойнее. — Король это знает, поэтому и боится их, ненавидит и хочет искоренить. Недаром Генрих объявляет пророчества «кознями дьявола». Боится, вдруг предсказания о том, что может случиться в будущем, распространятся среди его подданных и подвигнут людей на отчаянные, безрассудные поступки. Вы знаете, что такое шифр? — (Я покачала головой.) — Шифрами пользуются в переписке, например, дипломаты или политики, а также шпионы, которые на них работают. Это необходимо, чтобы никто чужой не понял, о чем идет речь… ведь письмо всегда можно украсть и воспользоваться информацией в своих целях. А звери, птицы, растения, насекомые — это все символы, за ними стоят люди и события. Но шифр работает, только когда обе стороны знают ключ к нему: и тот, кто отправляет послание, и тот, кто его получает.

— В том-то и беда, — сказала я, — что у меня нет ключа.

— Ну, полагаю, расшифровать пророчества будет не так уж и трудно. — Брат Эдмунд сощурился. — Что там сказала Матушка Шиптон? «Бычок под телочку лег — поп, береги свой лоб». Так, кажется? Это известное пророчество, которое все толкуют так: католикам придется худо, если Анна Болейн станет командовать королем Генрихом.

И тут у меня в мозгу словно бы двери распахнулись.

— Так, значит, бычок — это король! — воскликнула я. — Но Оробас сказал: «Хочешь осадить быка — поищи медведика». Медведь — этот тот, кто осадит короля Генриха. Но кто он, этот самый «медведик»? — Я вздрогнула, мне стало страшно. — Неужели я? Вы думаете, такое возможно?

Брат Эдмунд минуту подумал, потом покачал головой:

— Ей-богу, не знаю.

— Да и вообще, почему именно я? Кто, интересно, избрал меня для каких-то там подвигов и прочего? Сестра Бартон сказала: «Ты — та, кто пойдет по следу». Гертруда утверждала, что я стану спасительницей истинной веры в Англии. Оробас намекал на то, что будущее всего государства зависит от неких моих поступков. Но у меня нет ни сил, ни власти, ни влияния в обществе. Да и, кроме того… я просто боюсь. Смелости у меня маловато.

Брат Эдмунд улыбнулся:

— Вот с последним заявлением я бы поспорил. — Он закусил губу. — Почему выбор пал именно на вас, сестра Джоанна? Лично мне приходят в голову два объяснения. Во-первых, вы принадлежите к роду Стаффордов, а стало быть, у вас есть связи. Я знаю, вы сожалеете о том, что в жилах ваших течет благородная кровь, но именно это обстоятельство дает вам возможность бывать при дворе, рядом с королем и Кромвелем, если только вы захотите этого.

— Не захочу, — мрачно сказала я. — Ну а какова вторая причина?

— Вы — монахиня доминиканского ордена. Не исключено, что, когда вы встретились с сестрой Элизабет Бартон, она, с ее талантом прозревать будущее, уже тогда знала, что вы со временем вступите в наш орден.

— Допустим, но я все равно не вижу связи. Почему именно монахиня доминиканского ордена должна стать орудием, исполняющим пророчество? Существует много других орденов, в которых монахи гораздо лучше разбираются в подобного рода мистике.

— Ну, в нашем ордене тоже присутствует весьма глубокая мистическая струя, — стоял он на своем. — Мы полностью отдаемся служению Богу. К нам приходят знание, мудрость, понимание, которые невозможно приобрести с помощью интеллекта. В том числе и способность заглянуть в будущее.

— Значит, любой доминиканец может стать пророком? — потрясенная, спросила я.

— Нет-нет-нет, не любой, конечно. Истинной способностью видеть будущее обладают очень немногие. Ах, если бы нам только добраться до библиотеки какого-нибудь доминиканского монастыря! Можно было бы попробовать отыскать ключ, чтобы разгадать эти предсказания. Там, где нет знания, царит страх.

А что, брат Эдмунд, пожалуй, прав. Хватит увиливать, пора собраться с силами и вступить на путь, предсказанный в пророчествах. Обязательно надо поскорее расшифровать их смысл: знание наверняка придаст мне уверенности.

Хорошо бы, конечно, посетить библиотеку, но…

— Если разрушены монастыри, то наверняка разорены и библиотеки, — сказала я.

— А вы знаете, какой самый большой доминиканский монастырь? — спросил брат Эдмунд. — Блэкфрайарз — монастырь Черных Братьев. И между прочим, его здание перешло в личную собственность короля. Так что в тамошней библиотеке еще вполне могут храниться книги.

— А вам приходилось бывать в этом монастыре?

Он кивнул:

— Еще бы, я там четыре года проработал. Давайте-ка сначала сходим туда, а потом уже отправимся в Линкольнс-Инн. Это совсем рядом.

Новая цель придала нам сил, и мы уже совсем с другим настроением встали в очередь желающих попасть на высокий, шестьдесят футов над водой, Лондонский мост. Заплатили за право перехода и в толпе других людей медленно двинулись через реку. Проход был такой узкий, что нас постоянно задевали с грохотом несущиеся вперед фургоны и телеги.

Едва ступив на северный берег, мы услышали громкие выкрики:

— Куда едем? Лошадь нужна? Или, может, лодочка… Кому нужна лодочка? Всего несколько пенсов — и вас доставят, куда пожелаете! — Этими словами немолодой горбун приветствовал каждого пешего путешественника, сходящего с моста.

— Благодарю вас, сэр, но до монастыря Черных Братьев мы доберемся пешком, — вежливо отказался брат Эдмунд.

Горбун рассмеялся.

— Ну кто же ходит в Блэкфрайарз пешком? — воскликнул он и отошел от нас.

— Что он хочет этим сказать? — спросила я.

— Сами увидите, — ответил брат Эдмунд, и по лицу моего друга было заметно, что он уязвлен.

И я увидела. Блэкфрайарз, или монастырь Черных Братьев, — самая большая доминиканская обитель в Англии, это настоящее чудо христианского мира. Два века насельники этого монастыря не подчинялись английским правителям, светским или церковным, не подчинялись самому королю, но одному лишь Папе Римскому. Самой мне пока еще ни разу не довелось здесь побывать, что очень удивило брата Эдмунда. Однако если человек принадлежит к благородному семейству, это еще не значит, что он должен знать Лондон как свои пять пальцев. Признаться, в столице было немало мест, о которых я и понятия не имела. Добравшись до монастыря, мы прошли через огромную арку (на ней на фоне звезд и белых лилий были вырезаны славный герб доминиканцев и слово «Veritas»[10]) и вышли на мощенный камнем огромный двор, такой же большой, как и двор в Винчестер-Хаусе. Слева стояла сторожка привратника, а за ней располагались громадный, с множеством окон замок, церковное кладбище и ряд хозяйственных построек. И все это было окружено высокими каменными стенами. Действительно, в такое величественное место надо являться не пешком, а в карете или паланкине, на худой конец — верхом на лошади.