Я умер и переродился шаманом-травокуром - Павел Журба

Дама чуть наклонила голову и лукаво на меня уставилась. Я принялся неловко водить взглядом по огромной террасе в несбыточной надежде найти то место, где бы я мог ото всех спрятаться, и таки отыскал — на втором этаже, где расположилась терраса поменьше. Она была не так заполнена народом — на ней сидели лишь любители смотреть на звёзды.

— Туда! — я указал на маленькую террасу пальцем. — Я пойду туда.

— В ресторан? — женщина с подозрением прищурилась.

— Ну да, ну да... Голодный — жуть.

— Ну ладно, — дама притворно вздохнула. — Что поделать, меня будет сопровождать Серёжка... ты же не против, а, Серёж?

Лицо парня окаменело. Его помутневшие глаза словно транслировали мне: «Прошу, останься!».

— Думаю, он не против. — я игриво ощерился и хлопнул белого как мел юнца по плечу. Он не отреагировал. Чтобы привести его в чувство, я наклонился к нему поближе и шепнул: «Это твой шанс». После чего продрался сквозь любителей французской булки и начал искать лестницу на террасу.

Анна потянула Габдулина за руку и ткнула его в заварной крем — уже за моей спиной раздался её заразительный смех...

Я нашёл выход на террасу и поднялся наверх. Чтобы меня никто не побеспокоил, я выбрал угловой столик с самым шикарным видом и уткнулся в меню, сказав официанту, что позову его, как только его услуги мне понадобятся.

Но недолго мне удалось оставаться наедине со своими мыслями — ко мне подсел весьма неожиданный гость. Причём — без проса.

— Ну привет, джин. Как продвигается моё желание?

Я скривился, и мои брови из-под опущенного меню изобразили галочку.

— Нормально. Скоро пообщаешься со своей Дженин, а я вернусь домой...

Алексей схватил меня за руку. Его ладонь была холоднее льда.

— Откуда ты знаешь её имя?

Я одёрнул руку. От кожи Разумовского исходил странный замогильный шёпот. Он буквально давил на мои чувствительные к магии уши.

— Откуда? — тем временем продолжал Алексей, решительно намереваясь добиться от меня ответа.

— Рассказали. — коротко буркнул я и уткнулся в меню.

Разумовский всё это время казался мне неким зажатым мужчинкой, неуверенным и отчего-то очень богатым, но в этот раз его настойчивость поразила даже меня: он просунул руку под меню, отодвинул его и, кривя лицо, спросил:

— А что ещё тебе рассказали?

Я отодвинул треклятое меню и вздохнул.

— Ты портишь мой отдых.

— Разве это отдых? — резонно заметил миллионер. — Пока окружающие веселятся, ты боишься за свою шкуру, оставшуюся в ином мире, и не желаешь лишаться статуса.

— И много ты понимаешь. — на моём лице появился намёк на оскал. — Человек, который всю жизнь прожил под боком у матери в какой-то халупе не знает, что такое вставать по утрам в десятиэтажном дворце и, выходя на балкон, смотреть на многомиллионный город, в унисон кричащий твоё имя.

— Да, не знаю. — не стал спорить Разумовский. — Но зато ты не знаешь, что помимо власти, славы и денег есть нечто большее — то, что движет миром.

— Любовь? — я усмехнулся. — Она так хорошо двигает миром, что он скоро покроется пеплом. Да и кому говорить о бессмысленности денег? Миллионеру?

— Только богач поймёт всю бессмысленность денег.

— Ну так раздай их бедным и больше не будешь страдать от бессмысленности. Правда, тебя на следующий же день доконает голод и холод, но это так — тоже бессмысленность. Как и твоё присутствие в этом мире. На этой террасе. Конкретно — за этим столом.

Мужчина печально улыбнулся и, видимо, потеряв ко мне всякий интерес, устремил взор куда-то вдаль.

«Вежливости ему не занимать — сам подошёл, сам ушёл»

— Я знаю, что скоро ты меня поймёшь. И знаю, что скоро тебе самому придётся столкнуться с выбором.

— Какую провинцию оттяпать у глупых соседей?

— Ну да, в таком духе. — Разумовский еле заметно нахмурился. — Поэтому я должен тебя предупредить: ничего не бери у...

К нашему столу подошёл официант. Он принёс бутыль красного Бургундского.

— От мужчины за шестым столиком.

Мы с Разумовским одновременно повернули головы в сторону шестого стола. За ним сидел Лоренц Гелен, в компании какого-то древнего старика.

— Не может быть... — миллионер изменился в лице. Он не успел сказать больше ни слова, потому как старик, тоже заметивший Разумовского, поманил его за собой.

Алексей встал и, не попрощавшись, изумлённо подсел к старику и пожал ему руку. Дедуля заплакал и, обняв богача, принялся гладить его по затылку.

«И чего только во вселенной не сыщешь...»

Я подозвал официанта и заказал закуску, после чего принялся смотреть на самое замечательное в мире представление — убитого неловкостью человека.

Мой ученик еле переставлял ноги и при каждом удобным случае старался улыбаться во все зубы, в то время как недоумевающая иллюзионистка водила его по всем местным достопримечательностям. Её везде узнавали — похоже, она была в Москве весьма популярной личностью, и подходили здороваться. Юноша же оставался совершенно незамеченным, и при каждой такой встрече даме приходилось представлять его — скукожившегося от своей незначительности, — отдельно. Только тогда ему нехотя, словно из-под палки жали руку, а потом сразу же возвращались к де Вебер — пожелать ей удачного выступления, похвалить её последние иллюзии, за которые Король Великобритании подарил ей колье, и прочее, прочее.

Я слышал весь этот бред, потому что подключил магический слух. И вовсе меня не интересовало, чем они там с моим учеником занимаются. Просто я надеялся, что он не опозорит меня в глазах местного общества.

Возле столика с мастером деревянных поделок к парочке подошёл какой-то молодой человек в маске павлина. Он весьма оригинально представился даме, но де Вебер приняла его, судя по её сконфуженному виду, без особого удовольствия. Также павлин представил двух своих друзей — Дмитрия и Бориса.

— А кто это с вами, моя дорогая? Неужели, надоедливый поклонник, коих у вас целое множество? Давайте я его от вас отгоню...

— Нет нужды. — рассерженная красотка стала между павлином и незадачливым львом. — Он — друг моего клиента. Я показываю мальчику представления.

— Ну так, пусть сам посмотрит. Не маленький уже, — павлин задрал пьяный нос. — Пройдёмте со мной, Анна, я заказал в лоджию кальян на арбузе... А у тебя есть лоджия, сынок?

Шулер стушевался. В