Ночной мороз - Кнут Фалдбаккен

От досады и раздражения он прибавил газу и быстро покатил по травянистой дороге.

А Солум тем временем пытался восстановить эпизоды своей прошлой жизни. Он, конечно же, помнил молодую талантливую Лидию Элисейсен. Даже сейчас его голос ожил, когда он заговорил о ней. Она несколько раз давала концерты в усадьбе Брагенес, у нее был блестящий талант… На тактичный вопрос Валманна хозяин усадьбы признался, что между ними были близкие отношения — это была короткая и бурная связь. Он не видел в этом ничего дурного, ведь он не был женат, а она была красива и страстно отдавалась искусству и жизни… Все, конечно, кончилось, когда он обручился… Но он и не подозревал, что их любовная связь имела «последствия». Если бы она ему призналась… Его голос, бывший только что теплым и жизнерадостным, снова стал глухим и тихим: он бы, конечно, выполнил свой долг. Но судьба… Он повернулся к Валманну, который смотрел вперед на дорогу. Но судьба распорядилась так, что у него не было больше детей.

— А что насчет Гудрун?

— О, Гудрун. Жизнь в усадьбе изменилась с ее появлением. Она была для меня почти дочерью, которой у меня никогда не было.

— Вы знаете, что она играет на рояле?

— Нет, этого она мне никогда не рассказывала.

— Вы знали, что она ждала ребенка?

— Неужели? — Старик снова оживился. — Ну и ну! Какая радость! Мы так давно ждали появления маленьких детей в усадьбе Брагенес! Надо же! И ни слова мне не сказала. Малышка Гудрун так любит преподносить сюрпризы.

— Да, пожалуй. Она — дамочка с сюрпризами, — согласился Валманн, заворачивая во двор усадьбы.

Они нашли Гудрун в спальне главного здания, в кровати бывшего хозяина усадьбы и его супруги. Она была в сознании, но реакции ее были заторможены, глаза бегали, она отвечала неопределенно. После короткой беседы с супругом Валманн отвез ее в пункт «скорой помощи», откуда ее отправили в больницу Хамара, а в коридоре поставили полицейского. В больнице Валманн узнал, что Аниту решили оставить там еще на один день — она неважно себя чувствовала, и у нее обнаружились проблемы со зрением. С травмами головы не шутят, назидательным тоном заявила старшая сестра.

Валманн заглянул к ней на минутку, но не стал рассказывать о последних событиях в деле Хаммерсенгов. Иначе он нарушил бы предписание врача об абсолютном покое. А кроме того, ему самому пришлось бы лишний раз говорить о неприятных вещах.

— Я так хочу домой, к тебе, — жаловалась Анита. — Я хочу, чтобы ты за мной ухаживал!

Валманн понял, что дела с ней хуже, чем он думал. Она раньше никогда не ныла, не хныкала и не жаловалась. И он в общем даже обрадовался такому решению. Ему надо было побыть в одиночестве и разложить все новые факты по полочкам, попытаться продумать возможные связи и разобраться в перспективах.

58

— Мне следовало бы выбросить все письма! — воскликнула Гудрун Бауге и отвернулась от него. Она принадлежала к людям, которые не любили показывать свои чувства. Ей стало намного лучше за сутки, прошедшие с того момента, как она попала в больницу. Валманну разрешили посещение на полчаса, не больше. Старшая сестра оказалась строгой дамой. Пациентка была в состоянии шока, когда поступила в больницу, она потеряла много крови, и лечение продолжалось. Если ей вдруг станет хуже, то беседу придется сразу же прервать.

Однако Гудрун Бауге чувствовала себя отлично. Она сидела на кровати, на ее лице играл румянец, а во взгляде вновь появился нагловатый оттенок. Она ни в чем не раскаивалась, жалела только о своих «промахах», как она назвала их, например с письмами.

Писем было всего три. Два из них пришли по почте. Она обратила внимание на первое письмо из-за почерка — корявого и неровного. На конверте были пятна. Она подумала сначала, что это дурацкая шутка каких-то шалопаев или письмо с просьбой о деньгах от обитающих по соседству хипповатых попрошаек. В хороших вещах недостатка нет, подумала Гудрун Бауге, зато хороших людей явно не хватает. Однако после получения третьего письма, которое было толще предыдущих, ее разобрало любопытство. Ей не пришло в голову, что письма имеют какое-то отношение к парочке, обитающей в деревянном домике. У нее образовалось нечто вроде шапочного знакомства с девушкой из домика — они кивали друг другу при встрече в магазине. Гудрун с любопытством наблюдала за дамочкой и пришла к выводу, что та неробкого десятка. И даже несколько вульгарна. В самом деле, красит волосы все время в разные цвета. На ногтях остатки лака. Такой дамочке не место рядом с ними. Гудрун всегда внимательно следила за тем, кто обитает в лесной хижине. И хотя сдавал ее сам Солум, они с мужем отвечали за порядок. Эти двое были какие-то странные, она сразу это заметила. Не туристы, не сезонные рабочие. Женщина выглядела более общительной, она часто ездила в Хамар. Мужчина почти совсем не показывался. Они жили там до поздней осени. Такого еще никогда не бывало. И кому это вздумалось жить в старой, насквозь продуваемой хижине, когда ночи стали такими длинными и холодными? Этот вопрос Гудрун Бауге задавала себе самой поучительным и даже обиженным тоном. Насчет этих двоих у нее с самого начала было какое-то дурное предчувствие..

Именно тогда-то и пришло последнее письмо. Почерк был тот же самый. Его принесли не по почте. Кто-то подсунул его под дверь главного здания усадьбы, и оно пролежало там несколько дней и так размокло от росы, что расклеилось. А может, его и не заклеили вовсе…

Это-то письмо она прочитала. Оно было от мужчины, жившего в хижине.

Когда она прочитала письмо, то поняла, что если то, что там было написано — правда, то это представляет угрозу ее будущему. Писавший утверждал, что он — сын Рихарда Солума. Он утверждал, что сам не знал этого до недавнего времени. Он много ездил по свету, но теперь вернулся и хотел бы увидеться с отцом. Он назвал имя матери. Гудрун Бауге вспомнила, что слышала это имя в связи с историей, которую рассказывали в округе. Она поняла, что все это может оказаться правдой. А ведь они с мужем как раз собирались сами завести ребенка…

— Будущего хозяина усадьбы… — вставил Валманн, который наконец-то начал понимать, к чему она клонит.

— Ну в общем-то так… — В этот момент лицо ее болезненно исказилось, и Валманн сразу же упрекнул себя в отсутствии чуткости к женщине, только что перенесшей выкидыш.

— Ты, наверное, думаешь, что это воздушные замки, но мы хорошо себя чувствуем в усадьбе, и у нас отличный контакт с Солумом. У него нет наследников. Он, в конце концов, сам это предложил, сказав, что маленький ребенок мог бы обеспечить преемственность в усадьбе. Наш ребенок мог бы стать наследником! — В ее голосе проявились нотки гордости и самоуверенности.

И вот тут-то и возникли в лесной хижине эти бродяги, которые ничего не делают, а только хотят испортить ей жизнь, зачеркнуть будущее ее семьи.

Гудрун Бауге разорвала письмо. И тут же перед ней возникла дилемма: что сделать с двумя первыми письмами? Уничтожить? Ведь Солум за семью горами во Флориде. А что, если эти двое дождутся его возвращения? Что, если этот его сын-оборванец придет к своему отцу и спросит про письма? В каком свете она тогда предстанет? Ведь за почту она отвечала. В таком случае будет легче объяснить отсутствие одного письма, которое просто подсунули под дверь.

— А потом проблема разрешилась сама собой? — Валманн начал понимать логику развития событий.

— Ну в общем-то так… — Ему показалось, что по ее губам пробежало некое подобие улыбки. — Во всяком случае, они исчезли. В один прекрасный день их не стало. Представь себе, как я обрадовалась! Я была уверена, что это авантюристы, в конечном счете, — негодяи, придумавшие всю эту историю, чтобы выжать из старого Солума деньги. А когда они не получили ответа, расстроились и уехали. Такие, как они, все равно никогда не смогли бы вести хозяйство в большой усадьбе, — добавила она и состроила презрительную гримасу.

— А потом вдруг опять появились?

— Я сразу поняла, в чем дело, когда началась эта история с трупом. Они же оба сидели на наркотиках. Очевидно, повздорили, она разозлилась и прибила его. Он ведь был слабак, а она не собиралась всю жизнь провести в лесной хижине. Но конечно, в дело вмешалась полиция и начала выискивать и выспрашивать. А когда вы намекнули на то, что, возможно, имеется связь между этой парочкой в хижине и делом Хаммерсенгов…

— Я?..

— Вы, наверное, оговорились, но я поняла намек, когда вы сказали «другое дело, которое мы расследуем». Ведь других дел не так-то много. И тогда я здорово испугалась, ведь это было то самое имя! Я с ужасом ждала, что полиция до всего докопается, и что тогда подумают про нас? И особенно когда ты сообщил мне радостную новость, что жившая в хижине женщина была беременна. Я чуть с ума не сошла. Я совсем спать перестала. Понимаешь?