Стратегии злых гениев - Валентин Бадрак

Неграмотные и бедные родители, происходившие из крепостных крестьян, не могли обеспечить сыну достойного положения в обществе, но даже тут мать продемонстрировала поразительную для забитой крестьянской женщины дальновидность. Прожившая жизнь в тяжелой нужде и в атмосфере пуританских ценностей, она упрямо подталкивала своего Сосо наверх, куда-нибудь подальше от перспективы зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Несмотря на то, что отец-сапожник в приступах безотчетной ярости пророчил сыну такую же безрадостную судьбу мелкого ремесленника, мать совершила беспрецедентный для женщины грузинского патриархального общества поступок – из любви она пошла наперекор суровому главе семейства. Желая, чтобы сын стал священником и принадлежал к наиболее независимой социальной прослойке общества, Екатерина определила Сосо в училище. Хотя Виссарион потом силой возвратил сына назад, желание матери оказалось неодолимым. Через некоторое время Иосиф опять оказался в училище, где он показал себя смышленым и упорным учеником. В значительной степени хорошая учеба маленького Джугашвили явилась результатом беспрестанного ободрения и поощрения со стороны матери и остро ощущаемого им духа конкуренции.

Крайне важным, если не одним из ключевых моментов становления Иосифа Джугашвили было приобщение к книгам. Хотя предпочтение на первых порах отдавалось грузинским авторам (а потрясение от книги Александра Казбеги привело даже к появлению псевдонима Коба), вскоре он, как и его товарищи по духовной семинарии в Тифлисе, оценил положительную сторону принудительной русификации. Русский язык дал сознанию Иосифа колоссальный объем пищи для размышления, причем на смену русским авторам и переводам популярных европейских писателей вскоре пришла и запрещенная литература, которая, естественно, пользовалась повышенным спросом у молодежи. Поэтому неудивительно, что на смену Руставели, Гоголю, Чехову, Гюго и Теккерею скоро пришли более чем прогрессивные произведения о французской революции и, наконец, труды Дарвина, Маркса и Ленина.

Закономерным кажется и эпилог учебы в семинарии. Джугашвили оставил учебное заведение, как только осознал, какие неожиданные перспективы открывает карьера профессионального революционера. Это абсолютно соответствовало его внутреннему миру и потребностям: организация смут, противодействие режиму, борьба до полного уничтожения противника и возвышение в качестве героического и проницательного вожака. Его подкупала свобода действий в организации нападений, его возбуждал кровавый террор, аргументированный необходимостью достижения равноправия сначала для обитателей отдельно взятого города, страны, а потом всей планеты. Это была удивительная идея, которая могла маскировать все – любые стремления, любую агрессию, любую жестокость. Это был масштаб, ради которого стоило рисковать, вгрызаться в глотки врагов и, если надо, уничтожать соратников. Это было такое поле деятельности, где повсюду распространяется власть инстинктов, которые безраздельно властвуют над разумом и диктуют свои законы. И это, ко всему прочему, был колоссальный, красиво аргументированный маневр: внедряясь в мировую сеть расползающегося марксизма, можно было легко расширить границы своих владений, перейти от маленькой Грузии к большой России. А может быть, выйти на европейский или даже на планетарный уровень влияния. Одно представляется бесспорным: представляя себя героем своего времени, Иосиф Джугашвили мыслил с размахом, масштабно, оперировал исполинскими категориями. Он стремился владеть, причем в своих тщеславных помыслах собирался владеть очень многим, потому твердо решил помалкивать о своих желаниях и планах в среде, где подавляющее большинство было озабочено более насущными задачами.

Путь к власти. Асимметричная война с конкурентами

Приход Иосифа Джугашвили в лагерь революционеров стимулировался как суровой неотвратимостью унизительного социального положения, так и сильными психологическими установками на лидерство. Низкий социальный статус на фоне растущих амбиций и внушенной матерью уверенности в своих талантах был в сознании молодого Джугашвили самым мучительным грузом.

Учеба в духовной семинарии с почти тюремными правилами, жесткими ограничительными рамками, способствовавшими смирению, претила склонной к смуте натуре Сталина. В детстве познавший такие мощные раздражители, как физическая боль, насилие и доминирование в социальное группе, Иосиф Джугашвили уже не мог добровольно отказываться от поиска границ действия этих раздражителей. В семинарии он еще больше, чем в общении с отцом, испытывал чувство ущемленной гордости и самолюбия. Уже в то время его природа противилась уравниванию его с другими человеческими существами, а сама по себе перспектива стать священником противоречила воинственному и настороженному характеру Иосифа. Вообще, семинария стала поводом ко второй после противостояния с отцом сильной фрустрации, на почве которой развилось стремление избавиться от болезненных неуютных ощущений безвыходности и ограниченности в свободе действий.

Поэтому когда в духовной семинарии он услышал о тайно действующих революционно настроенных кружках молодежи, то тотчас примкнул к ним. Первое время участие в этих замаскированных очагах свободы сводилось к отвержению существующего миропорядка и получению знаний об альтернативном развитии общества. Однако с появлением специальных знаний неуклонно возрастало и желание молодых людей принять участие в изменении мироздания, выделиться и занять новые позиции на социальной лестнице. Лидер по натуре, Иосиф Джугашвили тонко уловил, что эта деятельность в силу своих рисков, постоянной опасности и угроз может позволить ему выдвинуться и занять особое место в революционной иерархии. Растущая тревожность горца, затянутого в смирительную рубашку семинариста, требовала разрядки. Ему, с одной стороны, было необходимо поле для геройства и признания, а с другой – его подсознание, как сверхточный локатор, искало удовлетворения щемящего желания вновь почувствовать силу тех раздражителей, которые он вынес из раннего периода формирования своей идентичности. Засевшие глубоко в памяти, эти противоречивые ощущения тайно стремились к выходу наружу, возможному лишь в условиях адекватного восприятия поступков общественным мнением. То есть Иосиф Джугашвили не намеревался идти против социальной среды, установленной морали и законов общества. Он не был готов плыть против течения и стать преступником или даже необоснованным нарушителем общественного спокойствия; его определенно сдерживали и путы строгого воспитания. Но скрытое стремление стать героем и добиться за счет своего героизма невиданного уровня свободы, оправдывающей агрессию и насилие, росло в нем с небывалой силой и становилось заметнее всякий раз, когда борьба за новый миропорядок в виде уничтожения угнетателей получала даже негласную общественную поддержку.