Сон №9 - Дэвид Митчелл

– Вы можете называть это радио-теле-чем-угодно, мой господин, но уж кухонную-то раковину я ни с чем не спутаю, если она передо мной окажется. Ее нужно драить каждый понедельник, иначе…

– Киииииироооооооооук! – Дурноглазый зубоклювый птеродактиль спикировал из-за кромки кратера, норовя сбросить Козла-Сочинителя прямо в раковину.

– Мой господин! – закудахтала госпожа Хохлатка; копыта Козла-Сочинителя заскользили по керамической поверхности.– Мой господин! Я иду! Я спасу вас!

Госпожа Хохлатка бросилась ему наперерез, но Козел-Сочинитель уже исчез в черной дыре. Госпожа Хохлатка, не в силах выйти из своего крутого пике, последовала за ним. Питекантроп смотрел, как птеродактиль заходит на второй круг, готовясь к новой атаке.

– Киииииироооооооооукииираааааааааау!

Питекантроп не боялся ни динозавров, ни кого другого, но мысль, что госпожа Хохлатка окажется лицом к лицу с опасностью в полном одиночестве, заставила его в волнении затрясти головой. Он заскользил вниз по кратеру. Бездонная чернота отдалась глухим стуком.

Я сижу за старинным бюро перед чистым лицом бумаги, и на какое-то мгновение письмо кажется мне идеальным. Фотография моего отца лежит рядом. Как написать письмо настоящему живому частному детективу? «Здравствуйте, вы меня не знаете, но…» – не пойдет. «Здравствуйте, я последний личный помощник Морино и пишу вам с просьбой заменить меня…» – не пойдет. «Здравствуйте, меня зовут Эйдзи Миякэ – вы не так давно следили за мной, чтобы…» – не пойдет. Я решаю написать все просто и кратко. «Прошу Вас выслать копию личного досье Эйдзи Миякэ на п/я 333 «Токио ивнинг мейл». Спасибо». Если сработает, то сработает; если нет, то, что бы я ни написал, все будет равно неубедительно. Снова спускаюсь в сад и сжигаю три черновика – если бы Бунтаро или госпожа Сасаки их нашли, то сказали бы, что я сумасшедший, не говоря уж о том, что безответственный, и, конечно, были бы правы. Писать человеку, который связан с Морино! Но если бы этот человек представлял угрозу, мы бы уже наверняка знали об этом. Он прочесывал мою капсулу по поручению Морино, так что знает, где я живу. Я кладу записку в конверт, пишу на нем адрес и запечатываю. Это – самая легкая часть дела. Теперь нужно выйти отсюда и отправить его.

Низко надвигаю на лоб бейсболку, снимаю ключ с крючка возле двери и обуваюсь. Поднимаю задвижку на воротах и выхожу в реальный мир. Ни скрипа тормозов, ни таинственных машин. Только тихая улочка в спальном районе на пологом склоне холма. Все дома стоят в стороне от дороги, за высокими заборами с автоматическими воротами. На некоторых установлены видеокамеры. Любой из этих домов стоит больше, чем целая деревня на Якусиме. «Может пойти дождь,– говорит погода,– а может и не пойти». Интересно, живет ли Аи Имадзё на такой же улице, с таким же окном в спальне, за такой же изгородью из бирючины. До меня доносится девичий смех – из переулка вылетает подросток на велосипеде, с девчонкой, стоящей на раме заднего колеса.

– Какая дикая история! – повторяет она, смеясь и откидывая волосы.– Дикая!

Склон ведет к оживленной широкой улице со множеством магазинов. Какими странными кажутся эти суета и шум. Каждая машина уверена, что движется во имя какой-то высокой цели. Я чувствую себя привидением, что вернулось туда, где никогда не было особенно счастливо. Прохожу мимо супермаркета, на витрине которого лежат манго и папайи, изящно украшенные лентами. В проходах между рядами детвора играет в фишки. На парковке перед супермаркетом люди, сидя в машинах, смотрят телевизор. Какая-то тетка усаживает беспородного песика в корзину своего велосипеда. Молодая беременная женщина моего возраста идет по улице, держа руки на животе. Строители карабкаются по арматуре, паяльная лампа с шипением извергает пламя, подобное магниевой вспышке. Игровая площадка детского сада: детишки в разноцветных шапочках, у каждой группы – свой цвет, рассыпались по дорожкам в броуновском движении. Зачем все это? А еще меня поражает то, что я невидим. Никто не останавливается и не указывает на меня пальцем; машины не сбиваются в кучу; птицы не падают с неба; никаких: «Эй! Посмотрите! Вот парень, который видел, как гангстеры на прошлой неделе взорвали тридцать с лишним человек!» Может быть, такое чувствуют солдаты, когда возвращаются с войны. Когда сверхнормальные вещи кажутся сверхстранными. На почте полно орущих младенцев и ушедших в себя пенсионеров. Встаю в очередь, рассматриваю плакаты «Их разыскивает полиция» с изображениями общественно опасных личностей – какими те и могут выглядеть после усилий пластического хирурга. «Не пытайтесь самостоятельно задержать этих преступников. Они вооружены и очень опасны». Меня толкают в спину. Кассирша обращается ко мне в третий или в четвертый раз:

– Слушаю вас.

– А, да, я хочу отправить письмо.

Я расплачиваюсь, она подает мне марки и сдачу. Все это правда. То, что произошло со мной в прошлую пятницу, заперто у меня мозгу и не отражается на лице. Лизнув, наклеиваю марки и просовываю конверт в прорезь почтового ящика, не выпуская из рук. Разумно ли я поступаю? Отпускаю письмо; оно падает на дно – шлеп. Хоть что-нибудь из того, что я делал до сих пор, было разумно? Вперед, план «Ж». Заглядываю в глазок видеокамеры. На улице поднялся ветер, воздух потяжелел, ласточки заныривают вниз. Еще одна видеокамера наблюдает за парковкой у супермаркета. И еще одна укреплена на мосту – медитирует на поток автотранспорта. Я спешу обратно.

Вечер брызжет неторопливым дождем. Я сижу на чердаке. В густеющих сумерках белая бумага постепенно поголубела, а сейчас стала почти такой же серой, как чернила. Я смотрю на струйки воды, что стекают по оконному стеклу. Почти слышу, как истомившийся от жажды город со звуком оседающей пены впитывает дождь. На Якусиме дождь – предмет гордости. Дядюшка Патинко говорит, что дождь там идет тридцать пять дней в месяц. А здесь, в Токио, когда в последний раз шел дождь? В тот день, когда я сидел в засаде, и грянула гроза. Я был полнейшим идиотом. Взрыв Морино встряхнул меня, как будильник. Что, если мой отец на самом деле не испытывает никакого желания встречаться со мной? Что, если он тоже член Якудзы? Иногда струйки сливаются в одну, иногда – разделяются. Тогда ему придется самому мне это сказать. Его работа, да и то, как он вообще живет,– не имеет значения. По улице за окном шуршат колеса машин, на которых обычные мужья едут к своим обычным семьям. Одна из машин останавливается прямо перед домом, и мое умиротворение как рукой снимает. Я вглядываюсь в темноту за треугольным окном: это старая, потрепанная «хонда» Бунтаро. А вот и мой спаситель, перепрыгивает через наполненную водой канаву с газетой над головой. Его лысина блестит под дождем.

Я первым съедаю свою порцию лапши и первым завожу разговор о том, что меня волнует:

– Бунтаро, мне нужно поговорить насчет денег.

– Бунтаро вылавливает кусочки тэмпуры.

– Каких денег?

– Точно.

– О квартплате за следующий месяц. Я не знаю, как сказать, но… Мне нечем заплатить. Деньги, что я получил в Уэно, давно кончились. Я знаю, что прошу слишком много, но не мог бы ты взять ее из моего задатка?

Бунтаро хмурится – на меня или на скользкую тэмпуру? Я продолжаю:

– Мне действительно очень стыдно, после всего, что вы с госпожой Сасаки для меня сделали. Но ты должен это знать, так что, если, я не знаю, ну, если ты захочешь, чтобы я ушел, то есть я пойму, правда…

– Я тебя понял! – Бунтаро зажимает креветку своими палочками и осторожно откусывает ей голову.– У моей жены есть идея получше, парень. Она хочет поехать в отпуск до того, как станет слишком беременной и авиакомпании запретят ей летать. Знаешь, мы тут прикинули, когда в последний раз вместе брали недельку отпуска. Угадай, когда? Никогда! Никогда, в прямом смысле. Пока я не стал хозяином «Падающей звезды», у нас вечно не было денег, а потом… ну, видеопрокат никогда не спит. Когда я работаю, она отдыхает; когда она работает, я отдыхаю. И так уже девять лет. Сегодня утром она обзвонила несколько отелей на Окинаве[107] – сейчас межсезонье, много недорогих предложений. Так вот, слушай, что мы тебе предлагаем: ты присмотришь за салоном на следующей неделе, и это пойдет в счет квартплаты за октябрь.

– За весь октябрь?

– Работа не бей лежачего – с десяти утра до полуночи, семь дней. За все вместе получится не очень-то большая сумма. Но зато у тебя будет передышка, чтобы подыскать другое место.

– Вы действительно доверите мне свой салон?

– Никто, похожий на Аль Пачино, о тебе не справлялся. Спрятаться здесь было правильно, но сейчас уже можно вернуться.

– Нет, я хотел сказать, вы доверите мне свой, э-э, бизнес?

– Моя жена тебе доверяет, значит, и я тоже. Кроме того, у меня есть блестящая рекомендация от твоего прежнего работодателя.– Бунтаро начинает ковырять в зубах.– Управлять видеопрокатом – пара пустяков, я за полчаса тебя всему научу. А моя мать будет забегать вечером, чтобы забрать выручку и свести баланс. Ну что? Я могу сказать жене, чтобы она заказывала нам отель в раю?