Стихотворения. Поэмы. Проза - Генрих Гейне

Разбойник и разбойница

Перевод М. Замаховской

Пока лежал я без заботы,С Лаурой нежась, Лис-супругРаботал, не жалея рук, —И утащил мои банкноты.

Пуст мой карман, я полон муки:Ужель мне лгал Лауры взгляд?Ах, «что есть истина?» — ПилатПромолвил, умывая руки.{165}

Жестокий свет тотчас покину —Испорченный, жестокий свет!..Тот, у кого уж денег нет,И так мертвец наполовину.

К вам, чистым душам, сердце радоВ край светлый улететь сейчас:Там все, что нужно, есть у вас,А потому — и красть не надо.

Воспоминание о днях террора в Кревинкеле

Перевод Ю. Тынянова

{166}

«Мы, бургомистр, и наш сенат,Блюдя отечески свой град,Всем верным классам населеньяСим издаем постановленье:

Агенты-чужеземцы сутьТе, кто средь нас хотят раздутьМятеж. Подобных отщепенцевНет среди местных уроженцев.

Не верит в бога этот сброд;А кто от бога отпадет,Тому, конечно, уж недолгоОтпасть и от земного долга.

Покорность — первый из долговДля христиан и для жидов,И запирают пусть поранеЛарьки жиды и христиане.

Случится трем сойтись из нас —Без споров разойтись тотчас.По улицам ходить ночамиМы предлагаем с фонарями.

Кто смел оружие сокрыть —Обязан в ратушу сложитьИ всяких видов снаряженьеДоставить в то же учрежденье.

Кто будет громко рассуждать,Того на месте расстрелять;Кто будет в мимике замечен,Тот будет также изувечен.

Доверьтесь смело посемуВы магистрату своему,Который мудро правит вами;А вы помалкивайте сами».

Аудиенция

Перевод В. Левика

{167}

«Я в Ниле младенцев топить не велю,Как фараоны-злодеи.Я не убийца невинных детей,Не Ирод, тиран Иудеи.

Я, как Христос, люблю детей, —Но жаль, я вижу их редко.Пускай войдут мои детки, — сперваБольшая швабская детка».

Так молвил король. Камергер побежалИ воротился живо;И детка швабская за нимВошла, склонясь учтиво.

Король сказал: «Ты, конечно, шваб, —Тут нечего стыдиться!»«Вы угадали, — ответил шваб, —Мне выпало швабом родиться».

«Не от семи ли ты швабов пошел?» —Спросил король лукаво.«Мне мог один лишь быть отцом,Никак не вся орава!»

«Что, в этом году, — продолжал король, —Удачные в Швабии клецки?»«Спасибо за память, — ответил шваб, —У нас удачные клецки».

«А есть ли великие люди у вас?» —Король промолвил строго.«Великих нет в настоящий момент,Но толстых очень много».

«А много ли Менцелю{168}, — молвил король, —Пощечин новых попало?»«Спасибо за память, — ответил шваб, —А разве старых мало?»

Король сказал: «Ты с виду прост,Однако не глуп на деле».И шваб ответил: «А это бесМеня подменил в колыбели!»

«Шваб должен быть, — сказал король, —Отчизне верным сыном.Скажи мне правду, отчегоТы бродишь по чужбинам?»

Шваб молвил: «Репа да салат —Приевшиеся блюда.Когда б варила мясо мать,Я б не бежал оттуда!»

«Проси о милости», — молвил король.И, пав на колени пред троном,Шваб вскрикнул: «Верните свободу, сир,Германцам угнетенным!{169}

Свободным рожден человек, не рабом!Нельзя калечить природу!О сир, верните права людейНемецкому народу!»

Взволнованный, молча стоял король,Была красивая сцена.Шваб рукавом утирал слезу,Но не вставал с колена.

И молвил король: «Прекрасен твой сон!Прощай — но будь осторожней!Ты, друг мой, лунатик, надо тебеДвух спутников дать понадежней.

Два верных жандарма проводят тебяДо пограничной охраны.Ну, надо трогаться, — скоро парад,Уже гремят барабаны!»

Так трогателен был финалСей трогательной встречи.С тех пор король не впускает детей —Не хочет и слышать их речи.

Эпилог

Перевод В. Левика

Слава греет мертвеца?Враки! Лучше до концаСогревайся теплотойБабы, скотницы простой,Толстогубой девки рыжей,Пахнущей навозной жижей.А захочешь — по-другомуМожешь греться: выпей рому,Закажи глинтвейн иль грог,Чтоб залить мясной пирог, —Хоть за стойкой самой грязной,Средь воров и швали разной,Той, что виселицы ждет,А пока и пьет и жрет,Выбрав мудро жребий лучший,Чем Пелид избрал могучий.Да и тот сказал потом:«Лучше нищим жить, рабом,Чем, уйдя из жизни этой,Править сонмом душ над ЛетойИ героя слыть примером,Что воспет самим Гомером».

ДОПОЛНЕНИЯ

{170}

ЛЮБОВНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

«Сердца людские рвутся…»

Перевод А. Оношкович-Яцыны

Сердца людские рвутся,А звездам смешно бесстрастным;Лепечут и смеютсяОни на небе ясном:

«Да, всей душой друг другаНесчастные люди любят,Томятся от недугаИ жизнь любовью губят.

Мы вечно знать не будемТомительной истомы,Несущей гибель людям, —Со смертью мы не знакомы».

«Сама доброта и скромность сама…»

Перевод А. Голембы

Сама доброта и скромность сама,Она моим ангелом стала;Строчила чудесные письма мне,Цветов и травы не топтала.

Когда же приблизился свадьбы срок,Узнал о том весь околоток,Берта сглупила, родне угодив,Послушав кузин и теток.

Она преступила клятву свою,Что я ей прощаю охотно:Она ведь в супружестве жизнь моюИспортила б бесповоротно!

Ах, все вероломство женское в нейТеперь для меня воплотится!Желаю благополучно я ейОт бремени разрешиться.

В соборе

Перевод М. Замаховской

Каноника дочка меня ввелаВ святого храма приделы.Был рост ее мал, коса светла,Косынка с плеча слетела.

Я осмотрел за два грошаГробницы, кресты и свечи.Мне стало жарко — чуть дыша,Смотрел я на Эльсбет плечи.

Разглядывал я со всех сторонСвятых, что храм украшали.Там — аллилуйя! — на стеклах оконРаздетые дамы плясали.

Каноника дочка рядом со мнойСтояла в церковном притворе.Глаза у нее — как фиалки весной,И все я прочел в их взоре.

Каноника дочка меня увела,Покинул я храма приделы.Был рот ее мал, а кожа светла,Косынка с груди слетела.

Холодные сердца

Перевод А. Линдегрена

{171}

Как тебя в картонном царствеВ блеске зрительного залаЯ увидел, ты Джессику,Дочь Шейлока, представляла.

Чист был голос твой холодный,Лоб такой холодный, чистый,Ты сияла, точно глетчер,В красоте своей лучистой.

И еврей лишился дочки,Ты нашла в крещеном мужа…Бедный Шейлок! А Лоренцо —За него я плачу вчуже!

Повстречались мы вторично;Вспыхнув страстию великой,Стал твоим я дон Лоренцо,Стала ты моей Джессикой.

Как меня вино пьянило,Так тебя — любви проказы,И лобзал твои я очи,Эти хладные алмазы.

Тут я начал бредить браком,Точно вдруг рехнулся разом,Или близость донны КларыЗаморозила мне разум?

После свадьбы очутилсяЯ в Сибири. Что же это?Холоднее снежной степиЛоже брачное поэта.

Я лежал так одинокоВ этих льдах, я мерз все хуже,И мои продрогли песниВ честь любви — от страшной стужи.

К пылкой груди прижимаюЯ подушку — с снегом льдину:Купидон стучит зубами,А жена воротит спину.

«Что за роскошь, соразмерность…»