Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

Хлопком в ладоши он вызвал слуг.

Подошли дворецкий и два мавританских раба в зеленых тюрбанах, на чье попечение передал герцог посетителя в маске. Однако Джованни не желал их услуг. Он не собирался ни есть, ни пить. Ненависть помогла ему запастись терпением на два долгих часа ожидания, пока его глупая жертва наслаждалась ужином.

Наконец, незадолго до полуночи, все покинули виллу — герцог, его брат Чезаре, их кузен Монреале, многочисленные слуги и свита. Они возвращались в Рим верхом, все Борджиа были очень веселы. Рядом с ними шагал человек в маске.

Когда подъехали к Рионе де Понте, где их пути должны были разойтись, напротив дворца кардинала вице-канцлера герцог Гандийский натянул поводья. Он объявил, что дальше не поедет, оставил при себе одного слугу и попросил родных возвратиться в Ватикан и ждать его там.

В ответ донесся смех Чезаре, и кавалькада двинулась к папскому дворцу. Герцог обернулся к человеку в маске, предложил ему сесть на круп его лошади, и, когда тот сел, они медленно двинулись по направлению к Гиудекке, сопровождаемые идущим рядом единственным слугой Борджиа.

Как предложил Джованни, они направились не к парадному входу здания, а по узкой аллее к садовой калитке. Здесь спешились, бросив поводья слуге и наказав ему ждать. Джованни вынул ключ, открыл калитку и провел герцога в глубину темного сада. Каменная лестница вела к крытой галерее на антресолях, и Джованни, соблюдая осторожность, повел герцога по ней. Затем он достал другой ключ и открыл им дверь лоджии, ведущей к прихожей мадонны Антонии. Он придержал дверь для герцога, который, узрев впереди кромешную тьму, впал в некоторую нерешительность.

— Входите, сказал Джованни. — Ступайте тихо. Мадонна ждет вас.

Забыв об осторожности, ничего не подозревающий герцог вошел в комнату и очутился в западне.

Джованни вошел следом за ним, закрыл дверь и запер ее. Герцог, стоявший в непроглядной тьме с бьющимся от волнения сердцем, внезапно почувствовал, как его заключают в объятия, однако вовсе не такие приятные, как он ожидал. Сильные мужские руки обхватили его, мускулистая нога обвилась, как змея, вокруг ноги. Падая под тяжестью тела своего невидимого противника, герцог услышал громкий крик:

— Синьор Мирандола! Ко мне! Помогите! Воры!

Внезапно открылась дверь. Мрак рассеялся, и скрученный по рукам и ногам герцог увидел лицо девушки, чья влекущая красота заставила его пойти на это рискованное приключение, смертельной опасности которого он все еще не сознавал. Однако, взглянув на лицо мужчины, боровшегося с ним и прижавшего его к полу, он наконец начал понимать или, по крайней мере, догадываться, что произошло. Ведь это лицо, уже не прикрытое маской, обрамленное пышными золотистыми волосами и искаженное невыразимой ненавистью, было лицом Джованни Сфорца, властителя Пезаро, которого так страшно опозорило его семейство. Джованни Сфорца произносил сейчас ему свой приговор:

— Из-за тебя и твоих родственников я превратился в посмешище. Ты и сам насмехался надо мной. Иди же смеяться в ад!

В руке Джованни сверкнул клинок. Герцог поднял руку, чтобы прикрыть грудь, но лезвие пронзило ее. Он издал крик, полный ужаса и боли. В смехе Джованни слышались нотки ненависти и торжества. Убийца ударил снова, на этот раз в плечо.

Пронзительный крик Антонии разнесся по всему дому. Затем раздался громкий ликующий голос Джованни:

— Пико! Пико! Синьор Мирандола! Присмотрите за дочерью!

Раздались шаги и голоса, зажглись огни, осветившие комнату, и, словно в тумане, сгустившемся перед его глазами, первенец дома Борджиа увидел бегущих мужчин, полуодетых, с оружием в руках. Однако для него уже не имело значения, что было у них на уме — убийство или спасение. Было слишком поздно. Десять раз клинок Джованни пронзал герцога, но тот сопротивлялся, и убийца, вынужденный крепко держать свою жертву, никак не мог поразить ее прямо в сердце. Поэтому, когда начали собираться люди, Джованни перерезал герцогу горло, завершив начатое.

Он поднялся, весь в крови. Вид его был настолько страшен, что Пико подбежал к Джованни, подумав, уж не ранен ли он. Но Джованни рассмеялся, и Пико успокоился. Кинжалом, с которого капала кровь, мститель указал на распростертое тело.

— Это его кровь — грязная кровь Борджиа!

Услышав это имя, Пико вздрогнул, и на лицах сопровождавших его слуг появилось выражение ужаса. Граф посмотрел на залитое кровью тело герцога, лежащего теперь так спокойно; невидящий взор остекленевших глаз был устремлен на украшенный фресками потолок, а сам герцог выглядел и роскошно, и жалко в своем расшитом золотом камзоле из белого атласа, с бриллиантовым поясом, на котором висели перчатки, кошелек и сверкающий самоцветами кинжал, бесполезный теперь.

— Герцог Гандийский? — воскликнул граф. — Как он здесь оказался?

— Как?

Джованни показал окровавленной рукой на открытую дверь комнаты Антонии.

— Вот что было приманкой, мой господин. Выйдя подышать воздухом, я увидел, как он крался сюда, и принял его за вора, каковым он и был. Но только вором, крадущим честь. Достойный отпрыск своего семейства. Я последовал за ним, и вот он лежит здесь.

— Бог мой! — воскликнул Пико. Потом хрипло спросил: — А Антония?

Джованни резко ответил:

— Она все видела, но ничего не поняла.

И добавил уже другим тоном:

— А теперь, Пико, поднимайте весь город. Пусть все знают, что герцог Гандийский умер смертью вора. Я хочу, чтобы все видели, каково оно, отродье Борджиа.

— Вы сошли с ума? — воскликнул Пико. — Думаете, я подставлю свою шею под нож?

— Вы поймали его здесь ночью, и у вас было полное право убить его.

Пико окинул лицо Джованни долгим пытливым взглядом. Действительно, все рассказанное им как будто полностью согласовалось с недавними событиями и жалобами Антонии. Но Пико знал о вражде между Сфорца и Борджиа, и ему показалось подозрительным то обстоятельство, что Джованни оказался способен во всеоружии встретить «вора» и защитить честь дома Мирандолы. Однако он не стал задавать никаких вопросов. Он был убежден, что любое событие надо принимать как должное и благодарить судьбу. Ну, а что касается предложения Джованни объявить Риму, что он осуществил свое право убить этого Тарквиния, то Мирандола не собирался следовать ему.

— Что сделано, то сделано, — многозначительно сказал он.

— Удовлетворимся этим. Однако теперь нужно замести все следы.

— Вы будете хранить молчание? — воскликнул Джованни, явно разочарованный.

— Я не дурак, — ответил Пико.

— А эти ваши люди?

— Это мои верные друзья, которые помогут вам уничтожить все улики.

И он удалился, призывая дочь, отсутствие которой беспокоило его. Не получив ответа, Пико вошел к ней в комнату и увидел ее лежащей в обмороке на кровати. Ужасная сцена, свидетельницей которой стала девушка, сказалась слишком тяжелой для нее.

Сопровождаемый тремя слугами, тащившими тело, Джованни осторожно прошел через сад. Возле калитки он оставил слуг ждать, сказав, что пойдет посмотреть, нет ли кого на берегу. Затем открыл калитку и тихо подозвал пажа:

— Подойди ко мне!

Паж тут же вынырнул из темноты и предстал перед ним. Джованни молниеносно вонзил свой кинжал в грудь юноши. Он сожалел, что вынужден так поступить, но избежать этого было невозможно, а наш герой, истинный представитель своей эпохи, никогда не стремился уйти от судьбы. Оставить слугу в живых значило бы уже на следующее утро попасть в руки папской стражи.

Паж с глухим стоном упал и затих. Джованни оттащил его в сторону, к стене, туда, где другие слуги не могли его увидеть, и, позвав их, приказал следовать за собой дальше.

Выйдя из сада, слуги увидели Джованни сидящим на прекрасном белом коне, том самом, на котором герцог Гандийский ехал навстречу своей смерти.

— Положите его на круп, — приказал Сфорца слугам.

Они повиновались. Процессия двинулась по тропинке к реке. Один слуга шел позади, следя за тем, чтобы тело не соскользнуло с крупа коня, другой впереди, оглядывая окрестности. У входа в аллею Джованни натянул поводья и остановился, чтобы шедший впереди слуга мог подняться на берег реки и осмотреться.

Слуга никого не заметил. Но один человек их все же видел. Это был Джорджио, торговец лесом, который лежал в своей пришвартованной к берегу лодке. Через три дня он донес обо всем, чему стал свидетелем. Он рассказал, как увидел человека, вышедшего из аллеи и озиравшегося по сторонам; как этот человек исчез, а затем снова появился, но уже вместе с каким-то всадником с ношей и еще двумя людьми; как они сняли тело с крупа коня и под возгласы «раз-два!» сбросили его в реку; как всадник спросил этих людей, далеко ли они бросили тело, и попадет ли оно на середину русла; как они ответили: «Да, синьор». Когда же торговца спросили, почему он не сразу сообщил об увиденном, он объяснил, что не усмотрел в случившемся ничего примечательного, поскольку за свою жизнь видел больше сотни трупов, сброшенных ночами в Тибр.