Восьмой грех - Ванденберг Филипп

Гонзага оцепенел. Он хотел было что-то сказать, но у него ничего не получилось. Кардинал с силой сжал зубы, чувствуя, что не может пошевелить челюстью. Если бы он мог говорить, то наверняка бы сказал: «Это не мой секретарь Соффичи. Но я знаю этого человека. Мне неизвестно, как его зовут и где он живет, но я запомнил его по ожогу на лице. Мы с ним встречались в самолете, когда летели из Франкфурта в Милан. Он предложил мне невероятную сделку — сто тысяч долларов за крошечный кусочек материи, не больше почтовой марки. Но потом…»

— Вы узнаете этого человека? — голос доктора Вебера смешал мысли Гонзаги.

Кардинал испугался.

— Знаю ли я этого человека? Нет. Это не мой секретарь. Мне жаль, что не смог вам помочь.

Ответ кардинала показался доктору несколько странным. После паузы Гонзага спросил:

— А как умер этот несчастный?

Патолог с привычной холодностью (ведь он каждый день имел дело со смертью) объяснил:

— Направленный удар в шею ребром ладони. Быстрая смерть. Место смерти и место обнаружения трупа не совпадают.

— Ну, такие подробности меня не интересуют! — Холодности в голосе Гонзаги было не меньше, чем у патолога.

Глава 41

Как и у большинства римлян, у Катерины Лимы не было гаража. Ей несказанно повезло, когда она нашла место для парковки на Виа Паскара, где она жила. В большинстве случаев ей приходилось оставлять машину за два-три квартала от дома. Иногда Катерина даже забывала, где она за день до этого оставила свой маленький «ниссан». Так было и в эту пятницу, когда она запланировала большую программу.

То, что Мальберг отстранился от нее, очень угнетало Катерину. Ситуация была крайне запутанная. У Лукаса, казалось, окончательно сдали нервы. Страдая от мании преследования, он стал озлобленным и подозрительным. Несмотря на это, девушка решила не сдаваться.

Уже много дней Катерина плохо спала по ночам, у нее пропал аппетит. Ее мысли вертелись только вокруг одной темы. К счастью, в редакции «Guardiano» ей дали новое задание, которое требовало много времени для поиска необходимого материала.

Уже смеркалось, когда Катерина обнаружила свою машину на боковой улочке. В руках у журналистки был букет белых лилий и записка с адресом синьоры Феллини, которую Лукас так небрежно бросил на пол. Бывшая консьержка была, очевидно, единственным человеком, который мог хоть что-нибудь рассказать о связи Марлены Аммер с высокопоставленными мужами из Ватикана. Катерина так и не поняла, знает ли Паоло какие-то подробности или нет. Ясно было одно: ее брат знает больше, чем она и Мальберг.

Катерина не сомневалась, что их с Лукасом совместное будущее зависит от того, раскроют ли они причины смерти синьоры Аммер. В противном случае между ними так и будет стоять Марлена.

В силу своей профессии Катерина умела заставить человека говорить и поэтому заранее разработала конкретный план. Она должна вести себя правильно. Синьора Феллини не знала ее, зато Катерина знала синьору. Это преимущество нельзя было недооценивать. К тому же девушке удалось выяснить некоторые факты, которые не вязались с новым образом жизни бывшей консьержки. Конечно, Катерина не собиралась обнародовать источник информации и сообщать синьоре, что она сестра Паоло. По мнению журналистки, так было лучше, ибо Феллини наверняка будет чувствовать себя неуверенно, а неуверенные люди, убаюканные спокойствием, охотнее начинают говорить.

Погруженная в свои мысли, Катерина направила «ниссан» в северную часть города, вверх по течению Тибра, к Лунготевере Марцио, в один из лучших районов города. Ни для кого не было секретом, что некоторые доходные дома, принадлежащие якобы крупной буржуазии, находились во владении Ватикана. Именно сюда и переехала синьора Феллини из своей комнаты консьержки на Виа Гора.

«Неплохой обмен», — думала Катерина, рассматривая роскошные здания на другой стороне улицы. Отсюда, вероятно, открывался чудесный вид на реку и противоположный берег, а также Энгельсбург.

Три ступени вели к помпезному порталу. С левой стороны, за стеклянным тонированным диском величиной с ладонь, помещалась видеокамера. Под ней было пять кнопок с цифрами I, II, III, IV и V. Тот, кто здесь жил, вероятно, не придавал значения именам.

Конечно, Катерина могла позвонить: в записке Паоло был точно указан адрес Феллини: Лунготевере Марцио, 3-II. Но тогда бы она услышала лишь щелчок в громкоговорителе. В лучшем случае — угрюмое «pronto». Но как только Катерина сообщила бы о цели своего визита, разговор тут же прекратился бы, так и не начавшись. Поэтому Катерина предпочла подождать, пока кто-нибудь из жильцов не войдет в дом или не выйдет из него.

Долго ждать не пришлось. У подъезда остановилось такси, из которого вышел пожилой мужчина приличного вида.

— Вам к кому? — вежливо поинтересовался он, когда Катерина выжидательно посмотрела на него.

— К синьоре Феллини, — честно ответила девушка.

— Я такой не знаю. Здесь не живет синьора Феллини. Видимо, вы ошиблись домом, синьорина. Это номер три!

— Да, номер три, я знаю. Я не ошиблась домом. Синьора живет здесь с недавнего времени.

— Как, вы сказали, ее зовут?

— Синьора Феллини, второй этаж!

Пожилой мужчина смерил Катерину долгим взглядом, в котором определенно читалось недоверие. Но когда девушка дружелюбно улыбнулась ему, он достал ключ и, открыв дверь, спросил:

— А вы уже позвонили?

— Нет, я хочу удивить синьору Феллини. — Катерина помахала букетом цветов.

— Ну тогда проходите, — сказал пожилой мужчина и распахнул входную дверь. — Половину пути нам предстоит преодолеть вместе, я живу на четвертом этаже.

Стены парадного были обложены зеленым мрамором, лифт, находящийся посередине, излучал богатство и ухоженность. Его двери из красного дерева и полированного стекла открылись почти бесшумно.

— После вас, — сказал мужчина, пропуская Катерину вперед. Потом он нажал кнопку II и кнопку IV и, взглянув на букет, поинтересовался: — Особый повод?

Катерина покачала головой:

— Нет, без особого повода. Просто так.

Лифт мягко остановился на втором этаже. Катерина учтиво попрощалась с пожилым мужчиной. Лифт поехал дальше.

Из-за двустворчатой двери доносилась громкая музыка, что не очень соответствовало тому благосостоянию, которое царило в этом доме. Катерина напрасно искала табличку с именем: в стене был утопленный звонок — и больше ничего.

Катерина позвонила.

Громкая музыка внезапно прекратилась. Девушка слышала, как кто-то ходил в глубине квартиры. Наконец она различила приближающиеся шаги. Дверь приоткрылась.

— Синьора Феллини? — спросила Катерина, хотя она уже давно знала, как выглядит бывшая консьержка. На хозяйке была розовая комбинация и безбожно дорогие туфли на высоком каблуке из «Prada». Между пальцев правой руки у нее торчала сигарета, женщина немного покачивалась. Она, без сомнения, была пьяна.

— Что вам надо? — спросила она охрипшим голосом и перевела взгляд на букет.

— Я хочу передать вам цветы, — ответила Катерина. — Они от господина Гонзаги.

Не успела Катерина произнести последнее слово, как дверь захлопнулась у нее перед носом. Свою встречу с Феллини журналистка представляла по-другому. Теперь же она чувствовала себя пристыженной. На такую реакцию она явно не рассчитывала и сердилась на себя. Она уже хотела развернуться и уйти, как дверь снова открылась.

— Проходите, — сказала синьора Феллини, успевшая за это время накинуть купальный халат.

Катерина была так ошеломлена, что поначалу стояла как вкопанная. Только когда Феллини, прищурив глаза, приглашающе кивнула, Катерина последовала за ней.

— Вы должны меня понять, — сразу затараторила синьора, пока они шли через темную прихожую, — я здесь недавно, а вокруг столько слухов об ограблениях. Становишься недоверчивым.

— Да, осторожность никогда не помешает, — с пониманием ответила Катерина, — хотя, признаться, я никогда бы не подумала, что меня можно принять за грабителя.