Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости - Генри Райдер Хаггард

она не стала этого делать. Спокойно прислуживала Лео, проявляя смирение, которое разительно отличалось от ее обычной надменности, обращалась к нему с видимым уважением и не отходила от него ни на шаг. Его любопытство, как и мое в свое время, естественно, было возбуждено этой таинственной женщиной, особенно хотелось ему видеть ее лицо; не вдаваясь в подробности, я заверил его, что оно не менее прекрасно, чем ее фигура и голос. Одного этого достаточно, чтобы заинтриговать воображение любого молодого человека, и, если бы последствия перенесенной болезни не продолжали сказываться на его самочувствии и если бы он не беспокоился так сильно за Устане, о чьей любви и бесстрашной преданности говорил в самых трогательных выражениях, не сомневаюсь, что он пошел бы навстречу ее желаниям и полюбил бы уже тогда. Но при сложившихся обстоятельствах он не чувствовал ничего, кроме непреодолимого любопытства и такого же, как и я, страха; хотя Айша даже не намекала ему о своем необыкновенном возрасте, он, вполне понятно, отождествлял ее с той женщиной, о которой говорилось в надписи на черепке. В конце концов его настойчивые расспросы загнали меня в угол: на третье утро, когда он одевался, я вынужден был отослать его к самой Айше, с чистой совестью сказав ему, что не знаю, где находится Устане. После того как Лео плотно позавтракал, мы отправились в покои Айши, куда по ее велению нам был всегда открыт вход.

Она, как обычно, восседала в помещении, которое, за неимением более точного слова, мы называли «будуаром», и, как только дверные шторы были раздвинуты, поднялась с дивана и направилась с протянутыми руками приветствовать нас, вернее, Лео, ибо я, как нетрудно догадаться, оказался теперь на заднем плане. Признаюсь, я наблюдал с восхищением, как она скользит навстречу рослому молодому англичанину в его сером фланелевом костюме; тут я должен сказать, что, несмотря на значительную примесь греческой крови и золотой цвет волос, Лео выглядит типичным англичанином. Свою замечательную красоту он, по-видимому, унаследовал от матери, на чей портрет он так похож, но в нем нет ничего от щуплых и слащаво-угодливых современных греков. Я уже говорил, что он очень высок и широк в груди, но, в отличие от многих крупных людей, отнюдь не страдает неуклюжестью; гордая посадка головы, энергичное выражение лица вполне оправдывают прозвище Лев, которое дали ему амахаггеры.

— Добро пожаловать, мой иноземный господин, — произнесла она шелковисто-мягким голосом. — Я очень рада видеть тебя на ногах. Поверь, не спаси я тебя в самый последний миг, ты никогда бы уже не стоял на ногах. Но опасность миновала, и уж это моя забота, — ее слова зазвучали с необычайной многозначительностью, — чтобы она больше не возвратилась.

Лео поклонился и, призвав на помощь все свое знание арабского языка, поблагодарил ее за доброту и участие по отношению к незнакомцу.

— Я не могла допустить, чтобы мир лишился такого человека, — тихо ответила она. — Красота — редчайшее сокровище в этом мире. Я счастлива, что ты пришел, и не стоит меня благодарить.

— Гм, старик, — сказал мне Лео по-английски, — леди — сама любезность. Кажется, нам сильно повезло. Надеюсь, ты тут не терял времени зря. Какие у нее дивные руки, просто чудо!

Я толкнул его в ребро, чтобы он замолчал, ибо заметил любопытный блеск в глазах Айши.

— Надеюсь, — продолжала она, — мои слуги заботливо за тобой ухаживали; если в этом скромном месте и есть какие-либо удобства, они все тебе предоставлены. Нет ли у тебя просьб ко мне?

— Есть одна, — поспешил сказать Лео, — я хотел бы знать, где находится молодая девушка, которая меня выхаживала.

— А, девушка, — сказала Айша, — я ее видела. Но где она, я не знаю. Она сказала, что хочет уйти, и ушла. Может быть, она возвратится, может быть, и нет. Ходить за больными очень утомительно, а эти дикие женщины — такие ветреницы.

Лео выслушал ее с мрачным, встревоженным видом.

— Очень странно, — сказал он мне по-английски и, обращаясь к Айше, добавил: — Ничего не понимаю. Мы были привязаны друг к другу, я и эта девушка.

Айша рассмеялась тихим, очень мелодичным смехом и сменила разговор.

Глава XIX.

ПРИВЕДИТЕ ЧЕРНУЮ КОЗУ!

Дальнейшая беседа была такой несвязной, что почти не сохранилась в моей памяти. То ли не желая открывать свои истинные мысли и намерения, то ли по другой причине, Айша говорила без обычной свободы. Она сообщила Лео, что этим вечером будет устроен танец для нашего развлечения. Я был очень изумлен, ибо полагал, что амахаггеры — слишком угрюмый народ, чтобы предаваться легкомысленным забавам, но, как потом выяснилось, их танцы имеют мало общего с пышными празднествами, устраиваемыми в других странах, диких или цивилизованных. Мы уже собирались удалиться, но тут Айша предложила показать Лео достопримечательности пещеры, он охотно согласился, и мы все, включая Джоба и Билали, отправились их осматривать. Не стану повторять большую часть уже описанного. Хотя усыпальницы — вся гора состояла из них, как из сотов[42], — и различались размерами и формой, их содержание было почти всегда одинаковым. Затем мы осмотрели пирамиду из костей, которая снилась мне накануне ночью; оттуда по длинному коридору мы отправились в одну из тех общих гробниц, где хоронили бедных граждан имперского Кора. Их тела сохранились не так хорошо, как тела богачей. Многие даже не были прикрыты саванами, и укладывали их по пятьсот— тысяче в одной большой гробнице, а иногда даже наваливали грудами — так валяются павшие на поле сражения.

Нечего и говорить, что Лео был очень заинтересован этим невиданным потрясающим зрелищем, которое сильно будоражило его воображение. Бедный Джоб, однако, не проявил подобного энтузиазма. После всего, что он перенес в этой варварской стране, его нервы были в сильном расстройстве и, как нетрудно догадаться, он с трудом выдерживал вид такого множества останков людей, чьи голоса навсегда растворились в вечном безмолвии гробниц, тем более что их тела были в превосходной сохранности. Не утешили его и слова старого Билали, который, видя его сильное волнение, сказал, что он напрасно боится мертвецов, ибо недалек час, когда он и сам присоединится к их сонмищу.

— Нашел чем утешить, сэр! — воскликнул Джоб, когда я перевел ему эту реплику. — Но чего и ждать от старого дикаря-людоеда? Хотя, конечно, он и говорит сущую правду, — со вздохом