Поэзия и проза Древнего Востока - Сборник

Последнее сражение богов с Улликумми

[..]Эа Тасмису стал так говорить:«С сыном моим уходи,Передо мной не вставай!Стала душа моя злою.Мертвых я видел своими глазами на Темной Земле,Праху подобны они[…]»[…] Эа к Тасмису начал так говорить опять:«Я поразил его, Улликумми,Теперь вы идите и поразите его.Больше уже, как меч, он не сможет стоять».Тасмису начал тогда веселиться в душе,Трижды он прокричал,Вверх к небесам он взлетел,Боги услышали все.Бог Грозы, царь Куммии отважный, услышал.К месту собрания боги пришли,В ярости на УлликуммиБоги ревели тогда, как быки.

Бог Грозы в колесницу, как [птица], влетел,С громовыми раскатами к морю понесся,И сразился тогда бог Грозы с Кункунуцци[…][396]

Из цикла «О царствовании на небесах»[397]

Прежде, в минувшие годы,Был Алалу[398] на небе царем.Алалу сидел на престоле,И даже бог Ану могучий,Что прочих богов превосходит,Склоняясь у ног его низко,Стоял перед ним, словно кравчий,И чашу держал для питья.

И девять веков[399] миновало,Как царствовал в небе Алалу.Когда же настал век десятый,Стал Ану сражаться с Алалу,И он победил его, Ану.Алалу бежал от негоВ далекую Темную Землю.[400]Он вниз убежал от него —В далекую Темную Землю.И Ану сидел на престоле.Сидел на престоле он, Ану,И даже Кумарби могучий,Склоняясь у ног его низко,Стоял перед ним, словно стольник,Еду ему он подавал.

И девять веков миновало,Как царствовал на небе Ану.Когда же настал век десятый,Стал с Ану сражаться Кумарби.Кумарби, потомок Алалу,[401]Стал на небе с Ану сражаться.Тот взгляда Кумарби не вынес,[402]Но он ускользнул от него,Он, Ану, бежал от Кумарби,Как птица, взлетая на небо.Кумарби, его настигая,Схватил его за ноги крепко,Вниз с неба он Ану стащил,И он укусил его в ногу,Откусил его силу мужскую,И стала, как бронза, литьемОна у Кумарби во чреве.Когда проглотил он, Кумарби,Всю силу мужскую врага,Он радостно захохотал.Но Ану, к нему повернувшись,Сказал ему речи такие:«Ты радуешься, проглотивВсю силу мужскую мою.Но радуешься ты напрасно.Я тяжесть в тебе оставляю:Во-первых, теперь ты чреват[403]Отважнейшим богом Грозы.Чреват ты теперь, во-вторых,Рекою безудержной — Тигром,[404]И, в-третьих, теперь ты чреватОтважнейшим богом Тасмису.Родятся три бога могучих,Как тяжесть, в тебе их оставлю.Теперь ты беременен ими.Тебе остается разбиться:Ударься теперь головоюО горы, о скалы, о камни![…][405]»

Из Молитвы Мурсилиса во время чумы[406]

[…]Бог Грозы города Хаттусаса,[407] господин мой, и вы, боги, господа мои, так все совершается: люди грешат. И отец мой согрешил: он нарушил слово бога Грозы города Хаттусаса, господина моего. А я ни в чем не согрешил. Но так все совершается: грех отца переходит на сына. И на меня грех отца моего перешел. Но этот грех я признал воистину перед богом Грозы города Хаттусаса, моим господином, и перед богами, моими господами: это именно так, мы это совершили.[408] Но после того, как я признал грех моего отца как свой грех, да смягчится душа бога Грозы, моего господина, и богов, моих господ. Будьте теперь ко мне благосклонны и отошлите чуму прочь из страны хеттов! И те немногие жрецы,[409] приносящие в жертву хлеб, и жрецы, совершающие жертвенные возлияния, что еще остались в живых, пусть у меня больше не умирают! Видите, из-за чумы я совершаю молитву богу Грозы, господину моему; услышь меня, бог Грозы города Хаттусаса, господин мой, и меня оставь в живых!.. Птица возвращается в клетку, и клетка спасает ей жизнь. Или если рабу почему-либо становится тяжело, он к хозяину своему обращается с мольбой. И хозяин его услышит его и будет к нему благосклонен: то, что было ему тяжело, хозяин делает легким. Или же если раб совершит какой-либо проступок,[410] но проступок этот перед хозяином своим признает, то тогда что с ним хочет хозяин сделать, то пусть и сделает. Но после того, как он перед хозяином проступок свой признает, душа хозяина его смягчится, и хозяин этого раба не накажет. Я же признал грех отца моего как свой грех; это истинно так. Я совершил это[…]

Изображение Конфуция по рисунку художника У Дао-цзы (VIII в.).

Эстампаж со средневековой стелы.

Литература Древнего Китая

Вступительная статья и составление Б. Рифтина

Литература в Китае, как и в других странах древнего мира, родилась отнюдь не как чисто эстетическое явление, а как непременная составная часть практической деятельности. Самыми ранними письменными текстами на китайском языке были гадательные надписи, выцарапанные каким-либо острым орудием на черепашьем панцире или лопаточной кости барана. Желая узнать, например, будет ли удачной охота, правитель приказывал нанести свой вопрос на панцирь и потом положить панцирь на огонь. Специальный гадатель истолковывал «ответ божества» в соответствии с характером трещин, появившихся от огня. Впоследствии материалом для надписей стала служить бронза на огромных ритуальных сосудах по поручению древних царей делались дарственные или иные надписи. С начала I тыс. до н. э. китайцы стали использовать для письма бамбуковые планки. На каждой такой дощечке помещалось примерно по сорок иероглифов (слов). Планки нанизывали на веревку и соединяли в связки. Легко представить себе, какими громоздкими и неудобными были первые китайские книги. Каждая, по нашим понятиям, даже небольшая книга занимала несколько возов.

В III в. до н. э. китайцы стали применять для письма шелк. Дороговизна этого материала привела в начале нашей эры к изобретению бумаги, в результате чего и появилась возможность широкого распространения письменного слова.

Утилитарно-практическое отношение к письменному слову зафиксировано и в термине, которым сами древние китайцы обозначали понятие «словесность» — «вэнь» (первоначально — рисунок, орнамент). Считается, что иероглиф «вэнь» представляет собой пиктограмму — изображение человека с татуировкой. Уже ко времени Конфуция, то есть к VI в. до н. э., «вэнь» стало обозначением письменного слова и соответственно наследия древних мудрецов, оставленного в их сочинениях. По словам академика В. М. Алексеева, у конфуцианцев «вэнь» считалось «…лучшим словом, сообщающим нас с идеей абсолютной правды». Эта нерасчлененность конфуцианской учености и древней науки — искусства слова — сохранялась на протяжении всего периода древности (по начало III в. н. э.). Синкретическое понимание словесности как всей суммы письменных памятников обнаруживается и у одного из первых китайских историков и библиографов Бань Гу (32–92 гг. н. э.). Составляя официальную «Историю династии Хань», он отвел в ней место и специальному «Описанию искусств [По древнекитайским представлениям, в это понятие включались: знание обрядов, музыка, стрельба из лука, управление колесницей, каллиграфия и искусство счета] и словесности», в котором перечислил пятьсот девяносто шесть сочинений, расклассифицировав их по разделам: канонические книги, произведения философов, стихи — ши и поэмы — фу, трактаты по военной науке, сочинения по астрологии и медицинские книги. В каждом разделе были свои мелкие рубрики, а также краткие примечания составителя, характеризующие особенности группы сочинений. Библиография Бань Гу дает нам возможность сказать, какие типы произведений письменности существовали в древнем Китае и как представляли себе тогдашние китайцы состав своей словесности, и помогает представить себе, какой процент древних сочинений до нас не дошел.

Поскольку при Бань Гу конфуцианство уже было провозглашено официальной государственной идеологией, то совершенно естественно, что первое место в своем перечне древний историограф отводит сочинениям конфуцианского канона: «Книге перемен» — «Ицзину» и продолжающим ее древним гадательным натурфилософским текстам, «Книге истории» — «Щуцзину» и соответственно ее толкованиям, «Книге песен» — «Щицзину», в которую будто бы сам Конфуций включил триста пять песен древних царств (современные ученые датируют эти произведения XI–VII вв. до н. э.); сочинениям, регулирующим обряды (во главе с «Книгой ритуала» — «Лицзи») и музыку («Записки о музыке» — «Юэцзи»), знаменитой летописи царства Лу «Весны и Осени» — «Чуньцю», создание или редактирование которой приписывается также Конфуцию, и всевозможным ее толкованиям, «Беседам и суждениям» — «Луньюй» — записям высказываний Конфуция, по-видимому, сделанным его учениками.