Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Юлия Славачевская

Я зашипела.

Демон окинул подчеркнуто внимательным взглядом Ника, который отложил затертое до дыр письмо и опять закопался в работу, как раб на галерах. Аластор перевел бестрепетный взор на меня, поникшую под тяжестью переживаний.

– Только вот лифты у вас будут разные… У него – вниз, а у тебя вообще… в режиме ожидания. – Штатный соблазнитель зазывно причмокнул губами. – А ведь все так просто уладить… только один росчерк пера. Перо, кстати, есть…

Перо действительно было. Мое. Никос его подобрал в больнице и с тех пор по непонятным причинам носил в золотом медальоне вместе с моей фотографией.

– Убью! – твердо пообещала я. – Жестоко! С расчленением!

– Не-а, – поддразнил меня противник. – Тогда тебе вообще хана! Рехнешься с тоски. Поговорить не с кем, пар спустить, покусаться…

– Козел! – фыркнула я от бессилия.

– Казидис! – парировал он.

Мы грозно позыркали друг на друга и заткнулись.

«…Пожалуйста, не делай плохих поступков…»

Никос и не делал. Он вообще ничего, кроме работы, в последнее время не делал. Жил как бездушный автомат. Робот.

После выписки Ник будто потерял всякий вкус к жизни. Работа, работа, работа! Еще иногда сидел в кабинете и часами читал затертое до дыр письмо. И так с раннего утра до позднего вечера. Работа – письмо. Письмо – работа! Письмо – работа – работа – работа – письмо! Зашибись, какое разнообразие!

Развлекался он. Буквы знакомые искал. Почерком любовался. Пропускал между пальцами бумагу. Нюхал. Меня костерил.

Когда он меня как отсутствующую вот так ругмя ругал – я икала. Весело, аж до слез!

– Ты – дура! – снова открыл рот демон. – Набитая. – С жирным намеком: – Могла бы сейчас с ним на Канарах жариться!

– Такой дьявольски жаркий отдых не для меня, я быстро сгораю! – мрачно буркнула я.

– Подпиши, а, будь плохой девочкой? – в который раз заканючил Аластор, умоляюще протягивая ручку. Шут гороховый! – Сделай всем хорошо!

– Если только у тебя под хвостом раскаленной кочергой! – блеснула я манерами. – Сделаю тебе приятно и буду жить дальше с чистой совестью и удовлетворенной душой!

– И спать в пустой постели! – не обиделся демон. Поначалу пыхтел и обижался. Теперь – нет. А что вы думаете – закалился в сражениях!

«…И постарайся пересмотреть свои взгляды на жизнь!»

– Нет чтобы прямо написать – бросай выкобениваться, парнишка! Насилие, половая неумеренность и суицид до добра не доводят! – хмыкнул демон, запивая сентенцию экзотической сливовой водкой и закусывая пирожками с грибами и капустой. – Любите вы, ангелы, иносказания и недоговоренности!

– Не твое дело, рогатый! – огрызнулась я. – Что хочу, то и пишу! Мужу пишу, не кому-нибудь! Наше внутрисемейное дело!

– Вы посмотрите на нее! Я рогатый?! Я?!! – возмутился настырный мракобес. – Рогатой скоро станешь ты! – заверил меня Аластор, почесывая под мышкой. Сначала он хотел почесать в другом месте, но под моим тяжелым взглядом передумал и решил сохранить адское достояние в неприкосновенности.

– Уверен? – прищурилась я, нервно складывая и раскладывая крылья. – Я не подпишу!

– Конечно, – пожал плечами искуситель. – Как ты думаешь, сколько он будет страдать, пока не найдет тебе замену? Неделю? Месяц? Полгода? Год?..

Хороший вопрос… и крайне болезненный. Монахом Никос явно никогда не будет, а вот смогу ли смириться с другой женщиной в его жизни? На что я себя обрекла?!

– Не твое дело! – надулась я, слезая со стола и заходя за спину мужу. Там я себя чувствовала более уверенно.

– Как раз МОЕ, – широко улыбнулся демон. – Потому что дело моей чести – провести эту сделку. И я буду ловить тебя и его за штаны, аки сторожевой пес, цепляться за самые малейшие слабости, использовать любые возможности и нажимать на самые крошечные рычаги!

– Не те ли, что ты скрываешь под халатом? – фыркнула я, грубостью скрывая сильнейшую сердечную боль.

Впрочем, рогатик не обиделся. Он понятливо усмехнулся и скрестил копытца:

– Хочу заполучить тебя любой ценой, звезда моя!

– А морда напополам не треснет?! Давай начнем со звездочек из глаз! – вполне миролюбиво предложила я, приготавливаясь к ежедневной разминке, которой обычно заканчивались наши пикировки.

Это наше словесное па-де-де может длиться бесконечно долго. Если я не могу успокоить мужа, то хотя бы могу попытаться упокоить одного навязчивого демона! Дайте мне хоть что-нибудь!

Демон вскочил, встряхнулся, живо поменял халат на боксерские трусы и майку, и мы немного поспарринговали. Побегали друг за другом, помахали ногами и руками, размяли крылья…

Мне это было просто жизненно необходимо, потому что Никос как раз дочитал до строк: «…Люблю тебя всей душой, твоя Джул!» – и уронил голову на скрещенные руки.

– Никос! – Размашистыми шагами в кабинет зашел Йоргос. – Прекрати киснуть! Я уезжаю в аэропорт встречать родственников. Надеюсь, ты помнишь, что завтра моя свадьба и ты мой шафер?

Казидис повернул голову в его сторону.

– Конечно, дружище, – спокойно ответил мужчина. – Я с удовольствием сдам тебя с рук на руки жене, и ты прекратишь доводить меня своими придирками и оставишь в покое.

– Если считать придирками тот факт, что я заставляю тебя хоть немного есть и спать, – то не надейся! – заверил его Георгиос. – После моей свадьбы тобой займется тетушка Димитра! И уж ей ты не будешь по двадцать раз на день прокладывать маршрут из нескольких букв!

– Не трогай маму! – предупредил Никос. – Ей и так досталось!

– А тебе? – спросил Йоргос, присаживаясь на краешек стола. – Сколько уже можно скорбеть по этой… женщине? Она тебя изводила, дважды бросила, предала, пыталась разорить…

– А еще она меня любит, – тихо прервал поток обвинений в мой адрес Никос.

– Ты уверен?! – Синие глаза Георгиоса потемнели, на челюсти загуляли желваки. Он захотел было проехаться по исчезнувшей миссис Казидис опять, уже развернутым текстом, но, увидев зарождающееся бешенство шефа, передумал.

– Ты уверен в Рыжей? – ответил вопросом на вопрос Ник.

Йоргос посмотрел на него долгим взглядом.

Но когда муж хотел, он умел быть настойчивым:

– Уверен?

– Как в самом себе! – отрапортовал эсбэшник, расплываясь в улыбке. – Потрясающая женщина! Я был бы идиотом, если бы позволил себе ее потерять… – Пауза. – Извини, Ник…

– Почему ты мне тогда отказываешь в том же самом? – гневно поинтересовался Казидис. С надрывом: – Я чувствую – Джул где-то рядом и есть какое-то разумное объяснение происходящему!

– Угу, – не смог промолчать Йоргос. Этот гад прямо-таки сочился издевательским неверием.

Демон поднял вверх два больших пальца в жесте «одобряю!». Я жестоко пнула его ногой.

– Блажен, кто верует! – мрачно заявил родственник, не желая встревать в дальнейшие дискуссии накануне такого знаменательного события, как торжественное принесение в жертву своей личной свободы на алтарь семейного счастья.

Вид у Йоргоса все еще оставлял желать лучшего: следы пыток после слез ангела и хирургического вмешательства сгладились, но далеко не все – некоторые пальцы по-прежнему зияли жуткими шрамами-провалами вырванных ногтей; на лице после происшествия добавилось свежих шрамов; а в шевелюре – снежно-белых пятен седины. Йоргос прихрамывал до сих пор, и движения пальцев левой руки были временами довольно скованными. А правую руку только недавно сняли с лангеты.

Тем не менее изнутри деверь изменился до неузнаваемости. Его лоб разгладился, глаза сияли, а на губах время от времени проскакивало что-то предваряющее искреннюю дружескую ухмылку, пусть пока оформившуюся не до конца и оттого – кривоватую и неуверенную, но зато без привычного яда цинизма и холодного скепсиса.

Господи, сделай так, чтобы этот дуралей вопреки всему был счастлив! Пусть им с Рыжей повезет!

– Верую! – словно солнце в просвет туч, улыбнулся Никос. – Я верю, что мы будем вместе! Мы уже вместе, навсегда.

Можно я пойду долбанусь лбом об стену и сделаю вид, что мне больно от этого?

Демон уже просто истекал крокодиловыми слезами и громко сморкался в клетчатый платок. Еще немного – и начнет кататься по ковру от хохота.

– Ты хоть и ангел, а дура дурой! – весело ухмыляясь, заявил он мне. – Хоть завтра в церкви не оплошай! А то потом принесу второй экземпляр договора и буду зачитывать его тебе вслух три раза в день! Из принципа!

– Отстань! Сгинь, нечистый, – отмахнулась я. И застыла. Боже, он прав! Конечно! В ЦЕРКВИ!

Впрочем, доживем до завтра и проверим…

Глава 36

Совесть – не вампир! Осиновый кол ей не поможет.

Возле Свято-Николаевского кафедрального собора, главного православного храма Нью-Йорка, расположенного в Манхэттене на Пятнадцатой улице, было не протолкнуться.

Чтобы проводить в «последний путь» дорогого родственника и боевого товарища – причем в обоих случаях относительно и жениха и невесты это было отнюдь не преувеличением, – собрались американские и греческие друзья, родственники и сослуживцы. Оба лагеря недолго присматривались друг к другу и вскоре тесно между собой перемешались.