Выйти из боя - Юрий Валин

17.15. Наша линия обороны удерживается двумя батальонами 7-й бригады, сборными частями и остатками 25-й стрелковой дивизии и 79-й бригады на рубеже: высота 113,2 — Английское кладбище — безымянная высота севернее хутора Дергачи — Троицкая балка. Непрерывные авиаудары немцев. Принято решение на сокращение линии фронта.

У поворота на поселок Омегу Катя удачно запрыгнула в кузов какой-то бешеной полуторки. Упираясь каблуками в одни ящики, каской в другие, сержант отдела «К» смотрела в дымное небо. Там почти сплошной чередой проносились немецкие самолеты. Одни шли к бухтам, другие, уже опустевшие, торопились вернуться на аэродром. Казалось, полуторка несется едва ли медленнее «лаптежников». Ящик с гранатами норовил запрыгнуть девушке на живот. Так Катю в жизни еще не трясло. У города машина свернула к передовой. Катя забарабанила по кабине, заорала в высунувшуюся конопатую физиономию:

— Притормози на секунду!

Изумленный водила вроде бы притормозил. Катя спрыгнула, ядром влетела в кусты акации. Ошеломленно помотала башкой в каске. Разрывы в переулке мигом привели в чувство. Самое время пробежаться.

Улицы в развалинах, дым горящих домов. Запах расщепленных деревьев, едкой, ни на что не похожей, сладковатой и удушливой гари тола. Катя механически падала при близких разрывах, вскакивала, пыталась поймать ритм движения. Нет, это хорошо, когда утречком с Цуциком по лесной дорожке бежишь. В постели темп тоже неплох, — там товарищ Мезина любила собственный ритм устанавливать. Партнеры обычно не возражали. Далековато это все. Нет, сучья нация эти фашисты. Еще Вагнера любят. Может, у Вагнера нет ритма?

Лежа у развалин сарая и вжимаясь каской в колоду, Катя пыталась вспомнить. Совершенно точно ходили вместе с Ричардом на «Золото Рейна». Свой брючный костюм помнила. А музыку? Хрен его знает. А ведь покойный муж специально билеты брал, — знал слабость жены к разным мифологическим сюжетам. Нет, не вспомнить этих нибелунгов и их дурацкое кольцо. Вот белое калифорнийское вино помнилось. Попить бы.

Общее направление Катя выдерживала. Как выразился однажды Сан Саныч, «по товарищу сержанту можно компас калибровать». У спуска к бульвару девушку попробовал перехватить измотанный майор. Его бойцы пытались завести полуторку. Катя уклонилась, перепрыгнула через поваленный столб и нырнула во двор. Потом, возле горящей школы, девушке что-то кричали тащившие «сорокапятку». Катя лишь махнула рукой и скатилась, порвав комбинезон, с насыпи.

Вдребезги разнесенная водокачка. Пустые окопы. Окраина.

Впереди, судя по всему, из двухэтажного дома, короткими очередями бил пулемет. Ему отвечали — слышно было, как пули стучат по фронтону. Сыпались осколки старенькой лепнины. Левее двухэтажного дома горели какие-то халупы, корчились, треща ветвями, яблони.

Так, припрыгала. Разбитая улочка сворачивала, уходила в лощину. Впереди, метров через сто, тянулась траншея, торчали бревна разбитого прямым попаданием дзота. Очевидно, там, в траншее, никого не было. Стрельба шла только из двухэтажного дома. Отвечали по нему из-за изгиба улочки и из садика, притулившегося на склоне. Выходит, из траншеи наших выбили, и они зацепились за домик. Передовая группа немцев прощупывает сопротивление, сейчас наведет артиллерию и… Хотя для артиллерийской поддержки слишком близко.

Катя залегла на гребне узенькой низинки, тропинка перебегала дальше, взбиралась к улочке. Немцы запросто попрут низом, выйдут во фланг пулеметчикам. Должно быть, наши это понимают. Отойдут скоро.

Нехорошо. Надо думать, вот он — Обрезной переулок. Дальше все равно уже ничего нет. Зады домов неплохо просматриваются — садики изрядно проредило. Но номера домов, понятно, не разглядишь. Да и смысл какой? Наверняка Константин Сергеевич, пусть и старый мухомор, убрался от греха подальше. Вообще, идиотская идея была — бежать и проверять.

В низинке показались несколько немцев. Перебегали осторожно, задирая головы.

Ладно, вот пугнем фрицев и сваливаем. Катя принялась скручивать с гранаты колпачок.

Пугнули, и весьма круто. Из-за кустов, подпустив немцев шагов на пятьдесят, резанул пулемет. Очередь уложила двух фрицев, остальные кинулись удирать, но особенно расползтись им было некуда. Пулемет давал жару, да еще Катина граната хлопнулась вниз, секанула осколками. Уцелевшие немцы уползали за поворот низины. Пулемет умолк. Катя оползла кусты сирени — у «максима» возились двое. Торчала задница с брезентовой кобурой «нагана».

— Эй, товарищи, это Обрезной переулок?

Бойцы обернулись. Старший, заросший седой щетиной, оскалился:

— Охренела, девка?

Тот, что помоложе, кавказец в гимнастерке с разодранным воротом, хватая коробки с лентами, прохрипел:

— Э-э, дэвушка, что здесь дэлаешь? Уходи быстрэй!

— Тикаем, — старший дернул пулемет.

Пригибаясь, побежали вдоль гребня. Сзади хлопнуло негромким взрывом, свистнули осколки. Бойцы и Катя попадали на землю.

— Вот гадюка, — пробормотал старший боец. — И минуты не дал.

Снова хлопнул разрыв. 50-миллиметровый миномет клал мины кучно, вплотную к кустам, из-за которых только что бил пулемет.

Катя забрала две коробки с лентами. Бойцы волокли пулемет. Старший прохрипел:

— Здесь пока встанем. Гриша, разворачивай.

Катя, отдуваясь, пробормотала:

— А если по нашей стороне полезут?

— Встретим. Там еще в сараях кто-то из наших сидит. Поддержит с фланга. Ты давай вали отсюда. Нашла где бегать.

— Щас дальше побегу. Так это Обрезной переулок? Мне нужен номер четвертый…

— Да ты ошалела? Нам откуда знать? Ты что, телеграммы разносишь?

— Номэрация от цэнтра, — заметил жгучий Гриша, пытаясь заглянуть под каску девушки. — Ты откуда будэшь, э?

— Посыльная — связная из штаба ГКО, — Катя глянула на лежащего чуть дальше по гребню убитого бойца. — Ваш?

— Наш. Говорю же, тот собачий миномет нам житья не дает. Тикай отсюда. С кем здесь связываться? Мы последние.

Катя кивнула и поползла к трупу. Автомат, подсумок с запасным диском, заодно отцепила с пояса лимонку. Немец продолжал аккуратно забрасывать минами кусты сирени. Осколки взвизгивали вроде бы в вышине, но подниматься совершенно не хотелось. Катя отползла обратно к пулемету.

— Ты чего это, воевать собралась? — удивился старший пулеметчик. — Брось, мы сейчас отходить будем.

— Так я мигом, — Катя спешно проверила диски. Один был почти пустой. Пришлось оставить. — Туда, на улочку, немцы просочились?

— Нет пока. Наши их прижимают, — пулеметчик кивнул в сторону двухэтажного дома. — Ты куда?

— Да я щас… — Катя скатилась в низинку. Пулеметчики что-то закричали вслед, но девушка уже ползла, энергично работая локтями и коленями.

Благополучно выбралась наверх, протиснулась сквозь забор и мальвы. Дворик крошечный, над крышей посвистывают пули. Из двухэтажного дома снова начал крыть пулемет по дальнему концу переулка. Катя, повесив «ППШ» на шею, проломила ногой заборчик между дворами. Никого, понятно, нет, только курица, выглянувшая из разбитого курятника, с кудахтаньем скрылась в своей цитадели. Экое разумное пернатое. Низенькая дверь в дом была заперта. На ступеньке валялось пестрое, истоптанное одеяло. Катя на четвереньках приблизилась к калитке. Улица простреливалась с обеих сторон. Прижимаясь к столбу забора, сержант дотянулась до почтового ящика. Вот гадюка — крепко привязанный проволокой ящик поддаваться не хотел. Вжимая голову в плечи и слушая отвратительный свист пуль, Катя ящик все-таки отодрала. Облезлая надпись — Обрезной, 8.

Здорово.

Перебравшись еще через два заборчика, Катя заподозрила, что попала точно по адресу. Под навесом громоздилась целая коллекция ржавых шестеренок, стояли тиски — по виду времен еще Первой обороны города. Над тисками на двух бечевках зачем-то висела огромная линза в латунной оправе. Сортир тоже вызывал уважение — над крышей, крытой ржавым металлом, покачивался покосившийся флюгер, и крутилась еще какая-то штуковина смутного метеорологического назначения. Катя глянула на дверь дома — там красовался огромный навесной замок. Наверное, тоже из музея.

Все правильно. Человек с образованием под пулями и минами сидеть не станет. Здесь только курицы да сержанты отдела «К» имеют глупость находиться. Хотя курице эвакуироваться некуда. Разве что в котелок какой-нибудь. Глянем в погребе, как рекомендовал гений, который, оказывается, вовсе и не гений, и «тикаем-сваливаем».

Ушки на дверях погреба были, а замок отсутствовал. Дверь круглая, толстая. Дно от бочки, что ли, приспособили? У Кати промелькнула совершенно неуместная мысль: «Жил-был в норе под землей хоббит».

Девушка аккуратно стукнула прикладом автомата в дверь.