И будет день - Ранджит Дхармакирти

Бандусена с особым ударением произнес слова «мое положение» и «с достаточной ответственностью», чтобы Викрамасекара почувствовал, с кем он разговаривает.

— Итак, вы пригласили меня, чтобы поговорить о моем продвижении по службе. — Викрамасекара снова опустился на стул.

— Я познакомился с вашим личным делом, — начал Бандусена, барабаня пальцами по столу и искоса поглядывая на своего собеседника, — и убедился, что вы собственными руками губите свою карьеру.

— Да, что касается меня лично, то мое материальное положение действительно могло бы быть лучше, — согласился Викрамасекара и тут же добавил: — Но в своем будущем я уверен.

— Именно ваши личные дела я и имею в виду, — значительно произнес Бандусена и с некоторым облегчением откинулся на спинку кресла — похоже, что ему удалось заинтересовать Викрамасекару.

Затем Бандусена отеческим тоном поведал Викрамасекаре, как он, будучи студентом университета, тоже участвовал в политической борьбе, как, убедившись в том, что это ничего, кроме лишних хлопот и больших огорчений, не приносит, занялся своей карьерой и добился видного положения. А затем пообещал, что если Викрамасекара оставит пост секретаря профсоюза, то получит хорошую должность в департаменте.

— Да… — задумчиво протянул Викрамасекара. — Если бы все те, кто в университетах разделяли марксистские взгляды, заняв высокие посты, действовали в соответствии со своими прежними убеждениями, Цейлон давно бы был социалистической страной.

Бандусену передернуло — смысл сказанного не оставлял никаких сомнений. Бандусена некоторое время молчал, а когда снова заговорил, в голосе у него звучали железные нотки.

— Чушь это и обман. В таких странах, как Цейлон, где глубокие корни пустила буддистская культура, социализм невозможен. Поэтому выбросьте из головы эту ерунду и хотя бы впредь будьте разумнее.

— Я не верю в то, что вы говорите, — возразил Викрамасекара. — Какая бы культура ни была в стране, люди хотят жить по-человечески. Моя судьба неотделима от судьбы простых людей, а о собственной карьере я не думаю.

Викрамасекара встал со стула и, уже взявшись за ручку двери, добавил с едва уловимой иронией:

— Благодарю, сэр, за откровенную беседу.

Сейчас голос Викрамасекары — наверное, он взял мегафон — доносился даже до конференц-зала. Было слышно, как его речь время от времени прерывается негодующими или приветственными возгласами бастующих. Бандусена проворно заработал щеткой, но мысли, которые никак нельзя было назвать приятными, назойливо лезли в голову: разве не из эгоизма и корыстолюбия он постарался забыть свои прежние убеждения и отойти от политической борьбы? Став помощником комиссара, первое время он еще чувствовал укоры совести. Но, пожалуй, поездка в Лондон окончательно превратила его в нынешнего Бандусену. Дух стяжательства, охвативший его там, навсегда вытравил в его душе какие-либо сожаления о выбранном пути. За время пребывания в Лондоне он ни разу не удосужился сходить в музей или театр, а каждый вечер мыл посуду в ресторане, чтобы заработать несколько лишних фунтов и накопить денег на покупку автомобиля. Единственное развлечение, которое он себе изредка позволял, были встречи с определенного рода женщинами. Правда, в Лондоне Бандусена научился бегло говорить по-английски и усвоил привычку пожимать плечами, как заправский англичанин.

Снизу донесся яростный взрыв возгласов. Бандусена отставил щетку и подошел к окну. Бастующие заполнили всю улицу. Все так же над их рядами колыхались транспаранты, взлетали вверх гневно сжатые кулаки. «Словно река, вышедшая из берегов», — подумал Бандусена. Он перевел взгляд на берег океана, где волны с шумом разбивались о прибрежные камни. Они заливали пляж бывшего английского губернатора около маяка. Бандусена снова посмотрел на толпу перед зданием департамента, и вдруг как молния его пронзило сомнение: «А какой смысл в жизни, что я веду? Не слишком ли дорогую цену заплатил я за то, что получил взамен?» На какое-то мгновение в нем проснулись смелость и жажда справедливости, которые отличали его в далекой молодости, и ему захотелось сбежать вниз и влиться в ряды бастующих. Но эти чувства владели им только короткое мгновение. В следующий же миг Бандусена с раздражением и страхом прислушался к призывам, доносившимся снизу: «Вперед! Мы не откажемся от классовой борьбы! Долой насилие и несправедливость!» Эти слова, нестерпимо больно ударяя в барабанные перепонки, казалось, заставляли содрогаться все вокруг. И вдруг Бандусене почудилось, будто под зданием, до четвертого этажа которого его подняла судьба, разверзлась пропасть и он вместе со своими расчетами и махинациями вот-вот канет в зияющую пустоту. Это чувство было настолько реальным и острым, что Бандусена судорожно вцепился в подоконник.

РАБОТА

«Настоящим сообщаем вам, что вы должны явиться на работу завтра». Когда Ратнапала, раскрыв дрожащими от волнения руками телеграмму, прочел эту фразу, его захлестнула волна безграничной радости. «Мама! Мамочка!» — закричал он и бросился в дом. Не найдя матери в кухне, он снова позвал ее и наконец увидел, что мать моет за кухней посуду. Ратнапала в два прыжка подскочил к ней и выпалил:

— Мама! Я получил работу!

Мать выронила из рук щетку, которой терла кастрюлю, и подняла глаза на сына. Ее лицо, изборожденное глубокими морщинами, с ввалившимися щеками, осветилось счастливой улыбкой. Она сполоснула руки, вытерла их о подол, и, когда выпрямилась и снова посмотрела на сына, в глазах ее блестели слезы. Ратнапала и сам почувствовал, как у него дрогнул подбородок, а перед глазами поплыли радужные круги.

— Слава богу!

Голос матери дрожал. Она прижала голову Ратнапалы к своей груди, словно он был маленьким ребенком. Ее шершавые ладони легонько гладили сына по волосам, а он думал, что наконец у него появилась возможность что-то сделать для матери, хоть чем-то отплатить за ее безмерную заботу и любовь.

— А где ты будешь работать, сынок? — спустя некоторое время спросила мать. — В государственном учреждении?

— Нет, мама. Я буду работать в большой компании, куда я ходил на собеседование на прошлой неделе.

— Ну, хоть что-нибудь, сынок. А то я вся извелась, глядя, как ты целыми днями лежишь на кровати и терзаешься, что не можешь найти работу. Честно скажу, боялась я, сын, как бы ты не пошел по кривой дорожке.

На следующий день рано утром Ратнапала стоял у трехэтажного здания на улице Бэли в Питакотуве, где помещалась компания «Дауд и Хэбтулла». Едва он переступил порог здания, как к нему подошел служащий, вероятно рассыльный, и вежливо спросил:

— Вы господин Ратнапала?

— Да.

— Наш хозяин сказал, что вы сегодня впервые выходите на работу, и велел встретить вас внизу. Идемте, господин. Хозяин уже у себя в кабинете. Я его шофер. Вон там стоит машина нашего хозяина. — И провожатый показал Ратнапале блестевшую лаком машину