Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов

30 апреля 1918

«Парки бабье лепетанье…»

Парки бабье лепетаньеЖутко в чуткой тишине…Что оно пророчит мне —Горечь? милость? испытанье?Темных звуков нарастаньеСмысла грозного полно.Чу! жужжит веретено,Вьет кудель седая пряха…Скоро ль нить мою с размахаЕй обрезать суждено!

Спящей ночи трепетаньеСлуху внятно… Вся в огне,Бредит ночь в тревожном сне.Иль ей грезится свиданье,С лаской острой, как страданье,С мукой пьяной, как вино?Все, чего мне не дано!Ветви в томности трепещут,Звуки страстным светом блещут,Жгут в реке лучами дно.

Ночь! зачем глухой истомойТы тревожишь мой покой?Я давно сжился с тоской.Как бродяга в край искомый,Я вошел в наш мир знакомый,Память бедствий сохрани.В шумах суетного дняЯ брожу, с холодным взглядом,И со мной играет рядомЖизни мышья беготня.

Я иду в толпе, ведомыйЧьей-то гибельной рукой, —Как же в плотный круг мирскойВходит призрак невесомый?Знаю: как сухой соломойТоржествует вихрь огня,Так, сжигая и казня,Вспыхнет в думах жажда страсти…Ночь! ты спишь! но чарой властиЧто тревожишь ты меня!

1918

Томные грезы

(вариация)

Томно спали грезы;Дали темны были;Сказки тени, розы,В ласке лени, стыли.

Сказки лени спали;Розы были темны;Стыли грезы дали,В ласке лени, томны.

Стыли дали сказки;Были розы-тениТомны, темны… В ласкеСпали грезы лени.

В ласке стыли розы;Тени, темны, спали…Были томны дали, —Сказки лени, грезы!

Тени розы, томны,Стали… Сказки были,В ласке, — грезы! СтылиДали лени, темны.

Спали грезы лени…Стыли дали, тени…Темны, томны, в ласке,Были розы сказки!

1918

«Ночное небо даль ревниво сжало…»

Ночное небо даль ревниво сжало,Но разубрался в звездах небосклон.Что днем влекло, томило, угрожало,Слилось меж теней в монотонный сон.

Иные ночи помню. Страсти жалоВздох исторгало трепетный, как стон;Восторг любви язвил, как сталь кинжала,И был, как ночь, глубок и светел он!

О почему бесцветно-тусклы ночи?Мир постарел, мои ль устали очи?Я онемел, иль мир, все спевший, нем?

Для каждого свои есть в жизни луны,Мы, в свой черед, все обрываем струныНа наших лирах и молчим затем.

1918

Сонет

Отточенный булат — луч рдяного заката!Твоя игрушка, Рок, — прозрачный серп луны!Но иногда в клинок — из серебра и златаСудьба вливает яд: пленительные сны!

Чудесен женский взгляд — в час грез и аромата,Когда покой глубок. Чудесен сон весны!Но он порой жесток — и мы им пленены:За ним таится ад — навеки, без возврата.

Прекрасен нежный зов — под ропот нежный струй,Есть в сочетаньи слов — как будто поцелуй,Залог предвечных числ — влечет творить поэта!

Но и певучий стих — твой раб всегдашний, Страсть,Порой в словах своих — певец находит власть:Скрывает тайный смысл — в полустихах сонета.

1918

Октавы

Вот я опять поставлен на эстраде

Как аппарат для выделки стихов.

Как тяжкий груз, влачится в прошлом сзади

Бессчетный ряд мной сочиненных строф.

Что ж, как звено к звену, я в длинном ряде

Прибавить строфы новые готов.

А речь моя привычная лукаво

Сама собой слагается октавой.

Но чуть стихи раздались в тишине,Я чувствую, в душе растет отвага.Ведь рифмы и слова подвластны мне,Как духи элементов — зову мага.В земле, в воде, в эфире и в огнеОн заклинает их волшебной шпагой.Так, круг магический замкнув, и яЗову слова из бездн небытия.

Сюда, слова! Слетайтесь к кругу темы.Она, быть может, не совсем нова.Любовь не раз изображали все мы,Исчерпав все возможные слова.Но я люблю не — новые проблемы!Узор тем ярче, чем бледней канва.Благодарю тот парадокс, которыйМне подсказал затейные узоры.

И вот во мгле, лучом озарена,Встает картина: девушка пониклаНад милым маленьким письмом; онаВ него вникать за эти дни привыкла.Сидит задумчива, бледна, грустна,Пред ней проходят все виденья циклаЕе скорбей — и первый поцелуй,Во тьме ветвей, как говор близких струй.

И первый вечер жгучей страстной встречи,Тот страшный час, где двое лишь одно,Когда бессвязны и безумны речиИ души словно падают на дно.Упали вольно волоса на плечи,И хочется, чтоб стало вдруг темно,И нет стыда, а только трепет счастьяВпервые познанного сладострастья.

Потом — письмо, и этот поздний час,Когда она сидит одна в томленьи,Давно известен и не нов рассказ!Но вдумайтесь в жестокое значеньеПривычных образов, знакомых фраз!Жизнь каждого — одни и те же звенья.Но то, что просто в ряде слов звучит,В действительности жизнь, как яд, мертвит.

Что просто — странно! — этого заветаНе забывайте! он — жестоко прав!Мне ж пусть концом послужит правда эта!Составил я покорно шесть октав,Теперь седьмая — мной почти допета,Я, эту форму старую избрав,Сказал, что по канве узоры вышью,И нитку рву на узелок двустишью!

<1918>

«В тихом блеске дремлет леска…»

В тихом блеске дремлет леска;Всплеск воды — как милый смех;Где-то рядом, где-то близкоСвищет дрозд про нас самих.Вечер свеж — живая ласка!Ветра — сладостен размах!Сколько света! сколько лоска!Нежны травы, мягок мох…Над рекой — девичья блузка,Взлет стрекоз и ярких мух…

Волшебство — весь мир окрестный;Шелест речки, солнца свет…Запах, сладко-барбарисный,Веет, нежит и язвит.Шепчет запад, ярко-красный,Речи ласки, старый сват,Кроя пруд зелено-росный,Словно храм лазури свод,И лишь ветер нежно-грустныйЗнает: тени нас зовут.

1918

После сенокоса

Цветы подкошенные,Рядами брошенные,Свой аромат,Изнемогающие,В лучах сгорающие,Дыша, струят.

С зенита падающий,Паля, не радующий,Нисходит зной,Рожден бездонностямиНад утомленностямиТоски земной.

Вздох ветра веющего,Вдали немеющего,Порой скользит,И роща липовая,Печально всхлипывая,Листвой шумит.

Да птицы взвизгивающие,Сноп искр разбрызгивающие,Взрезают гладь…Цветы отпраздновали!Не сна бессвязного лиТеперь им ждать?

Зима придвинулася…Уже раскинуласяТоска вокруг…И ночь застенчивая,Борьбу увенчивая,Покроет луг.

1918

Светоч мысли

Венок сонетов

I. Атлантида

Над буйным хаосом стихийных силЗажглось издревле Слово в человеке:Твердь оживили имена светил,Злак разошелся с тварью, с сушей — реки.

Врубаясь в мир, ведя везде просеки,Под свист пращи, под визги первых пил,Охотник, пастырь, плужник, кто чем был, —Вскрывали части тайны в каждом веке.

Впервые, светоч из священных словЗажгли Лемуры, хмурые гиганты;Его до неба вознесли Атланты.

Он заблистал для будущих веков,И с той поры все пламенней, все ширеСияла людям Мысль, как свет в эфире.

II. Халдея