Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов

24 января, 1918

Табакерка

Наших предков табакерки!Позабыть я их могу ль,Как шкапы, как шифоньерки,Как диваны стиля Буль!

На роскошной табакеркеЧасто изображеныБыли «думы баядерки»,Одалисок знойных сны.

Иль бывали табакерки,Где под обликом сиренВы встречали, вскрывши дверки,Ряд совсем интимных сцен!

Бонбоньерки, табакерки,Вы из моды вышли все,Как мотив былой венгерки,Мушки, пудра на косе!

Золотые табакерки,Вы в музее, под стеклом,Расположены по мерке,Чинно дремлете рядком.

Только в нашей табакеркеЖизнь, как прежде, молода.Не окажется ль, по сверке,Что — все собраны сюда?

Слава нашей табакерке!Будем веселиться с ней,Стоя, как на этажерке,Пред глазами наших дней!

Пусть хотя бы в «Табакерке»Стих живет! — Хотя б на часИзуверы, изуверкиНаших дней, — щадите нас!

19 марта 1918

Скользящая терцина

(наброски)

Когда мечта, под волей господина,Должна идти вперед, как вьючный мул, —Поможешь ты, скользящая терцина!

На высях гор закатный луч уснул,В лазури звезды — крупны и алмазны,Чуть слышен издали прибойный гул.

Все образы, что ярки и бессвязны,Толпились быстро, в белом блеске дня,Во мраке встали в строй однообразный.

Прочь все, что в жизни мучило меня,Что мукой-счастьем волновало душу,Томя надеждой, памятью казня.

Я тайны дум недавних не нарушу,Вступаю в ночь видений и чудес,Как путник сходит с корабля на сушу.

Я, тот, дневной, как призрак дня, исчез,Иной, ночной, послушный воле тайной,Стою я здесь, как пред лицом небес!

Нет, выпадает жребий не случайно;Кому и славить нынче, как не мне,Рим погибающий строфой бескрайней?

Я древность мира высмотрел вполне,По всем ее дорогам, где возможно,Бродил и помню все, как сон во сне.

И вот виденья вновь встают тревожно, —Заклятьем вызваны вновь к бытию,Как в синема, проходят фильмой сложной.

Знакомые картины узнаю:То — древний Рим, его дворцы и храмы,В лучах он нежит красоту свою.

Повсюду — мрамор, чисто, стены прямы;Он, как бывало, светом осиян,На алтарях курятся фимиамы…

Апрель 1918

«Я — междумирок. Равен первым…»

Я — междумирок. Равен первым,Я на собраньи знати — пэр,И каждым вздохом, каждым нервомЯ вторю высшим духам сфер.

Сумел мечтами подсмотреть яТе чувства, что взойти должны,Как пышный сев, спустя столетья, —Но ныне редким суждены!

Но создан я из темной глины,На мне ее тяжелый гнет.Пусть я достиг земной вершины, —Мой корень из низин растет.

Мне Гете — близкий, друг — Вергилий,Верхарну я дарю любовь…Но ввысь всходил не без усилий —Тот, в жилах чьих мужичья кровь.

Я — твой, Россия, твой по роду!Мой предок вел соху в полях.Люблю твой мир, твою природу,Твоих творящих сил размах!

Поля, где с краю и до краюШел «в рабском виде» царь небес,Любя, дрожа, благословляю:Здесь я родился, здесь воскрес!

И там, где нивы спелой рожьюТруду поют хвалу свою,Я в пахаре, с любовной дрожью,Безвестный, брата узнаю!

18 июля 1911, 1918

«Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей…»

Народные вожди! вы — вал, взметенный бурейИ ветром поднятый победно в вышину.Вкруг — неумолчный рев, крик разъяренных фурий,Шум яростной волны, сшибающей волну;

Вкруг — гибель кораблей: изломанные снасти,Обломки мачт и рей, скарб жалкий, и вездеМельканье чьих-то тел — у темных сил во власти,Носимых горестно на досках по воде!

И видят, в грозный миг, глотая соль, матросы,Как вал, велик и горд, проходит мимо них,Чтоб грудью поднятой ударить об утесыИ дальше путь пробить для вольных волн морских!

За ним громады волн стремятся, и покорноОни идут, куда их вал влечет идти:То губят вместе с ним под твердью грозно-черной,То вместе с ним творят грядущему пути.

Но, морем поднятый, вал только морем властен.Он волнами влеком, как волны он влечет, —Так ты, народный вождь, и силен и прекрасен,Пока, как гребень волн, несет тебя — народ!

1918

«Слепой циклон, опустошив…»

Слепой циклон, опустошивСеленья и поля в отчизне,Уходит вдаль… Кто только жив,С земли вставай для новой жизни!

Тела разбросаны вокруг…Не время тосковать на тризне!Свой заступ ладь, веди свой плуг, —Пора за труд — для новой жизни!

Иной в час бури был не смел:Что пользы в поздней укоризне?Сзывай работать всех, кто цел, —Готовить жатву новой жизни!

Судьба меняет часто вид,Лукавой женщины капризней,И ярче после гроз горитВ лазури солнце новой жизни!

На души мертвые людейЖивой водой, как в сказке, брызни:Зови! буди! Надежды сей!Сам верь в возможность новой жизни.

1918

Вешние воды

(импровизация)

Есть ряд картин, и близких и далеких,Таимых свято в глубине души;Они, в часы раздумий одиноких,Встают, как яркий сон, в ночной тиши:

Картина утра, — миги до восхода,Когда весь мир — как в ожиданьи зал;Явленья солнца жадно ждет природа,И первый луч зеленовато-ал;

Картина вечера: луной холоднойВолшебно залит лес, балкон иль сад;Все с фейной сказкой так чудесно сходно,И губы ищут ласки наугад;

Картина первой встречи, и разлуки,И страстной ласки, и прощальных слез;Вот, в темноте, ломает кто-то руки…Вот плечи жжет касанье черных кос…

Есть ряд картин, — банальных, но которыхНельзя без. трепета увидеть вновь:Мы любим свет луны, сирени шорох, —За то, что наша в них влита любовь!

И вот в числе таких картин священныхЕсть, в памяти моей, еще одна;Как скромный перл меж перлов драгоценных,В их ожерелье вплетена она:

Картина вешних вод, когда, как море,Разлиты реки; всюду — синева;И лишь вода отражена во взоре,Да кое-где кусты, как острова.

То — символ вечного стремленья к воле,Лик возрожденья в мощной красоте…Но дали вод, затопленное полеИным намеком дороги мечте!

Мне помнится — безбережная Волга…Мы — рядом двое, склонены к рулю…Был теплый вечер… Мы стояли долго,И в первый раз я прошептал: «Люблю'»

О, этот образ! Он глубоко нежит,Язвит, как жало ласковой змеи,Как сталь кинжала, беспощадно режетВсе новые желания мои!

Он говорит о чувствах, недоступныхТеперь душе; об том, что много летПрошло с тех пор, мучительных, преступных;Что оживет земля, а сердце — нет!

Пусть этот образ реет так, — далекийИ вместе близкий, в тайниках души,Порой вставая, как упрек жестокий,И в модном зале, и в ночной тиши!

30 апреля 1918

«Парки бабье лепетанье…»

Парки бабье лепетаньеЖутко в чуткой тишине…Что оно пророчит мне —Горечь? милость? испытанье?Темных звуков нарастаньеСмысла грозного полно.Чу! жужжит веретено,Вьет кудель седая пряха…Скоро ль нить мою с размахаЕй обрезать суждено!

Спящей ночи трепетаньеСлуху внятно… Вся в огне,Бредит ночь в тревожном сне.Иль ей грезится свиданье,С лаской острой, как страданье,С мукой пьяной, как вино?Все, чего мне не дано!Ветви в томности трепещут,Звуки страстным светом блещут,Жгут в реке лучами дно.

Ночь! зачем глухой истомойТы тревожишь мой покой?Я давно сжился с тоской.Как бродяга в край искомый,Я вошел в наш мир знакомый,Память бедствий сохрани.В шумах суетного дняЯ брожу, с холодным взглядом,И со мной играет рядомЖизни мышья беготня.

Я иду в толпе, ведомыйЧьей-то гибельной рукой, —Как же в плотный круг мирскойВходит призрак невесомый?Знаю: как сухой соломойТоржествует вихрь огня,Так, сжигая и казня,Вспыхнет в думах жажда страсти…Ночь! ты спишь! но чарой властиЧто тревожишь ты меня!

1918