Тайна семи - Линдси Фэй

Килдер пожал плечами.

– Этот Малквин был настоящим ублюдком. Макдивитт – тупица и зверь, всегда был с ним в одной упряжке, а Бирдсли…

– А Бирдсли – это ходячая задница, – закончил за него Коннел.

Пист был просто ошарашен.

– Послушайте, мистер Уайлд, – начал он, – вы с честью носите медную звезду, и лично я всегда считал для себя честью оказать вам посильную помощь. Несмотря на… свое отрицательное отношение, когда дело доходит до огнестрельного оружия, которое вдруг может взорваться прямо в руках. А может, и нет.

– В таком случае вам лучше держаться подальше от Гробниц, – хмурясь, посоветовал ему Коннел.

– Мы должны показать Мэтселлу ваш кабинет, – добавил Килдер. – Думаю, он не будет возражать, если на какое-то время вы подыщете себе другой более уютный уголок.

Я взглянул на Гробницы из-под полей шляпы. Жутковатое местечко. Здесь жарко и душно летом, холодно зимой, в него постоянно просачивается сырость, потому как построено здание на болоте, а воздух внутри пропитан отчаянием. И все люди там рассажены по своим клеткам – от одной мысли об этом накатывала дурнота, – а находятся Гробницы в добрых семи минутах ходьбы от заведения, где можно купить мало-мальски приличный кофе. Но это мое место. Мои Гробницы. А теперь меня вытеснили оттуда, и больше всего на свете мне хотелось рассчитаться с тем, кто это сделал. Я знал, как сделать из него козла отпущения. Пожал руки своим коллегам. Вложил в этот жест всю теплоту, поскольку эти ребята только что доказали, что являются настоящими и храбрыми моими друзьями.

– Вы там поосторожней, мистер Уайлд, – крикнул мне вслед Пист. – Смотрите в оба и свяжитесь с нами, как только понадобится помощь. Обещайте, что не будете лезть на рожон, ладно?

– Ну, конечно, нет.

Я развернулся и зашагал по направлению к публичному дому Шелковой Марш, что на Грин-стрит.

Глава 16

Ничто так не восхищало хозяйку, как созерцание ее страданий, и несколько раз, когда Эппс отказывался продать ее, она пыталась подкупить меня, предлагая деньги за тайное убийство, чтобы затем ее тело захоронили где-то в безлюдном месте на окраине болота.

Портрет Шелковой Марш висел в вестибюле, над кадкой с аспарагусом – зеленая дымка из тончайших листочков напоминала полузабытый сон, – и, войдя, я сразу же взглянул на него. Одетая в изумрудно-зеленое платье, Шелковая возлежала в мастерской художника на простом черном диване, воздушные светло-золотистые кудри волнами спадали с плеч, в глазах светилось томительное предвкушение. Портрет являлся безупречной копией оригинала. И не потому, что художник был гением, хотя, безусловно, являлся хорошим портретистом. Просто, в отличие от большинства живописцев, которым требуется вдохновение и мастерство, чтобы наделить изображаемых людей душой, вдохнуть в них жизнь, он заморачиваться не стал.

Никакой души в глазах Шелковой Марш на портрете не просматривалось. Так что сходство было налицо.

Войдя в залу, где вдоль стен были расставлены высокие венецианские зеркала, я взглянул на свое отражение. Да, выгляжу паршиво. Весь напряженный, губы сжаты в тонкую злую линию, глаз заплыл и не открывается. В одном из кресел с богатой пурпурной обивкой с рисунком в виде весенних ирисов сидела девушка лет шестнадцати или семнадцати и читала книжку. Подняла глаза, увидела медную звезду и испуганно прикусила губку.

– Я не сделаю вам ничего плохого, – поспешил успокоить ее я. – Только скажите честно, сколько лет самой молодой из здешних девушек?

– Вроде бы Лили пятнадцать, – пробормотала она.

– Так малолеток нет?

Она помотала головой.

– Будьте добры, скажите мадам, что Тимоти Уайлд хочет перемолвиться с ней словечком.

Ждать долго не пришлось. Минуты через три появилась Шелковая Марш в красном бархатном халате с шелковой розовой подкладкой в желтую розочку – она виднелась, когда полы распахивались при ходьбе. Волосы заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо, на хорошеньком личике нескрываемое любопытство.

– О, мистер Уайлд! Вот уж неприятный сюрприз. – Она подошла к резному буфету в углу, достала две рюмки и налила бренди. – Что, собрались обшаривать все мои комнаты в поисках малолеток, как было в прошлый раз? Могу заверить, мероприятие бесполезное. Уже поняла, что лучше и выгодней нанимать девушек более опытных, умеющих доставлять удовольствие. Может, желаете попробовать?

– Пришел узнать, что, черт побери, происходит.

Она протянула мне табакерку, я взял. Хотелось хоть немного расслабиться. Я не боялся, что она причинит мне вред, по крайней мере, напрямую, хоть и поклялась некогда уничтожить меня. Но раз я при исполнении, ей могли грозить за это нешуточные неприятности, и она это понимала. Карие глаза с узкими голубыми ободками вокруг зрачков так и впились мне в лицо.

– Не представляю, кто это вас так отделал, – приветливо произнесла она.

– Да все вы прекрасно представляете.

– О, мистер Уайлд, – она рассмеялась, музыкально, переливчато. – Вы всегда были слишком умны для такой простой девушки, как я. Вы правы. Похоже, покойный мистер Малквин потрудился на славу. Он был просто образцовым полицейским, не так ли? Преданным своему делу.

Я подошел к креслу, где чуть раньше сидела мэб, и уселся.

– А как поживает ваша эксцентричная мисс Андерхилл, что живет за морями и горами? – тихо спросила Марш, опускаясь на кушетку и вертя в точеных, словно из костяного фарфора, пальчиках рюмку с бренди.

Я резко откинул голову. И жутко на себя разозлился. Потому что мне следовало догадаться – она непременно задаст этот вопрос. Тот самый, который унизит меня, приведет в смятение, заставит вспомнить о первом моем жестком и разрушительном вторжении в частную женскую жизнь.

Мерси я нашел здесь прошлым летом – той ночью отец сжег написанный ею роман дотла. Она убежала из дома и спряталась в одной из спален в заведении Шелковой Марш. В компании с одним джентльменом. Впрочем, вряд ли можно было назвать того типа таковым. Поскольку истинный джентльмен никогда не станет требовать таких услуг в обмен на деньги, которые ей были нужны, чтобы убежать от теряющего разум преподобного Андерхилла. Что до меня, я тогда выступил в роли домашнего пса, цербера, скалящего маленькие желтые зубы и норовящего порвать брюки любому покусившемуся на мое добро. Осознание того, что женщина, которую ты любишь, существо вполне земное и ей ведомы те же искушения, что и тебе, должно было привести в ужас – если верить старым девам и газетным моралистам. Но сам я вырос на дне. Я не какой-то там клерк с маленькими усиками щеточкой, которому дома нужна серая молчаливая мышка, чтобы готовить, скрести, убирать и постоянно лгать мужу. Почему мне тогда вдруг взбрело в голову освободить Мерси от самого предсказуемого и вполне естественного желания, сам до сих пор не понимаю.

Зато теперь я понимал, что поступил с нею просто постыдно, и это тогда, когда она особенно нуждалась в моей поддержке. Доморощенная жестокость, при одном воспоминании о которой на душе начинали скрести кошки. И Шелковая Марш, разумеется, не преминула воспользоваться этим.

Она провела пальцем по ободку рюмки. Выжидала. Хотела видеть мою реакцию. Сидела, слегка склонив голову набок, без намека на улыбку. Словно решила быть доброй. Мое же терпение было уже на исходе, варианты ограничены, и потом я пришел к ней вовсе не для того, чтобы обсуждать Мерси Андерхилл.

– В какие бы игры тут не играла, ясно одно. Ты стоишь за всем этим, – сказал я. Выражение ее лица не изменилось, по-прежнему печально терпеливое. – Связи с Гейтсом через партийные связи, с Варкером и Коулзом – через деньги, и, похоже, ты хорошо осведомлена о делах Малквина. И карьера моя под угрозой с тех пор, как все это началось. Ты, конечно, страшно довольна. А когда я говорю об игре, то имею в виду вот что: все мы лишь оловянные солдатики, которых ты сталкиваешь друг с другом.

– Большая честь вдруг узнать, что кто-то считает меня мастером кукловодом. – Слово «кукловод» прозвучало в ее устах как комплимент. – Так вы пришли поздравить меня с этим, так, что ли?

– Я пришел допросить тебя. И ты скажешь мне всю правду.

– А мне это зачем?

Я всем телом подался вперед.

– Да затем, что ты будешь кайфовать. Как кайфовала, видя, что я истекаю кровью.

Она глотнула бренди, опустила ресницы, выдохнула, чувствуя, как жидкость растекается по горлу, и смотрела так, словно я поцеловал ее в ямочку у шеи. Она всегда делала вид, что ей страшно приятно, когда мужчины покупают ее, в эти моменты казалось, что лицо ее так и излучает золотистое сияние. Но мне нужен был правдивый, а не искусно сфабрикованный ответ. И я не знал, испытывает ли Шелковая Марш удовольствие, торгуя своим телом. Не думаю, что это так, хотя выбор партнеров у нее всегда был достаточно богат. Но она, как и политики, испытывала наслаждение от разного рода игр. Особенно от тех, где она была центром, как бы шестом мироздания, а я – непрерывно вертящимся вокруг него обручем.