Тайна семи - Линдси Фэй

Равно бессловесный, я нашел в буфете пузырек с настойкой опия, плеснул несколько капель на чистую тряпочку, приложил к ране и уселся за стол.

– Не знаю, не уверен, что смогу заниматься этим и дальше, – сказал я своей квартирной хозяйке.

Миссис Боэм продолжала смотреть на меня – изучающе и с нежностью. Так смотрит какой-нибудь ботаник на нераскрывшийся бутон, или девочка, подкармливающая бабочку в банке обрывками листьев. Затем подперла подбородок ладонью – уголки рта опустились, – другой рукой потянулась ко мне и бережно коснулась запястья.

– А кто-то другой сможет? – спросила она. Голос ее звучал хрипло.

– Не думаю, – признался я.

– Но ведь… это следует делать, верно?

– Да.

– Тогда вы должны продолжать. – Она не сводила бледно-голубых глаз с моего шрама. Того, что на лице. Того, главного. Впервые в жизни я был не против, что кто-то рассматривает этот шрам – так мягок, нежен и невесом был этот взгляд.

– Но продолжать… это трудно, просто ужасно.

– Да, так и есть, – кивнула она. – И именно поэтому я восхищаюсь вами, мистер Уайлд. Куда как проще остановиться.

Мой единственный здоровый глаз закрылся.

Я подумал, что Тому Гриффину (выяснилось, что имя бармена Том Гриффин) вряд ли удастся заснуть этой ночью, его первой ночью в Гробницах, и одному Богу ведомо, сколько еще ночей ему предстоит провести там же, прежде чем мне удастся его освободить. Если вообще удастся. Я подумал, как это ужасно быть бездомным – наверняка ты боишься уснуть, потому что руки у тебя занемели от холода, боишься ужасного ощущения, что ты навеки утонешь в темноте, – и больше всего на свете мне хотелось в этот момент отыскать Джонаса Адамса. Где бы он ни был. Найти его и Делию, обогреть и утешить обоих, чтобы мир уже не казался им таким безвозвратно холодным.

А потом я вдруг стал думать о пальцах миссис Боэм на моем запястье. О том, как бережно и любовно поглаживали они ошкуренную поверхность шрамов, словно раскатывали тесто из белой муки, стремясь убрать хотя бы малейшую неровность.

Как долго я просидел вот так, потрясенный происшествием с Шоном Малквином – уже покойным Шоном Малквином, как я узнал на выходе из Гробниц, – не знаю. Но ко времени, когда снова поднял глаза, ее уже не было в комнате, а свеча на столе догорела и превратилась в скрюченный огарок в лужице воска.

Глава 15

Север во многих отношениях идет на поводу у Юга; здесь развелось множество охотников за рабами, которые верой и правдой служат своим хозяевам – рабовладельцам.

На следующий день, 18 февраля, Люси – чья настоящая фамилия так и оставалась для меня главной и неразрешимой загадкой – похоронили на кладбище для африканцев. Преподобный Браун проводил ее в последний путь со всеми положенными обрядами. Утро выдалось холодное, все кругом затягивала шелковая паутина морозной измороси. Помимо Джорджа Хиггинса и Джулиуса Карпентера, на церемонии присутствовали несколько прихожан Абиссинской церкви. Джулиус пропел некий чрезвычайно скорбный гимн, столь древний, что проследить за его происхождением было невозможно, тем более что на него затем накладывались бесчисленные другие песнопения, аккорды из которых были призваны утешить души скорбящих.

Так мне, во всяком случае, показалось.

Я сидел на стуле в кабинете Джорджа Мэтселла и испытывал муки совсем другого рода. Шеф смотрел на меня сверху вниз, скрестив руки на груди. Холодный и бесстрастный, точно вырубленный из того же серого камня, что и массивное здание Гробниц, где он был главным.

Он выслушал известие о смерти Малквина, а также мои соображения по поводу того, почему Тома Гриффина следует освободить как можно быстрее, без промедления и всяких там дальнейших церемоний. Пока что шеф мой понимал только одно: вне всякого сомнения, произошел грандиозный скандал; свидетельством тому служила моя физиономия, на одной половине лица красовался след от падения на булыжную мостовую, другая половина распухла и приобрела устрашающе багровый оттенок. Короче, прелестная картина. Так что вопрос о преднамеренном убийстве не стоял.

К счастью, у него имелось множество других причин говорить со мной резким, даже язвительным тоном.

– Итак, после того как я велел тебе сидеть тихо и помалкивать в тряпочку, ты не придумал ничего лучшего, как расследовать убийство Люси Адамс, и с этой целью заявился в салун, известный своими непристойными плясками и служащий местом свидания разного рода извращенцев? – спросил он.

Когда он излагал суть дела вот так, грозно шевеля бровями и грубо отчеканивая согласные, я действительно начинал чувствовать себя полным тупицей.

– Да кому какое дело до этих извращенцев? – не сдержался и устало возразил я.

– Моим избирателям есть дело. Изволь объяснить.

– Я искал Малквина и нашел его. Ну а остальное… сами знаете, что произошло.

– И зачем это тебе вдруг понадобился мистер Малквин?

Я тут же прикусил язык и стал соображать, мог ли Вал сказать Мэтселлу о трупе у него в спальне. Вряд ли, особенно если учесть, с каким трудом я его перепрятал. И через что довелось пройти Валентайну в попытке «опознания» этого самого тела.

– Думаю, мы имеем дело с преступным заговором, – осторожно ответил я. – Считаю, что Малквин отлавливал и задерживал подозреваемых в бегстве чернокожих, даже не удосужившись проверить, являются ли они на деле таковыми, а затем передавал их Варкеру и Коулзу. Да он сам практически признался мне в этом. Делия Райт и Джонас Адамс были похищены этими же типами, и мне кажется, здесь просматривается связь.

Мэтселл призадумался на секунду, а затем – слава богу, подумал я, сегодня меня точно не уволят – уселся в кресло перед широким письменным столом.

– Так ты считаешь, что один из моих полицейских тратил бо́льшую часть своего времени, продавая цветных на юг?

– Да, и зарабатывал при этом немалые деньги. Вы бы посмотрели на его шмотки. Слишком уж дорогие для простого полицейского носил украшения – кольца там, золотые цепочки… Вот и все, что могу сказать.

– А чего ты и твой братец не можете мне сказать?

Мне показалось, я видел, как хищно блеснули его глазки. И строго заметил про себя, что, наверное, просто схожу с ума. Ведь шеф неоднократно доказывал дружеское свое расположение к обоим Уайлдам. И понимая, что мое расследование зиждется на весьма хрупкой основе, я решил выложить все начистоту. Ну, не всё, конечно…

– В тот день, когда была убита Люси Адамс, Малквин посетил квартиру моего брата; якобы кто-то из соседей услышал шум и вызвал полицию, – медленно произнес я. – Вам, разумеется, известно, что Люси Адамс с семьей пришлось провести два дня у Вала, из предосторожности. Я искал брата, и тут вваливается Малквин. Ну, ни он, ни я никого там не нашли. Как-то непонятно все это, шеф. Ведь он должен был находиться в Шестом участке, а когда я спросил его об этом, отказался отвечать. А теперь уже никогда не сможет ответить.

– Да, понимаю, тебе его смерть была вовсе ни к чему.

– Надеюсь, при одном взгляде на меня сразу становится понятно, что такой судьбы никому не пожелаешь. Но он действительно был насильником и охотником за рабами. А потому оплакивать его я не собираюсь.

Удивленно приподняв брови, Мэтселл решил, что я подошел к главному, и жестом велел мне продолжить.

– Убийство Люси Адамс и похищение свободных чернокожих как-то связаны между собой, – заявил я. – Вот только концы с концами пока что не сходятся.

Мэтселл нахмурился и откинулся на спинку кресла.

– Хочу, чтобы ты как-то утряс эту проблему прежде, чем хоть слово просочится в прессу. Ты прав в одном – любой инспектор, использующий звезду, как карт-бланш в работорговле, не стоит и слога из моего приказа по увольнению мерзавца. Я не потерплю, чтобы жителей Нью-Йорка какого бы то ни было цвета кожи похищали прямо на улицах… Ладно. Так какие у тебя соображения по поводу убийства Адамс?

Я глубоко втянул воздух, словно перед погружением на глубину. Туда, где царили подводные течения и быстрины самого отталкивающего политического, даже, осмелюсь сказать, демократического оттенка.

– Люси Адамс была любовницей сенатора Ратерфорда Гейтса. Возможно, даже тайной его женой, сэр.

Вид у Джорджа Вашингтона Мэтселла был такой, словно он только что проглотил тухлую устрицу. У меня возникли примерно те же ощущения, а потому я очень сочувствовал шефу. На протяжении десяти минут я посвящал его в детали, а шеф стоически их выслушивал. Как раздутый паук, подвешенный в лабиринте своей же паутины.

– Лично я считаю, все сводится к тому, были они женаты или нет.

– Да, этот момент представляет особый интерес, – слабым голосом произнес Мэтселл.