Опознать отказались - Борис Мезенцев

Шли парами: впереди староста с кумом, следом — ребята. Когда вышли на большак, Анатолий и Владимир расстреляли предателей, разбросали вокруг листовки-приговоры и благополучно возвратились в город.

Весть о расстреле предателей вытеснила из города все остальные новости. Одни втихомолку, другие громко обсуждали это событие. С большими предосторожностями читали приговор. Нашлись такие, что «слышали», как ночью недалеко от Стенков садился «кукурузник», и на нем, как они утверждали, прилетал лейтенант Киселев. Большинство горожан признавало месть справедливой.

Кузьмич был доволен операцией, тем более, что никаких репрессий расстрел не вызвал.

Николай привязался к Кузьмичу. Не повидав его несколько дней, он даже тосковал. Однажды он признался:

— Вот ведь человек какой: побудешь с ним полчаса и обязательно чему-нибудь научишься, узнаешь новое. Возле него умнеешь. На все он смотрит широко и видит самое главное.

Остальные ребята нашей группы также уважали Колоколова, всегда советовались с ним. Ни одно серьезное решение не принималось без согласования с ним. Он же, в свою очередь, часто спрашивал мнение подпольщиков, считался с их предложениями. При разногласиях терпеливо доказывал свое, убеждал и, даже будучи раздосадован неудачами и промахами, никогда не повышал голоса.

На бывшем заводе «Красный дубитель» оккупанты восстановили цех по первичной обработке шкур рогатого скота. Там действовала патриотическая группа, возглавляемая Н. И. Касперчиком — грамотным инженером, смелым, осмотрительным подпольщиком.

Директор «фирмы», обрюзгший флегматик, ничего не смыслил в политике, но мечтал открыть в России крупное кожевенное предприятие и, движимый жаждой наживы, приехал в Донбасс. В энергичном, остроумном русском инженере шеф не чаял души, приглашал на чашечку кофе, угощал сигаретами. Поскольку кожа, в конечном счете, предназначалась для нужд армии, то к заводу был приставлен обер-фельдфебель с большими полномочиями. Его нельзя было обвинить «в усердии не по уму», как любил говорить Николай Иванович, и на заводе обер почти не появлялся, шеф частенько давал ему деньги «на мелкие расходы», и тот куда-то уходил играть в карты. Как правило, он проигрывал, снова намекал на безденежье, получал подачку и опять исчезал.

Николай Иванович организовал процесс обработки шкур таким образом, что через два-три месяца увезенные из завода кожи трескались, приходили в негодность. Колоколов установил контакт с Касперчиком, а связь с ним поддерживал через Николая.

Однажды Николай Иванович сказал связному, что хочет встретиться с Василием Кузьмичом. Встреча состоялась за городом. Николай сопровождал Кузьмича. Н. И. Касперчик попросил В. К. Колоколова дать ему другое задание: на заводе, мол, дело налажено хорошо, и есть товарищ, который может его заменить. Конкретного решения тогда не было принято, Кузьмич посоветовал Николаю Ивановичу, не торопясь, самому поискать себе дело. Подпольное движение становилось все более массовым, а действия дерзкими и хитрыми. Оружия и взрывчатки было уже достаточно для совершения крупных диверсий. Разрабатывался план проведения нескольких операций одновременно. У ребят словно крылья выросли — пришло время больших дел. Они уверовали в свои силы и рвались в бой.

Но произошло то, чего мы больше всего боялись.

…Весной 1943 года в городе появился щеголеватый офицер власовской армии. Он командовал головорезами из охраны лагеря военнопленных, но поведение его было довольно странным: покрикивал на подчиненных, проявлявших непомерную жестокость, запросто вел себя с военнопленными. Михаил Волошин, так звали офицера, рассказывал, что он летчик, был сбит, попал в плен и, чтобы не умереть с голоду, вступил во власовскую армию. В разговорах намекал, что не верит в победу немцев. Через своего адъютанта он сошелся с группой узников и помог им бежать. Потом из лагеря исчезло еще несколько человек. Перед побегом Волошин убеждал военнопленных, что если ему удастся найти связь с партизанами, то готов выполнять их задание. Один из сбежавших, смелый и энергичный человек, познакомился с окруженцем, которого мы снабдили документами, устроили на работу. От этого товарища нам стало известно о Волошине. Стемплевский и Дымарь после первой встречи с Михаилом заподозрили в нем провокатора, но было решено проверить его на деле. Волошин выпустил еще нескольких узников, достал пистолет, сообщал пароли, с нашими ребятами ходил подрывать железную дорогу, но группа была обстреляна охраной. Он все больше и больше входил в доверие к руководству подпольем, обещал обезоружить охрану лагеря, поднять восстание военнопленных.

Как выяснилось впоследствии, Волошин оказался гестаповским резидентом, он выдал многих наших товарищей, и в первую очередь В. К. Колоколова.

Кузьмич подвергался пыткам, но ничего не смогло поколебать его стойкости. Он остался коммунистом и борцом до последней минуты. Гестаповцы его повесили.

До самого вступления в город частей Красной Армии избежавшие ареста подпольщики продолжали сражаться, они мстили врагу и за смерть своего руководителя.

Деятельность В. К. Колоколова в константиновском подполье отмечена медалью «За отвагу», которую передали его семье; портрет Василия Кузьмича висит в городском музее.

КОНЦЛАГЕРЬ

Павел Максимов с матерью, двумя сестрами и шестилетним племянником Вовкой жил в центральной части города — на Октябрьской улице. Их двор с высоким сплошным забором был удобен для наших конспиративных встреч. В глубине двора, в сарае, мы прятали оружие, боеприпасы, детали для радиоприемника. Немцы у Максимовых останавливались редко — выручали справки, выданные нашими врачами-подпольщиками В. И. Яковлевой и В. С. Залогиной; в этих справках указывалось, что хозяйский мальчик страдает инфекционными заболеваниями. Так что едва появлялись во дворе солдаты, как Вовка стремглав мчался к постели, на голову ему клали мокрое полотенце, и он начинал жалобно стонать.

— Тиф? — испуганно спрашивали немцы и, взглянув на справку с печатью, торопились уйти.

Вовка был сообразительный, любознательный мальчик. Если кто-либо из подпольщиков приходил к Павлу, то требовалась немалая изобретательность и сноровка, чтобы освободиться от столь назойливого «хвоста».

По условиям конспирации мы не имели права без надобности приходить друг к другу. В случае крайней необходимости к товарищу шел тот, кто обычно чаще других посещал его. К Павлу и ко мне, как правило, посылали Николая. Когда А. Стемплевский, В. Дымарь и я покинули город, то всю связь между подпольщиками взял на себя Николай.