Черные банкиры - Фридрих Незнанский

– Я взял ее на память.

– Вы просчитались, не смогли ею воспользоваться. В записях мог разобраться только хозяин.

– Да, у него была поразительная память, он помнил множество номеров телефонов, счетов, суммы денег. Это был живой компьютер!

– Скажите, а что вы хранили в сейфе под кроватью?

– Вы его вскрыли? – вздрогнул Козлов.

– Если бы вскрыл, не спрашивал бы, – ответил Турецкий.

– А что же вам помешало?

– Вы разве не знаете секрет собственного сейфа? Я еще раз хочу напомнить вам, что чистосердечное признание смягчает ответственность подсудимого. Поэтому советую не запираться, не хитрить. Мы вчера сделали обыск в вашем загородном доме и под кроватью, под доской паркета, обнаружили сейф. Но под руками не оказалось подходящего инструмента. А ломать не захотели. Решили вскрыть его сегодня. Впрочем, если там у вас любовные письма, может, мы и не поедем туда.

– Так вы мне и поверите!

– Как хотите, но вам лучше сказать правду.

Козлов колебался. Он понимал, что следователь, возможно, знает о содержимом сейфа и теперь просто прикидывается, проверяет его честность. К тому же знал наверняка, что вскрыть сейф труда не представляло. Наконец он решился:

– В сейфе хранятся драгоценности из Гохрана, которые мы вывозили в Англию. Часть я присвоил себе. Но прошу учесть, я сам сознался! Между прочим, хорошо, что я не увез их с собой, так как все, что попало в Англию, там и пропало. Фирма развалилась, не рассчитавшись за полученный товар. А я свою часть могу вернуть хоть сейчас.

В памяти Турецкого всплыл документ, который ему дал Меркулов. Там как раз и говорилось об этих самых драгоценностях. Вспомнился одновременно и эпизод, рассказанный осведомителем.

– Понимаю, о чем вы говорите. Ваши драгоценности, насколько нам известно, умыкнули два бизнесмена. Они не рассчитались, переехали в Америку. А вы послали вдогонку матерого преступника Мельничука, который должен был выбить долг. Но этот умник, не зная американских законов, попал впросак. И теперь будет долго отдыхать в американской тюрьме.

– Вы и это знаете? – изумился Козлов.

– Да, как видите. Я даже больше могу вам сказать: Бережкова и попала-то в тюрьму из-за того, что «братки» пахана, посаженного в американскую каталажку, выдали ее. Она ведь приезжала за своей частью драгоценностей?

– Да… ради этого.

– И вы тоже?

– Вынужден признаться, что так оно и есть.

– И записная книжка Акчурина вам нужна была в связи с этими драгоценностями? – поинтересовался Турецкий.

– Да. Там были записаны нужные мне реквизиты. Я не обладал такой феноменальной памятью, как банкир. А без этих реквизитов никак бы не мог изъять часть драгоценностей.

– Понятно. Это еще одна из причин, по которой вы отравили не только Акчурина, но и Бережкову, свою любовницу.

– В конце концов я убил преступников! Вы можете это понять?! – истерично закричал Козлов.

Лицо его залилось краской, глаза засверкали, он был, казалось, на грани срыва.

– Значит, вы признаете себя виновным в том, что отравили Акчурина и Бережкову?

– Да, признаю! Я их убил, но они сами заслужили!

– Вот вам ручка и бумага, а вы, пожалуйста, напишите, что и куда уходило из банка. Это будет ваша реальная помощь следствию.

Козлов долго раздумывал, потом стал писать. Наконец резко оттолкнул от себя написанное, бросил ручку.

– Пока больше не могу. Устал. Потом вспомню.

– Ну хорошо, у вас будет время. Хочу открыть вам еще одну неприятную новость.

– Что еще?! – Козлов глядел затравленно.

– Сейф невозможно вскрыть.

– Почему?

– Он взорвался, когда к нему притронулся оперативный работник.

– Почему? Не понимаю.

– Повторяю: сейф был начинен взрывчаткой. Во время взрыва был убит наш человек. Другой сильно контужен. Никаких драгоценностей в сейфе не было.

– Что?! Что вы говорите?! Этого не может быть? Там были золотые монеты, серебряные кубки, обработанные алмазы и перстни! Многомиллионное состояние!

– Я говорю серьезно – так не шутят, – ответил Турецкий.

– Не знаю, кто мог это сделать… Значит, кто-то уже забрался в сейф, вычистил его и начинил взрывчаткой?!

– Кого вы подозреваете? Кто мог знать о вашем кладе?

– Воронин… Только он мог догадываться об этих драгоценностях.

– А что конкретно он мог знать?

– Мы вместе отправляли груз. Он постоянно был со мной. К тому же он не дурак. Все ловит на лету. Это могла сделать его охрана. А впрочем, я не знаю. Все рухнуло… Теперь мне все равно… Пусть меня судят.

– До суда еще далеко. Наберется добрая сотня томов дела, этот ваш проклятый банк «Ресурс» обрастает жертвами даже после своего распада.

Козлов вздохнул, промолчал, глядя в пол. Спина его была согнута так, словно на него свалился огромный груз.

– Что вы можете рассказать о смерти следователя Арбузова?

– Об этом я ничего не знаю. Вот Алла – та могла разболтать о моем кладе. Поэтому и пришлось ее убрать. Но, видит Бог, я очень сожалею об этом…

– Отчего же вы в прошлый приезд не увезли драгоценности?

– Не смог достать ни разрешения на вывоз драгоценностей, ни дипломатического паспорта.

– А теперь?

– Теперь? Все было бы в порядке, если бы не петрушка с Бартеневым. Я понял, что и на меня кто-то охотится. На даче Пыхтина убедился, что меня ищет милиция. Решил возвращаться ни с чем, лишь бы ноги унести. Но и здесь невезуха.

– Скажите, кто мстил Бартеневу? Кто желал его смерти?

– Не знаю. Он постоянно твердил мне о своем должнике Свиньине, который не только не рассчитался за покупку, но даже проценты не выплачивает. Жизнь в Англии дорогая. Бартеневу нужны были деньги, вот он и приехал в Москву, чтобы вернуть свои деньги.

– Бартенев сам виноват в своей смерти. Не устроил бы он однажды ночью пальбу из автомата, не пришлось бы продавать имущество и бежать от страха в Великобританию. Не продавал бы имущество – не было бы должников, от рук которых он, скорее всего, и погиб. Круг замкнулся. Ничего нет случайного в мире, – сделал заключение Турецкий. – На сегодня хватит. Подпишите протокол.

Козлов взял у Грязнова ручку и, не читая, поставил подписи там, куда ему указывал пальцем Турецкий. Лицо его было при этом бледное, взгляд отсутствующий, словно он сам себе подписывал приговор.

…Все настолько тесно переплелось в этом мире, что оставалось лишь диву даваться.

Изучая документы, изъятые у Долгалева, Турецкий не без удивления открывал для себя, что банк, которым руководил Геранин, активно сотрудничал с фирмой «Спектр». Документы, подписанные заместителем министра топлива и энергетики Сорокиным, курсировали между банком и фирмами, которыми прежде руководил Долгалев.

Турецкий решил снова навестить Геранина и уточнить некоторые аспекты сотрудничества Северобанка с Долгалевым и его предприятиями. Но в клинике его ждала тревожная весть: Геранину стало значительно хуже. Медсестра Катя прятала глаза, не хотела ничего говорить.

– В чем дело? – разозлился Турецкий. – Я же не глазки вам приезжаю строить, а ради дела! Почему наступило ухудшение состояния больного? Смотрите, это уголовное дело! Придется отвечать.

– Я не знаю, – поджала та губы.

– В чем заключается ухудшение?

– Он опять потерял речь.

– Что случилось? Вы можете мне сказать? Кто-то расстроил его?

– Вчера приходили двое, они сказали, что его сотрудники. Я впустила. Они пробыли в палате не больше пяти минут и ушли. Когда я вошла в палату, Геранин был без сознания. К полуночи он пришел в себя, но говорить уже не мог.

– Что говорят врачи?

– Сейчас будет консилиум, тогда все и решат. Возможно, придется делать еще одну операцию.

– Как выглядели эти люди? Опишите мне их.

– Да что вы! Я их совсем и не запомнила! – испуганно заявила она. – Они одинаковые, черные, в пыжиковых шапках, клетчатых мохеровых шарфах и в черных пальто.

– Что значит черные? Негры, что ли?

– Нет, это… кавказской национальности.

– Но хоть что-то вы помните?

– Знаете, сколько народу сюда приходит к больным? Где их всех запомнить?

Турецкий вышел из здания клиники, раздосадованно взглянул в небо, где тяжело слоились темные тучи. Мрачный день угнетал душу.

Неужели опять появились чеченцы? Но тогда о них мог знать и рассказать главный бухгалтер Северобанка Виктор Кремнев. К нему же советовал обращаться Геранин. Человек на такой должности сам выполняет многие финансовые операции.

Турецкий сел в машину и поехал в Северобанк, размышляя о странных посетителях Геранина. Надо будет, решил он, сразу же после консилиума связаться с главным врачом. Пост, что ли, выставить возле больного? По идее, это надо было сделать сразу. Да кто ж знал!

Сегодня был день невезения. В банке Турецкому сообщили, что утром главный бухгалтер уехал с какими-то клиентами. Когда будет, не сказал.

Следователь стал расспрашивать секретаршу, тоненькую брюнетку лет двадцати, как выглядели посетители, приезжавшие за Кремневым?