Отступник - Робин Янг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я верю Ольстеру. Кроме того, он ничего не выиграет от союза с Брюсом, если не будет совершенно уверен в том, что я дарую ему прощение. А вот если бы я отказал Брюсу, он бы лишился своих владений в Англии и Шотландии, рискуя в одночасье превратиться из графа в нищего. – Эдуард помолчал. – Но даже в том случае, если Ольстер все-таки покровительствовал ему, Брюс собственноручно расстался с единственным аргументом, который давал ему возможность начать со мной торг. – В глазах короля блеснуло удовлетворение, когда он заговорил о своем новом приобретении. – Именно посох Малахии более всего остального убеждает меня в том, что его капитуляция может быть искренней.
– Милорд, объединение всех реликвий Брута – это и впрямь долгожданное событие, к которому мы все стремились долгие годы. Но, оставив его в стороне, я полагаю, что безопаснее и мудрее было бы бросить Брюса в Тауэр.
– Пожалуй. Но попробуй подняться над своими предрассудками, Хэмфри. Брюс может оказаться мне намного полезнее в качестве добровольного союзника, находящегося под постоянной охраной и наблюдением, чем озлобленного пленника. Его отступничество нанесет сильный удар по позициям мятежников и существенно подорвет их моральный дух. На его примере я покажу им всю тщету дальнейшей борьбы против моей власти. Короче говоря, Брюс может оказаться неоценимым, когда я начну новую кампанию.
Последние слова Эдуард подчеркнул, повысив голос. Хэмфри понял, что король крайне уязвлен тем, что прошлой осенью ему пришлось уступить Филиппу и заключить перемирие со скоттами.
После нападения мятежников на Лохмабен, который отстраивался до сих пор, королю ничего так не хотелось, как броситься за скоттами в самое сердце Селкиркского леса и уничтожить их всех до единого. Но ему помешали потеря цитадели, наступление зимы и напрасные попытки отыскать бунтовщиков в их тайном убежище. Единственное, что утешало его, – осознание того, что мера эта вынужденная и временная. С приходом весны он зальет Шотландию кровью от моря до моря.
В последнее время Эдуард с интересом выслушивал донесения своих шпионов о том, что во Фландрии, которую Филипп силой присоединил к своему королевству четыре года назад, назревает мятеж. Французским чиновникам все труднее становилось поддерживать порядок, и в воздухе запахло восстанием. Эдуард не сомневался, что это надолго свяжет его кузену руки, а ему самому даст время, чтобы раз и навсегда решить проблему с Баллиолом, и он все чаще и все настойчивее заговаривал о новой шотландской кампании.
Хэмфри опасался, что стремление короля нанести сокрушительное поражение мятежникам сыграет с ним злую шутку. Раздражение готово было прорваться наружу, когда он понял, что Эдуард хочет получить от него заверения в собственной правоте, ищет причину отбросить всякую осторожность и принять Роберта ко двору, если это поможет ему сломить сопротивление скоттов.
– А что, если он прибыл сюда, чтобы шпионить за нами? Что, если он снова предаст вас, милорд, и сообщит мятежникам ценные сведения о готовящейся кампании? Риск слишком велик, чтобы идти на него.
На лице Эдуарда, словно вырезанном из камня, не дрогнул ни один мускул.
– Вот почему я хочу, чтобы этот сын шлюхи постоянно находился под наблюдением. Мои люди в Шотландии будут настороже, чтобы не пропустить ни малейшего признака того, что он поддерживает связь со своими прежними союзниками. Малейшего намека на обман будет достаточно, чтобы Брюс провел остаток жизни в Тауэре. – Эдуард помолчал. – И я хочу, чтобы ты тем временем вернул себе его доверие… – Он повелительным жестом воздел руку, когда Хэмфри осмелился возразить. – Брюс вернулся ко мне, потому что ему больше некуда податься. Это был жест отчаяния. И я не настолько глуп, чтобы полагать, будто он выдаст мне какие-либо сведения, способные причинить вред его людям. Он даст мне только то, что необходимо для поддержания моей веры в него. Но я хочу, чтобы ты выудил у него остальное – все, что может пойти на пользу моей грядущей кампании. Пей с ним, беседуй с ним, докажи, что ты – по-прежнему его друг.
Хэмфри предпочел промолчать; он не доверял себе.
– И последнее, Хэмфри. Добиваясь дружбы Брюса, выясни, что случилось с ним в Ирландии. Он сказал, что его ранили арбалетным болтом. Я хочу знать, кто напал на него и жив ли еще нападавший.
Хэмфри озадаченно нахмурился, когда король вышел из‑за конторки.
– Я могу спросить, зачем вам это нужно, милорд?
Король подошел к длинному столу, чтобы налить кубок вина. На стене над ним Уравновешенность попирала ногой скорчившееся тело Гнева, сжимая в руке лозу, которой намеревалась отхлестать Порок.
– Я просто хочу знать, что заставило его капитулировать, – ответил Эдуард, отпивая глоток вина. – Ты понимаешь меня?
– Да, милорд.
– Кто напал на него, Хэмфри. И жив ли еще этот человек.
Роберт шел вслед за церемониймейстером по коридору. Брат и два оруженосца держались позади. Издалека доносились музыка, голоса и смех. Он радовался возможности сменить обстановку, поскольку последние пять дней по большей части провел в своих апартаментах, ожидая решения короля относительно предложения Ольстера. Стены давили на него, напоминая о будущем, и у него было много времени на размышления. Он приходил в отчаяние оттого, что аббатство и запертая шкатулка находились так близко, оставаясь в то же время недостижимыми для него. Ему обязательно нужно было вновь увидеть короля; всмотреться в его лицо в поисках признаков того греха, который, как он подозревал, таился в его бесцветных глазах. Наконец, сегодня утром, когда нервы у Роберта были натянуты, как струны, ему сказали, что вечером король приглашает его на празднество.
Впереди показались двойные двери, ведущие в Белый зал. Когда они распахнулись, на Роберта нахлынула какофония голосов и приятная волна тепла, столь желанная после вечерней прохлады. Стены и мебель были выкрашены в белый цвет и сверкали холодной красотой; перед ним раскинулся зал настоящего зимнего дворца, украшенный гобеленами цвета слоновой кости и серебра, на которых рыцари преследовали единорога. В первой сцене охотники и собаки пробирались по снегу, а в финальной – убивали зверя. Тут единорог, погибший от руки рыцаря, превращался в прекрасную девушку, лежащую под засыпанными снегом деревьями.
В конце зала была устроена галерея с арочными проходами, пробитыми в стене между деревянными панелями, через которые сновали слуги. Над галереей нависала площадка, над которой виднелись головы менестрелей. К металлическим звукам арфы и рокоту барабана присоединились голоса двух молодых мужчин. Они воспевали подвиги сэра Персиваля[28] и его поиски Святого Грааля. Их песнь порхала под потолочными балками зала, тогда как внизу разворачивалась сцена, готовая соперничать с теми, что происходили в свое время в Камелоте[29].