Романтика неба - Борис Тихомолов

В это время вскипевший чайник сердито плеснул водой в костер. Зашипели угли. Старик вздрогнул и с суеверным страхом зашептал слова молитвы.

— Борис-ака! Вставайте чай пить! — позвал меня Халмуратов. — Сейчас хозяин расскажет нам старую легенду про Барса-Кельмес!

Я поднялся. Мне приходилось уже слышать об этом таинственном озере с загадочным названием «Пойдешь — не вернешься». Посередине озера, на каменистом острове, — развалины Чертовой Крепости, в которой, по старинному преданию, какой-то царь из древних времен упрятал свои несметные сокровища. Совсем недавно трое геологов отправились к озеру, да так и не вернулись…

— Вам повезло, — сказал Халмуратов, когда я, поджимая под себя ноги, усаживался рядом с ним на разостланную кошму. — Даже одно название старики произносят с трепетом. Видите, он молится, просит у аллаха прощение за то, что собирается сделать.

Кончив шептать молитву, старик заварил чай, затем достал из сумки три пиалы, лепешки, пригоршню кишмиша и все это умело, по-хозяйски разложил на большом платке. Потом, плеснув из чайника немного в пиалу, с вежливым поклоном передал ее Халмуратову.

Налив чуть на донышке мне и потом себе, он, не торопясь и как бы обдумывая вступление, сделал два-три маленьких глотка, осторожно опустил пиалу на кошму и, устремив в пространство торжественный взор, медленно, нараспев заговорил. Видимо, стараясь для меня, он отчетливо выговаривал каждое слово, и я понял все содержание легенды, не расходящееся с тем, что мне было уже известно. Тут и могущественный Хорезмшах Фарасман, власть которого распространялась на север, вплоть до Венгрии, и на юг, до Индии и Китая, и процветание наук, ремесел, строительство плотин и каналов для орошения пустынь. Смерть Фарасмана, упрятавшего сокровища, раздоры между эмирами, пригласившими иноземные войска для усмирения бунтующего народа, нашествие Чингисхана, разорение страны и превращение богатых земель Хорезма в песчаные пустыни.

…Долго искали люди несметные сокровища Хорезм-шаха Фарасмана. Много смельчаков уходило в страшные болота, и ни один не возвращался обратно. И люди стали бояться этих мест. Крепость назвали Шайтан-Кала, а озеро — Барса-Кельмес.

Там птица не пролетит, не пробежит джейран и чабан не прогонит своих овец. Проклятое аллахом место…

Старик замолчал, потом со словами молитвы провел ладонями обеих рук по своему морщинистому лицу.

Костер угасал. Из-под кучи серого пепла, лениво облизывая камышинки, выскальзывали оранжевые язычки. Камышинки, изгибаясь и корчась, словно живые, вспыхивали разом и превращались в пепел.

Фыркнул конь, проблеяла овца, и где-то в камышах закричала птица. С неба глядели крупные звезды.

Халмуратов, обняв руками колени, молча смотрел на огонь.

— Между прочим, — тихо сказал он, — старик не в курсе последних событий: в районе этого озера нефтяники-разведчики закладывают скважины. И там есть палаточный поселок, и нефтяникам нужны рабочие…

— Да? — заинтересовался я и почему-то вспомнил про Керима.

— Мы завтра должны туда слетать, — продолжал Халмуратов. — Нет, нет, не садиться! — предупредил он мой нетерпеливый жест. — А только так, посмотреть… И я понял его, я уже знал его план! Он тоже думает о Кериме! Ах, умный, порывистый и благородный мой друг!

— Но ведь масла! Масла не хватит!

— Найдем, — поднимаясь, сказал Уразмет. — Утро вечера мудреней. Пойдемте спать.

Мы вылетели на рассвете. Еще курился туман над рекой, и кое-где в небе блекло мерцали звезды. Самолет, подпрыгнув несколько раз по кочковатой площадке, легко оторвался от земли. В открытую форточку пахнуло теплым влажным воздухом с запахом мяты, водорослей и воды. День обещал быть жарким, и не верилось, что только вчера сыпала снежная крупа чересчур рано пришедшей осени.

Делаю круг над площадкой. Наш хозяин восторженно машет обеими руками. Честь-то какая, честь! Пролетая над ним, я три раза качнул самолетом. Прощай, старик! Вряд ли мы увидимся еще раз…

Набираю высоту, ставлю курс. Под нами темные воды Амударьи смешиваются с синими водами Аральского моря. Впереди отвесной стеной стоит крутая возвышенность Устюрта.

Загорался день. Как-то сразу посветлело небо, и потоки солнечных лучей окрасили все вокруг в нежно-розовый цвет. Оглянувшись, я увидел через стекла кабины сплюснутое полушарие солнца, всплывающего из-за морского горизонта. Море вдруг потемнело и покрылось рябью, но ненадолго, через минуту оно снова было спокойным, голубым и чистым, словно умылось.

Море осталось позади. Под нами проплывали белые кручи возвышенности. С любопытством оглядываю незнакомую мне местность, которая на карте моей отмечена словами: «Не исследовано». Никаких признаков воды и растительности! Ровная поверхность выжжена беспощадным солнцем. Лишь весной на короткий срок здесь появляются всходы обильной травы, и тогда сюда стекаются огромные стада диких коз и джейранов.

Нетерпеливо всматриваюсь вперед. Вот оно, озеро Барса-Кельмес! Бело-розовое, оно искрится под солнцем алмазными брызгами. Это кристаллическая корочка соли, а под ней наверняка всепоглощающая трясина. В середине озера, словно бородавка, — скалистый островок с развалинами крепости. Бурые глыбы лежат хаотично.

А вот и палатки нефтяников, они стояли километрах в двух на север. Рядом с палатками чернели груды металлических конструкций.

Приближаемся к озеру. Сбавляю обороты мотора, иду на снижение. Триста метров. Самолет тряхнуло, и в кабину ворвался тошнотворный запах сероводорода и паленого металла. И вдруг меня охватило какое-то странное чувство тревоги. Машину опять тряхнуло. Мы над самым островком. Мрачные глыбы, каменная осыпь. Промчались на бреющем полете. Все промелькнуло, осталось позади, только озеро еще под нами, и запах, и чувство беспокойства.

А вот и берег. Все! Воздух чистый, и страх исчез. Что это — внушенное или в самом деле — какие-то флюиды?

Вспоминаю слова старика; «Там птица не пролетит, не пробежит джейран и чабан не прогонит своих овец. Аллахом проклятое место!»

Вглядываюсь вниз, в песчаный лик пустыни, и мысли толпятся, толпятся. Вспоминается что-то вычитанное о древней истории этих мест и мерещится прошлое: минареты, мечети, дворцы. Хорезмшах с пышной свитой, арабский полководец Кутейбой, Свистели стрелы, полыхали пожары и, заливая кровью землю, в тучах пыли двигались орды Чингисхана. Все это было, и все прошло…

…Стрелка масляного манометра дрогнула и поползла налево. Все — кончилось масло! Надо садиться… Впереди Кегейли, дотяну ли…

И вот мы снова садимся на той же полянке в Кегейли. Нас снова встречает на двуколке Керим, Он смотрит на нас с каким-то досадным недоумением: