Твои, Отечество, сыны - Александр Родимцев

Гитлеровец с мольбой протянул к нему руку:

— О, русс, это есть хорошо… Это есть благородно!..

Беляк наклонился над офицером, сорвал обертку бинта. Немец отпрянул в сторону и дважды выстрелил из пистолета. Первая пуля ранила Беляка в обе руки, державшие бинт, вторая прошла через бок.

— Ну, гад… «это есть благородно»?!

Он выхватил пистолет и прикончил фашиста.

…Комсомолец Данкин. Хрупкий, молчаливый паренек. Застенчивый настолько, что солдаты прозвали его «красной девицей»… Он торопился из штаба своего батальона в штаб полка с важным донесением. Из-за угла навстречу ему вышла группа фашистов. Они столкнулись лицом к лицу, и немцы поняли: есть пленный! Но Данкин метнулся в сторону, вскинул штык и сразил одного, потом другого немца… Закипела невиданная, неравная штыковая схватка. Трех фашистов нанизал на свой штык хрупкий, застенчивый паренек, прозванный в роте «красной девицей»!

Любой ценой, не считаясь с потерями, гитлеровцы хотели удержать город Тим. Да и понятно: в то время они еще не привыкли к сообщениям, что, мол, немецкие войска оставили такой-то город. Для них была важна реклама все новых и новых побед. Ясно, что освобождение нами Тима было бы для гитлеровского штаба очень болезненным щелчком. Под огнем нашей артиллерии они гнали на западную окраину города пополнение. Мчались машины со снарядами, тягачи волокли пушки…

Бойцы третьей роты, поддержанные пулеметным взводом лейтенанта Чухонцева, рассеяли пехоту противника, которая пыталась прорвать наш левый фланг. Но машины врага продолжали двигаться прежней дорогой. С наблюдательного пункта батальона, где я находился, было видно, как пулемет Чухонцева смел вражескую цепь и ударил по автомашинам. Стремительно поднимается наше подразделение в атаку, и вот две машины уже захвачены и движутся в наш тыл… Через несколько минут солдаты приносят мне трофеи: знамя немецкой воинской части и ее штабные документы.

— Молодец лейтенант Чухонцев!.. Передайте ему мою благодарность, — говорю я солдату и жму его руку, но он опускает глаза.

— Лейтенанта Чухонцева нет… Но как он сражался! Вокруг — не меньше тридцати убитых врагов.

Тим… Сколько крови впитала земля твоих улиц, окраин, площадей! Здесь дрались плечом к плечу русские и украинцы, татары и казахи, грузины и узбеки, белорусы и башкиры, и нет возможности назвать самого отважного из них и перечислить все памятные эпизоды этой битвы.

Виктор Гойда — человек пожилой, скромный, он всегда предпочитал оставаться в тени, отлично выполняя поставленные перед ним задачи. Воентехник, он был помощником командира по обеспечению.

Когда капитан Наумов повел батальон в атаку, Гойда был дважды ранен и потерял сознание. Его не успели вынести с поля боя. Он лежал у тротуара, а батальон продвинулся далеко вперед. Подбежала санитарка и, наклонившись над раненым, легонько встряхнула за плечи.

— Товарищ Гойда… Капитан Наумов убит!..

Гойда открыл глаза, с трудом встал на ноги.

— Что ты говоришь… Сумасшедшая! Что ты говоришь?

Он не позволил себя перевязать, пошатываясь, заковылял по переулку, стал собирать отставших бойцов. Неподалеку в прочном кирпичном доме засела группа фашистов до пятнадцати человек. Гойда бросился к дому и одну за другой швырнул в окна четыре гранаты. На перекрестке показалась, видимо, сбившаяся с маршрута вражеская автоколонна. Гойда заковылял к машинам. Автоматная очередь сорвала с него шапку. Он швырнул гранату, и передняя машина запылала… Через минуту здесь горело пять вражеских грузовиков.

Приняв на себя командование батальоном, Гойда повел его в атаку. Эта атака была отбита. Воентехник не растерялся: он снова поднял бойцов и захватил важный перекресток. Здесь он опять потерял сознание, и его вынесли с поля боя без чувств.

На соседней улице сражалась группа сержанта Юрьева. Она упорно продвигалась к центру города. Коммунист Анатолий Юрьев шел впереди цепи. У здания райисполкома оборону занял взвод противника. Гитлеровцы рыли окопы, когда перед ними поднялся плечистый сержант. В короткой штыковой схватке взвод противника был полностью уничтожен, и группа Юрьева захватила несколько домов.

Быть может, сказывалась давняя привязанность: я по-прежнему внимательно следил за делами ветеранов дивизии, наших воздушных десантников. Их оставалось не так-то много: одни были ранены, другие погибли. Однако те, кто в эти дни находился в строю, не раз напоминали о себе строками боевых донесений политотдела дивизии.

Солдата Павла Кремежного многие бойцы, да и офицеры, считали бывалым десантником, и он этого не опровергал. Правда, ему ни разу не довелось прыгать с парашютом. Павел пришел в бригаду добровольцем, так как не подлежал службе из-за ранения во время финской кампании. Еще в боях за Киев он был участником смелых вылазок в тыл врага, дважды приводил «языка», дрался в рукопашных схватках.

Человек веселый и общительный, в свободные часы Кремежный рассказывал новичкам о делах своего батальона, и послушать его, — война — это сплошь забавные приключения.

Младший сержант Гиви Акитович Чхотяне, несмотря на молодость, был человеком сосредоточенным и серьезным. Они сражались вместе, но поглядывали друг на друга не без сомнения. «Не слишком ли весел Кремежный? — думал Чхотяне. — Что за шутки, если кругом огонь?» «Не слишком ли мрачен этот Гиви? — думал Кремежный. — Чего он все время дуется и на кого?»

В час затишья на передовой я случайно стал свидетелем их перепалки.

— У нас, у десантников, — смелость, — поучал кого-то Кремежный, — это самый первый закон. Главное — нос никогда не вешать, как наш Гиви. Ну, скажи, приятель, что ты такой скучный?

— А скучный я потому, — ответил Чхотяне с резким восточным акцентом, — что дело это не очень веселое: грязь, окопы, стрельба. И еще скучно потому, что ты про чужую славу говоришь: ведь сам ты, Павел, не десантник.

— Это как же не десантник? Я с первых боев под Киевом в бригаде.

— А с парашютом прыгал? А курсантом был?..

— С парашютом не доводилось, но курсантом был!

— Где?

— На курсах мукомолов… В районном центре.

— Вот потому и мелешь муку.

— Пойми, голова, что курсы — это сама война! Тут что ни день — экзамен. Срезался — значит, прощай. Убедил фрица штыком или пулей — пятерка! Я и есть самый настоящий десантник: спроси у комиссара Чернышева или у нашего комдива…

— Послушай, душа, ты же знаешь, что я не пойду спрашивать!

— А ты все-таки спроси.

— А я не пойду спрашивать.

— Трусишь, мрачный человек?

— Мы еще посмотрим, кто трусит!