Золотая кровь 3 - Зелинская Ляна

— Вот где следовало искать ответы про чупакабру! — усмехнулась Эмбер.

— Да, действительно. Я Как- то об этом не подумал, — ответил Виго, останавливаясь перед массивной дверью, с вырезанными на ней символами Ордена. — А вот это архив.

Эмбер взялась за отмычки, но Виго остановил её жестом, и достал из кармана ключ, тот самый, который они нашли в кабинете дона Алехандро.

— Я решил, этот ключ должен подойти. Этот символ и насечки. Это ключ от архива магистра.

И ключ действительно подошёл. Тяжёлая дверь подалась с трудом, хотя и без скрипа. Сеньор Виго шагнул в темноту первым, а Эмбер последовала за ним. Он повесил фонарь на специальный крюк и зажёг ещё несколько, стоявших в чашах по периметру комнаты. В тусклом сиреневом свете Эмбер разглядела стеллажи и полки, на которых также громоздились тубы и деревянные ящики.

В архиве хранились наиболее ценные экземпляры рукописей и свитков, а также другие находки: фигурки из нефрита, обсидиановые ритуальные принадлежности, изделия из полудрагоценных камней, явно украденные или силой отнятые у ольтеков.

— Ты начинай слева, а я справа, — сеньор Виго указал на ближайший стеллаж и, окинув Эмбер взглядом, снова чуть усмехнулся.

— Вы находите мой наряд странным? — спросила она кокетливо и развела руками, как будто извиняясь за свои штаны и серую фланелевую рубаху. — Вы так смотрите на мой наряд, как будто видите меня такой впервые. Будьте осторожны, сеньор Виго, не прошло и недели, как мы подписали контракт, и вот вы уже вор, для которого я открываю двери с помощью отмычек. Страшно подумать, что будет дальше!

— Знаешь, глядя на тебя в этом наряде, я вспоминаю то время, когда был уверен, что нашёл гениального помощника, — ответил Виго с лёгкой улыбкой.

— Вы жалеете об этом времени?

— Если честно, то да.

— Почему?

— Потому что… между нами тогда было что-то настоящее… доверие, наверное. Как мне казалось. Искренность. Понимание. Какая — то общность. А теперь мы по разные стороны, потому что нас разделила ложь. Поэтому да, я жалею о том времени, — ответил сеньор Виго, и в его словах прозвучал лёгкий оттенок горечи.

— Увы… Эмерт был такой же выдумкой, как и всё остальное, — сказала Эмбер уже без улыбки.

Она тут же отвернулась и принялась сосредоточенно вынимать и просматривать свитки. Ей было невыносимо больно слышать то, что сказал сеньор Виго. И от понимания, что завтра она исчезнет, что эта ночь — последнее, что ей осталось, стало муторно и горько, и захотелось плакать. Но она сделала несколько глубоких вдохов и сосредоточилась на работе. Главное — не думать сейчас об этом расставании. Потом. Всё потом.

На полках лежало много старинных ольтекских рукописей, выполненных из мягкой, но довольно прочной бумаги, которую изготавливали из коры священных фикусов. При этом бумага легко поддавалась сворачиванию, а ольтеки делали для свитков специальные тубы из полых бамбуковых стволов, и именно благодаря этому, многие рукописи очень хорошо сохранились.

Эмбер разматывала их, бегло просматривала и складывала обратно. Но ничего, что хотя бы отдалённо напоминало золотой свиток или уж тем более дневники её отца, среди этих бумаг не нашлось. Они искали долго, перебирая одну полку за другой, и в сиреневом сумраке слышался только шорох листов.

— Я хотел сказать… — внезапно произнёс сеньор Виго, нарушив тишину. — Может быть тебе и не понадобится переселяться на улицу Боскоджо. Наш контракт скоро закончится. Я собрал уже почти все нити воедино. Морис сегодня привёз очередные отгадки, так что осталось только выяснить, что же это за бриллиант и в чём его ценность. И, я надеюсь, не сегодня, так завтра мы всё окончательно выясним. А потом… потом, я тебя отпущу, как и обещал.

Он произнёс это, не оборачиваясь и сосредоточенно разглядывая какую — то из бумаг, так словно в его словах не было ничего важного. Но в голосе хоть и звучало какое-то странное спокойствие, ей показалось, что далось оно сеньору Виго с трудом.

— Мы почти всё перерыли, похоже, что этих бумаг тут нет, — ответила Эмбер так, как будто не слышала его слов.

Не показывать эмоции… Не думать об этом, иначе будет ещё больнее! Вот Эмбер, эта боль — плата за то, что ты сблизилась с ним! А теперь придётся отрезать по живому.

Сеньор Виго обошёл стеллажи и остановился в центре комнаты, задумчиво глядя на стену. И на молчаливый вопрос Эмбер, ответил:

— Я пытаюсь думать, как мой отец — куда бы он спрятал такой важный документ?

— Ну и как, получается? — иронично спросила Эмбер.

— Ну… не очень.

— Может потому, что ты — не твой отец? — спросила она, неожиданно перейдя на «ты», даже не зная почему.

— Пожалуй, да, у меня и не получится, — внезапно произнёс Виго, глядя Эмбер прямо в глаза. — Но вот ты — другое дело. Ты же эмпат. Ты же можешь чувствовать других людей? Ты можешь почувствовать, как рассуждал бы мой отец, привези он сюда этот документ?

— Сеньор Виго! Я же не телепат и не мнемопат…

— Послушай, не называй меня так! — оборвал он её, как будто даже разозлившись. — Не называй меня «сеньор Виго»!

— То есть… А как же мне вас называть? — спросила она, чувствуя, как в горле перехватило дыхание.

— Просто, по имени.

— Это… как-то не уместно… и…

— Я прошу, — он продолжал смотреть Эмбер прямо в глаза.

Я прошу…

В эти словах было что-то неслышимое, но явственно ощутимое, словно прикосновение тёплых ладоней к лицу. И жар в груди, как цветок, родившийся из бутона, распустился и затопил всё, заставив щёки запылать от смущения, а сердце забиться сумасшедше — радостно. И даже браслеты из ониксида стали горячими, почти обжигая запястья.

Да что же это такое! Это же всего лишь два слова. Ох, Лучезарная…

— Зачем вы хотите, чтобы я вас так называла? Это… будет, пожалуй, слишком… — она взмахнула рукой, не зная какое слово подобрать.

Опасно?

— Ты готова была прилюдно играть роль моей любовницы, и это тебя нисколько не смущало, а теперь тебе трудно назвать меня по имени здесь, где нас никто не видит и не слышит? — спросил сеньор Виго, не сводя с неё глаз. — Почему?

Но именно поэтому и было трудно. Одно дело играть роль прилюдно, изображая то, во что и сама не веришь. И совсем другое, сказать это здесь, наедине, где слова предназначены только ему, и любая фальшь, как и правда, сразу же станет видна.

— Почему вы этого хотите? — спросила Эмбер внезапно охрипшим голосом. — Какой в этом смысл, если наш контракт вот — вот закончится?

— Неужели это так трудно? Это просто имя, а не клятва в вечной верности. Ну же, Эмбер, мне ничего не мешает называть тебя так, а что мешает тебе?

— Хорошо, — Эмбер сглотнула и кивнула, надеясь, что на этом допрос закончится. — Так вот эмпату нужно пообщаться с человеком, чтобы почувствовать его. А я не общалась с доном Алехандро, поэтому не могу сказать, как он мыслил. Я не могу догадаться. Но… есть другой способ.

— И какой же?

— С помощью эфира можно увидеть остаточный эмоциональный след. Он был взволнован, для него это было важно. Наши эмоции оставляют след на том, что для нас важно. И хотя прошло уже много времени, я могу попробовать увидеть или почувствовать этот след, если дон Алехандро приходил сюда с этим свитком. Как тогда в комнате сеньориты Оливии, помните? Если дон Алехандро спрятал бумаги здесь, я смогу это уловить. Только для этого нужно снять браслеты.

Она слукавила. Вряд ли она почувствует эмоции дона Алехандро, она не настолько сильна. Но эти бумаги писал её отец. Он держал в руках перо, и оно запечатлевало его мысли, его послание потомкам, его страсть и воодушевление этим открытием. Этот дневник был для него так важен, что он разделил его на три части и спрятал в разных местах. Эти бумаги впитали все его чувства, и уж точно она сможет увидеть это даже в кромешной тьме.

— А как же сила? Ты говорила мне, что для такого нужно много сил, ведь если отец и привёз их сюда, то это было почти два месяца назад, то есть давно, — Виго посмотрел на её браслеты, а потом снова в глаза. — Знаешь, мне не даёт покоя вот что… Если ты питаешься эмоциями других, их силой… Ты рассказывала мне о Торро Рохос, как ты приходила на бои, чтобы подпитаться, и что ходила туда даже после нашей первой встречи… То возникает вопрос, а как же ты подпитывалась потом? Когда перестала туда ходить? Ты была рядом со мной и жила в Вилла Бланко, как же ты утоляла свой голод? — спросил он, сделав ей навстречу один шаг. — Ты вылечила головную боль, ты спасла Изабель, ты нашла бумаги графа Морено, вспомнила Серджио с Руж-Аньес, но раз ты не забирала силы у других, то откуда ты их брала? Скажи — ка, а моими эмоциями и силой ты тоже питалась?