Новое тысячелетие - Вера Камша

— Это действительно равносильно подаянию, — Андреи показал на статную даму, что, неспешно вышагивая, разбрасывала на площади содержимое уже четвертого стаканчика. Индус уборщик неторопливо шел за дамой на почтительном удалении и подбирал поролоновые шарики.

— Подаяние унижает, а работа возвышает, — сказал турист. — Когда ты не стоишь с протянутой рукой, а сам можешь заработать на хлеб и кров, перестаешь чувствовать себя изгоем общества. Ты его часть.

— Но вы лее знаете, что…

— Он не просит милостыню. Он выполняет работу, за которую ему платят деньги. Из наших с вами налогов. Чем больше собрано мусора, тем больше премия. И эта дама, и тот ребенок кому-то дают работу. Да и глупо спорить, что лучше: такая вот работа или ограбление в ночном переулке. В результате все довольны. И те, кто получил возможность заработать на жизнь, и те, кто таким образом обезопасил себя. Все уверены, что делают полезное дело. Кто же захочет признать, что ворует чужую жизнь…

— Любая работа ворует у человека жизнь, — сказал Андрей и сделал несколько глотков пива. Ему вдруг стало интересно, куда сможет завести этот разговор.

— Не упрощайте, — турист снова взялся за стакан. — Работа, как и любая вещь, бывает полезныя и бесполезныя. Какая польза от их прогулок?

— Чистые улицы, занятые люди. Турист отпил и махнул рукой.

— Мы с вами уже дважды возвращались к этому ответу. Мы создали замкнутую систему социальной защиты. Правда для этого нам пришлось немного поступиться прогрессом. В больницах два санитара на три палаты. Один врач на десять больных. По каждому пустяку обращение в суд. Адвокаты снизили цены и расплодились как тараканы. На каждом перекрестке стоит дорожный полицейский. Почту давно сортируют вручную. Ведь ежедневно в Европу прибывают тысячи эмигрантов. Им всем нужна работа.

— Может уменьшить число эмигрантов? — предположил Андрей.

— Это не спасет ситуацию. Повышенная социальная защита привела к трансформации сознания большого количества людей. Зачем лезть из кожи вон, если можно зарабатывать на жизнь, собирая мусор.

— Те, кто лезут из кожи, зарабатывают больше. Значит, живут лучше.

— Разница невелика, — покачал головой турист и снова сделал глоток. — Самое страшное, что такое положение вещей устраивает абсолютно всех. Человек рождается, получает образование. Высшее или стандартное. Дальше он ходит на работу, заводит семью, рожает детей. Чтобы улучшить условия его жизни, банки дают кредит. Низкий процент, длительный срок. Люди сами себя убеждают, какая жизнь может быть благодаря этим кредитам. Мы оказываем безвозмездную помощь, привозим одежду, крупу, хлеб менее развитым странам, совершенно не заботясь, чтобы поднималась их собственная экономика. Иначе они начнут экспортировать свои товары, а наши перестанут покупать. Пусть уж лучше получают гуманитарную помощь, чем будут отбирать работу у граждан Европы. Мы воруем чужую жизнь.

— Нельзя разом осчастливить всю планету, — вздохнул Андрей.

— А вы представьте себе на минуту, что будет если…

Турист замолчал и, глядя куда-то Андрею за спину, погрустнел еще больше. Андрей обернулся, увидел двух полицейских в голубоватой форме. Мелькнувшую в голове мысль он отмел начисто.

Андрей посмотрел на туриста.

— Вы думаете, они отвезут меня домой потому, что я немного перебрал? — спросил тот. — Ничего подобного Плевать они хотели, дойду я домой или попаду под машин) Они отвезут меня, потому что своим пьяным состоянием я порчу эстетику окружающего мира.

Полицейские бригады сопровождения остановились в паре метров от кафе. Турист тяжело поднялся со стул1 большим глотком допил кальвадос, что оставался в стакан расплатился карточкой с тут же возникшим официантом пошатываясь, вышел из кафе, прихватив бутылку. Полицейские предложили пройти к машине, стоявшей у переулка.

Турист кивнул, сделал несколько шагов и выпустил из рук почти пустую бутылку. Та, звякнув, разбилась вдребезги.

— Не тревожьтесь, я уберу, — сказал подошедший уборщик.

Турист хотел было ему что-то сказать, но потом передумал и, махнув рукой, пошел к полицейской машине.

Не допив пиво, Андрей ушел из кафе.

Странные ощущения. Он совсем не знал этого человека, не знал о чем он думает, что пережил за свою жизнь, но вместе с этим была между ними какая-то общность. Что-то их связывало. Что-то, что давало одинаковые ощущения от окружающего мира.

В конце аллеи стояли две пожарные машины. Что здесь может гореть? Подойдя ближе, Андрей услышал монотонный гомон, слова которого разобрать было все еще невозможно. Один голос все же гремел сильнее остальных. Еще несколько шагов, и Андрей начал разбирать обрывки слов, точнее проклятий. Когда он понял, в чей адрес они обращены, го элементарно растерялся. Странное сочетание пожарных машин, толпы и проклятий навеяло предположение о съемках кинофильма. Но причем тут Золушка?

Андрей подошел ближе и…

Он думал, что после всего, что увидел, услышал и узнал за последние три дня, его сложно чем-то удивить, и ошибался.

На большой поляне собралось человек двести обывателей. Старые и малые, мужчины и женщины. Они были переполнены негодованием и с одобрением воспринимали слова священника, взобравшегося на наспех сколоченную трибуну и щедро одаривавшего проклятиями Шарля Перро и созданное им исчадие ада Золушку. Слева от трибуны полыхал костер. Андрей плюнул бы и прошел мимо, если бы не ручеек из детей, что тек мимо костра, и из которого в огонь летели книги. Большие и маленькие, толстые и тонюсенькие. Несложно было догадаться, что это книги Перро.

Пяти минут Андрею было достаточно, чтобы узнать, что Золушка — олицетворение разврата, лжи, вероломства, авантюризма, богохульства, лени, желания получить то, что по праву не принадлежит.

Вернувшись домой, Андрей, прихватив с собой из холодильника дюжину банок пива, ушел в сад и до наступления сумерек лежал в гамаке, думал, как ему жить дальше. Теперь он четко понимал то едва уловимое ощущение, что терзало его со вчерашнего дня. Ему здесь не нравилось. Последние несколько лет на острове, он лелеял мечту о возвращении домой. Пусть в небольшой, но все же индустриальный город. Где есть такси, кинотеатры, кафе и библиотеки. Он получал удовольствие от одной мечты, что скоро сможет сеть в свое авто и съездить в Париж, если ему вдруг захочется побродить по Лувру. Что сможет ходить в кино или на футбол, читать биржевые сводки, потихонечку вкладывать деньги в недвижимость или акции. Он был счастлив от мысли, что вернувшись в Европу, они с Динакой нарожают детишек и по выходным будут ходить с ними на прогулку в парк. Теперь он расхотел водить туда детей. То, что он увидел в парке, ему не понравилось. И дети ему не понравились. И пиво сейчас казалось каким-то странным. Андрей посмотрел на бутылку. Нет, это вроде ничего. И раки… раки-то наверняка были с генетически измененной формулой. Какой же он был дурак, что не спросил об этом, прежде чем съесть их.