Роксолана и Султан - Наталья Павлищева

Что такое произошло, что Сулейман торопился в Стамбул, оставив янычар грабить Белград и окрестности без своего ока?

Валиде обиженно поджала губы: неужели так торопится к своей Хуррем? Не похоже, чтобы он помнил об остальных.

Роксолана радовалась возвращению Сулеймана и страшилась этого. Она не сможет подарить ему те ласки, какие были раньше, не разочаруется ли он, увидев кругленькую наложницу, ее место на ложе быстро может занять другая…

И вдруг, словно гром с ясного неба, страшное известие: в пределах земель Османской империи чума! Почти сразу к одной напасти добавилась вторая – черная оспа.

Такое бывало, и нередко: в страхе люди побежали из городов, тем самым разнося заразу дальше. Две смертельные косы принялись выкашивать население, едва ли ни половиня его. В холодных странах надежда всегда оставалась на зиму, мороз убивал то, что убивало людей. А что делать там, где тепло?

Смертельная болезнь отступала, лишь собрав свой страшный урожай.

Османы к такой страшной жатве относились спокойно, считая ее волей Аллаха и полагаясь на его волю. К чему бежать, если чума – стрела Аллаха? Она все равно настигнет, где бы ты ни спрятался.

В Стамбуле послышался женский вой и плач, беда добралась и до султанской семьи, причем взялась за детей. Сначала умер младший из сыновей Гульфем Мурад, потом старший, потом только что родившаяся девочка Дамлы. Даже у Роксоланы не повернулся язык сказать, что это и есть божья кара за то, что хотела убить ее.

Роксолану заботило одно: как передать Сулейману просьбу не приезжать в Стамбул, где свирепствует болезнь? Пусть бы прожил зиму в холодных краях, это безопасней. Хафса не поняла ее:

– Что ты чудишь, как можно советовать Повелителю не ехать домой? Или не рада?

Роксолана отмахнулась:

– При чем здесь я? За султана боюсь.

– Нечего бояться, надо положиться на волю Аллаха.

Он вернулся осенью. Без победного боя барабанов, в сопровождении только Ибрагима, Пири-паши и Касим-паши, словно остальных видеть уже не мог. Почти тайно въехал в Стамбул и сразу в гарем.

Сулейман действительно никого не хотел видеть, война не для него, бывал жесток, даже кровожаден, приказывал казнить и скармливать своему зверинцу виновных, сажать на кол, так, чтобы кончик кола показывался изо рта – медленно и страшно, мог наблюдать, как при этом извивается еще живой человек, спокойно смотрел, как забивают плетьми, хладнокровно наблюдал, как гибнут его же воины от ударов мечей противника, как кого-то убивает ударом пушечного ядра… На все ужасы войны и наказания смотрел спокойно, а вот видеть, как грабят взятые города, так и не научился.

Султан Сулейман проведет еще много походов и захватит много городов, его империя разрастется немыслимо, так, что от весны до осени и объехать свои владения не сможет, но он так и не привыкнет к войне, хотя даже смерть в старости застанет его в походе.

Султан уже знал о смерти сыновей и крошечной дочери, даже не получившей имени. Воспринял все спокойно и смиренно – такова была его дань за удачный поход. Задумался – неужели такой ценой придется платить и впредь? Касим-паша от таких мыслей Повелителя ужаснулся:

– Черная смерть приходит независимо от того, ходят Османы в походы или нет!

Его поддержал Ибрагим:

– Сейчас Повелитель еще нужней своему народу. Походы, как и смерть даже в султанских покоях, неизбежны. Еще никому не удавалось жить вечно. Инш Аллах!

Сулейман не сразу появился в самих гаремных покоях, даже от самого себя скрывал, что боится того, что и Роксолана, – разочароваться в ее виде.

А когда увидел, даже колени ослабли. Аккуратный маленький живот, то же лицо, только глаза стали строже, и смех не такой звонкий, но как можно смеяться, когда даже в гареме стоит плач.

Не было веселья в их встрече, но была любовь. Сулейман взял в ладони любимое лицо, осторожно, бережно, словно боясь спугнуть дивное видение, целовал глаза, нос, губы, потом так же целовал все тело. Только живот обходил – нельзя касаться вместилища будущего сына: тот может обидеться, еще не родившись.

Они любили друг друга по-прежнему жарко, но при том осторожно, стараясь не повредить плоду.

Страшная беда невольно помогла Роксолане: у султана остались в живых всего двое сыновей, потому будущее рождение этого, третьего, делала жизнь Роксоланы очень важной.

– Кто будет?

– Зейнаб сказала, сын.

– Ты родишь мне еще много сыновей.

– А дочерей?

– Согласен, и дочерей тоже.

Они молчали о страшном законе Мехмеда Фатиха, повелевающем пришедшего к власти султана уничтожать все мужское потомство отца, то есть убивать собственных братьев, чтобы не было свары за власть. Зачем рожать сыновей – чтобы их потом убил старший брат?

Но Роксолана не задавала таких вопросов Сулейману, глупо спрашивать.

Она спрашивала о другом.

Снова в поход, причем султан на удивление торопился. Куда, если войско едва успело вернуться от Белграда?

– На Родос.

Зачем султану вдруг этот остров, принадлежащий госпитальерам? Конечно, кто владел Родосом, тот владел этой частью моря, потому что в гаванях Родоса могли скрываться любые корабли, а нависающая над берегом крепость была угрозой любого, кто проплывал мимо. К тому же госпитальеры были богаты.

Родосскую крепость пытался взять еще Мехмед Завоеватель, но не удалось. Почему? В крепости достаточно съестных запасов и воды, достаточно оружия, она могла находиться в осаде долго, очень долго.

На что же тогда рассчитывал Сулейман? Роксолана попросила:

– Дай попробую понять.

– Угадать?

– Нет, понять, на что ты надеешься, кроме храбрости своих воинов и умения своих полководцев.

– Боюсь, их умение здесь мало пригодится. Там понадобятся только умение разрушать стены и башни пушками и умение остатки стен штурмовать.

На что же султан рассчитывал, намереваясь осаждать Родосскую крепость в преддверии зимы?

Роксолана несколько минут сосредоточенно соображала, потом осторожно поинтересовалась:

– Надеешься, что замерзнут?

– Ах ты, моя умница! Как догадалась?

– А чего еще могут бояться зимой люди, у которых есть все остальное? Если у них много еды и воды, много оружия и крепкие стены, не значит, что есть дрова для печей.

– Что попросишь в этот раз? Привезти книги ордена госпитальеров не обещаю, они наверняка религиозные. Проси другое.

– Попрошу.

– Слушаю.

– Сберегите себя, Повелитель. Вы и это дитя – единственное, что у меня есть в этом мире.

У Сулеймана перехватило горло – так могла сказать только любящая женщина. Любящая и любимая, знавшая за собой это право – просить сберечь жизнь любимого человека.

– Прятаться от каждой опасности не обещаю, но голову под чей-то меч подставлять не стану. Я хочу поднять на руках нашего сына. Береги себя ты, ты очень нужна нам с ним, – султан приложил руки к животу Роксоланы. Младенец, словно почувствовав отцовское прикосновение, требовательно толкнулся.