Медиум - Александр Варго

– Перед поездкой в Валленхайм офицеры изрядно выпили в своем домике, – прошептал Вадим, – Выходит, их было там не трое, а четверо… Твою мать! – осенило его, – А ведь действительно не существует никаких свидетельств, что офицеров было трое!

– Забавно, – оценил ситуацию Фельдман, – Четвертый не из их компании, просто затесался в тот вечер. На что-то подобное мы и рассчитывали, верно? Мистика суровым образом переплетается с реальностью. Барон действительно парень непростой, разглядел способности парней, просветил их насквозь, выдал жизненную установку…

– Но куда уж ему до Дьявола, скупающего оптом души, – поддержал Вадим, – Он поднялся на второй этаж в самый обжигающий момент. Но заходить не стал, остался на лестнице, стал слушать, завороженный происходящим. Можно лишь догадываться, что творилось в тот момент в его напичканной алкоголем башке…

– Решил не светиться, заблаговременно ушел, – сказал Фельдман.

– Это так, – подтвердил Гюнтер, – Четвертый офицер вернулся из замка первым. Ребята не успели сбежать – Хельгу заморозило, она просто не могла встать… Он забрался в кабину, словно никуда и не уходил. Вскоре вернулись остальные, машина уехала, приключение закончилось.

– Действительно неведомо, что творилось у него в башке, – задумчиво произнес Фельдман, – Вероятно, ничего. Просто оробел. А наутро явилась мысль. Или не наутро. Хотя довольно странно – ждать шестьдесят с лишним лет, чтобы воплотить дьявольский замысел…

– Дьявольский замысел мог зародиться гораздо позднее, – возразил Вадим, – Просто офицер сделал зарубку в памяти, решил посмотреть, что будет дальше. А дальнейшая судьба Белоярского, Урбановича и Басардина навела на размышления.

– Но если он жив до сих пор, ему далеко за восемьдесят, – подсчитал Гюнтер, – Какой смысл от грабежа и богатства в таком возрасте?

– Задачка, – почесал вихрастый затылок Фельдман, – Мы должны понять, кем был этот четвертый. Вскрыть архивы, списки личного состава… Зоннерманны помнят, какой он был из себя?

– Да не очень, – смутился Гюнтер, – Целая эпоха прошла. Обычный. Среднего роста, среднего сложения. В погонах они не разбирались. Запомнили испепеляющий взгляд…

– Поехали, – хлопнул по коленям Фельдман, – Будем считать, что на дорожку уже посидели…

Три последних дня в Германии проволоклись, как в густом тумане. Они опять рвались через кусты к спящему на проселке микроавтобусу. Сумки остались в машине, никто на них не покусился. С местечком Аккерхау прощались без сожаления, Гюнтер жал на последней передаче, под которую была уместна ревущая из магнитолы немецкая эстрада. Вадим с трудом соображал, в каком направлении они едут. Но явно не в обратном. Проносились разноцветные деревеньки, перелески сменялись возделанными полями, чистенькие свалки вдоль дороги, обозначенные щитами с надписью «Schutt» (мусор). Но неприятности следовали по пятам: на окраине опрятного городка у заведения с гордым названием «Kreuzritter» (вроде бы «крестоносец») с треском лопнуло колесо, и Гюнтер едва не оставил городок без фонарного столба. Из воздуха материализовалась машина дорожной полиция, исторгла инспектора с «картофельным» носом и строгими запросами. Проверить документы у всех троих полицейский не догадался, доканывал Гюнтера, уверяя, что ездить на таких раритетах люди в наше время не должны. Гюнтер долго ругался, обретя свободу. «Не мужское это дело – на дорогах зарабатывать», – справедливо подметил Павел. Поставили запаску. На проселочном повороте съехали в кювет – Гюнтер не успел сбросить скорость. Долго и, старательно ругаясь, извлекали машину из западни. Снова потянулась необитаемая лесистая местность. Джип не первой свежести торчал посреди дороги – заняв свою полосу и половину встречной. Разъехаться было проблематично. Чертыхаясь, Гюнтер притормозил. Пассажиры джипа – широкие парни, «прикинутые» в спортивном духе – стояли шеренгой на обочине, мочились, при этом что-то нестройно пели и хохотали.

– С ума сойти, – поразился Фельдман, – Капелла писающих мальчиков!

– Свиньи! – вскипел Гюнтер, – Что они себе позволяют?! Они же оскорбляют мою страну!

– Минуточку, – насторожился Вадим, – Уж больно славянские репы у этих писающих.

Но Гюнтера уже несло из машины. Широким шагом, засучивая рукава, выкрикивая ругательства, он шел к обидчикам своего фатерлянда.

– Зря он это, – поздновато опомнился Фельдман, – Ну, подумаешь, травку удобрили, машину плохо поставили. Ведь можно проехать…

Первое правило боксера: один раз подумай, сто раз ударь, но Гюнтер начал бесцельно махать руками, браниться. Парни неторопливо доделали свои дела, привели в порядок одежду. Двое продолжали гоготать. Третий, поигрывая бицепсами, повернулся. Физиономия, не обремененная интеллектуальным багажом, изумленно вытянулась.

– Пацаны, да это те самые! – завопил он на подозрительно знакомом языке.

Гюнтер словно споткнулся. Растерянно посмотрел назад. Фельдман уже летел через сиденье на водительское место, выжал сцепление.

– Гюнтер, в машину!!!

От неприятностей худо-бедно увертывались. Микроавтобус рванулся с места. Отпрыгнул от парней, помчался назад Гюнтер. Вадим откатил дверцу, рассчитывая, что тот нырнет. Но ловкости немецкому сыщику не хватило. Он запнулся и с воплем грохнулся грудью о подножку. Вадим схватил его за шиворот, на ходу затягивал в салон. Кто-то с воплем выпрыгнул из-под колес. Фельдман выжал газ: микроавтобус с отчаянным скрежетом процарапал левый бок джипа, качнулся над водостоком, но сцепления с дорогой не утерял, помчался по проезжей части. Захлопали выстрелы. С треском разлетелась задняя фара. Задвинув дверцу, Вадим обернулся – братва, попрятав пистолеты, судорожно пыталась развернуть джип на узкой дороге…

Всё это напоминало какую-то пародию на ужасы и экшн. С трассы Фельдман ушел за ближайшим поворотом – свернул на раздолбанный проселок под эскапады «зарубежной эстрады» из приемника. Машина затряслась по бездорожьям чужой отчизны. Свернул еще раз, махнул напрямик через поляну, пропылил мимо заброшенного фермерского хозяйства, освоил клеверное поле, взгромоздился на очередной проселок, уперся в лес и радостно возвестил, что заблудился.

– Меняемся местами, – прохрипел, держась за отбитую грудину, Гюнтер, – Найду выход…

– А это ничего, что ты у нас ранен? – поворотился Фельдман, – Я слышал, как ты шандарахнулся, было здорово. Не многовато ли у нас неприятностей в расчете на сорок миль?

– Нас преследует злой рок, – рассудительно изрек Вадим.

– Нас преследует злая попса, – разозлился Фельдман, выключил орущее устройство, откинул голову и начал судорожно вздрагивать от смеха…

Позднее выяснилось, что, благодаря стараниям всезнающего Гюнтера, они промахнулись мимо Берлина. Столица всея Германии осталась где-то на туманном востоке. Ничего, – успокоил приятелей Гюнтер, – чем западнее, тем цивилизованнее. Ночь провели в симпатичном мотеле с интригующим названием «Schummerstunde» («Сумерки»). Гюнтер обрывал телефон. Сквозь дремоту Вадим усвоил, что Полина Юрьевна явилась-таки в полицию, где дала исчерпывающие признательные показания, рассказала, как все было на самом деле, и теперь криминальная полиция страстно жаждет снять показания с русских, которые проходят по делу исключительно свидетелями. Якобы полиция закрыла глаза на самоуправство Фельдмана и Гордецкого в доме Басардиных, а также на физическое оскорбление представителей полицейского управления Магдебурга.

– Хрен им, – возмущался Фельдман, – Придем к ним – вот, мол, на блюдечке, а нас в кутузку, и по паре лет за избиение копов!

«Я не бил», – лениво вспоминал Вадим, – «И старуху за горло не хватал. Пусть Фельдман сам мотает».

– Типичное русское разгильдяйство и непонимание элементарной ситуации, – возмущался Гюнтер, – Без разрешения официальных структур вы просто не улетите из этой страны! Нет, можно, конечно, уйти в нелегалы, перейти ночью польскую границу, потом белорусскую, но этим точно заработаете срок…

Фельдман долго пыхтел, рожая компромиссное решение, что для начала они должны добраться до Берлина, там он свяжется со своим старинным знакомым, ответственным работником государственной корпорации «Росэкспо», у которого есть связи в дипломатических кругах, и разговаривать с полицией он согласен только в присутствии сотрудников российского дипломатического ведомства.

И вновь плутания по окрестностям Берлина. Прощание с Гюнтером – отличным немецким (жаль, не русским) парнем. Скромная гостиница в одном из пригородов бывшей столицы восточной зоны. Двухкомнатный номер с серыми занавесками. Фельдман то появлялся, то пропадал, а если был на месте, постоянно кому-то названивал, не выключая зарядное устройство из розетки.

– Вечером появится господин из российского посольства, – хвастливо заявил он, – Хорошо иметь полезные связи, двоечник. Попутно я напряг один источник, работавший когда-то на «Штази». Заряжены подчиненные по агентству – будем считать, что поиск офицера Советской Армии без особых примет стартовал. Расслабься, старик, – широко зевнул Павел, – Нас пока не ищут в Берлине. После разговора с полицией… если не окажемся, конечно, за решеткой, переберемся в другую гостиницу. Погуляем по Унтер-ден-Линден, самой красивой улице Берлина, заглянем на Курфюрстендамм – там прелестные магазины. Дыши спокойно. Но дальше кафетерия в подвале лучше пока не ходи… Кстати, есть идея перебраться на «постоялый двор» Ларса Строшена на площади Аденауэра, слышал о таком? А я однажды даже ночевал. Двести евро за ночь, недорого. Но просто пестня, Вадим! Строшен – музыкант и художник, и детище его – просто неповторимо. Тридцать комнат, все разные. Дизайн каждой – произведение искусства! Комната – тюремная камера, комната с летающей кроватью, комната в зеркалах, комната с двумя гробиками вместо постелей, комната «вверх тормашками», где все наоборот, ты ходишь по потолку, а над тобой прикручена мебель… Лично я ночевал в комнате, имитирующей прозекторскую. Там даже муляжи покойников были – весьма убедительные, и пахли…