Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

– А где командир вашей роты? – спросил я, осматриваясь в полумраке, не разгоняемом двумя крошечными оконцами справа и слева от двери.

– А это я! – просто ответил парень, и так я узнал, что он и есть Александр Федорович Байков, о котором мне уже было известно, что накануне войны, год назад, ему действительно было девятнадцать лет, что, едва окончив тогда семилетку, избрав своей специальностью изготовление дамских сумочек, портфелей и чемоданов, он стал учеником галантерейного цеха, а в порядке комсомольской общественной нагрузки трудолюбиво занялся в своем цехе культработою…

Не представляю себе, как удалось ему стать командиром роты, уложившей здесь, на подступах к Ленинграду, невероятное количество гитлеровцев и не потерявшей при этом ни одного человека убитым?!

Обо всем этом предстоит мне узнать в подробностях.

В бревенчатом срубе, который не совсем правильно называть блиндажом, потому что он не врыт в землю (болото!), – чистота, опрятность, порядок. Я приписываю их прежде всего воздействию политрука роты Торжкова, балтийца-моряка, защитника Ханко, с которым знакомлюсь, войдя в блиндаж.

Наблюдаю хорошие исполнительность и дисциплинированность бойцов, входящих на КП по множеству надобностей. Располагаясь в лесу вокруг блиндажа, на березовых скамеечках, вокруг вбитых в болотные кочки рубленых столиков, они простодушно веселятся: слышны песни под баян и гитару, смех, шуточки… А ведь каждый из бойцов роты – кто сегодня, кто вчера – леживал по многу часов в торфяном болоте, снайперскими своими выстрелами навлекая на себя шквалы минометного, пулеметного и даже пушечного огня…

Я сказал о первом своем впечатлении политруку, но он ответил весьма решительно:

– В этой роте я только со второго мая, человек здесь новый: такую бодрость и непреклонность духа за какой-нибудь месяц я бы создать не успел. Разумеется, по-флотски за чистотой и дисциплинированностью слежу, но дело тут не во мне: это все Александром Федоровичем Байковым создано. Конечно, такой дружной и боевой роту сделали в общем-то мы, коммунисты, Байков у нас кандидат, я – член партии. Вот еще заместитель мой – замполитрука Михайлов Виктор Дмитриевич… Ну, надо сказать, и парод к нам подбирался лучший – по доброй воле, с отличными характеристиками!..

Усевшись с Байковым за маленький, срубленный из тонких неокореиных березок стол, я проговорил с ним весь вечер.

Байков родился на Смоленщине, в городе Вязьме,

в 1940—1941 годах приобрел военную специальность в Лепельском минометном училище, начал войну лейтенантом, командиром минометного взвода, в октябре попал в 128-ю дивизию. С 27 октября уже ходили в наступление на 8-й поселок, – он участвовал как пехотинец.

Затем, когда в дивизии были организованы курсы минометчиков, его назначили командиром минометного взвода, через месяц направили в заградбатальон, стоявший у Верхней Назии как резерв командира дивизии.

21 декабря противник прорвал оборону на территории Гонтовой Липки, и батальон получил приказ ликвидировать прорыв. Во взводе Байкова было всего пятьдесят мин. Выпустив их, взвод пошел в наступление как пехотный, удалось захватить два немецких сорокадевятимиллиметровых миномета и около пятисот мин. Их тут же применили. Это помогло всему батальону свободно продвигаться, – артиллерия наша почти не вела огонь: было мало снарядов… За ликвидацию прорыва Байкова наградили медалью «За отвагу».

Ночь на 11 июня. КП командира роты

Вечер незаметно переходит в белую ночь. Связной командира роты Иван Бордюков, протопив «для сухости» чугунную печурку, застелив плащ-палатками и простынями соломенные тюфяки на нарах, зажигает фитилек самодельной плошки. Байков продолжает рассказывать, подсев к столу, его слушает и политрук Торжков.

– Двадцать девятого декабря мы – заградбатальон – были отведены обратно в резерв, и с этого дня я стал готовить снайперов. Так, приходили по шесть, по девять человек с полка, и мы, таким образом, организовали взвод снайперов. В их числе были Седашкин, Статуев, Овчинников – теперь люди знатные. После прохождения курсов мы их распределяли по полкам.

Я готовил три партии – каждую по месяцу (январь, февраль, март). С апреля набрали четвертую, этих снайперов мы уже не отпустили в части, а оставили при дивизии как резерв.

Внимательно слушавший политрук Торжков извлекает из нагрудного кармана затрепанную записную книжку, справляется по ней:

– Этот выпуск состоялся двадцать второго апреля – двадцать восемь человек. Они составили взвод истребителей – три отделения, которые по требованию командира полка рассылались в ту или иную стрелковую роту. Первый раз взвод пошел охотиться тридцатого апреля, выполнял задачу три дня. Вскоре дали нам еще двадцать человек из резерва, мы их тоже подготовили и оставили у себя. Так стало два взвода, и они начали называться ротой.

Второй взвод начал охоту с тринадцатого мая, группы охотились по девятнадцатое, потом возвращались, отдыхали, шли снова. Этот взвод истребил в мае сто восемьдесят одного гитлеровца.

– Восьмого мая, – продолжает Байков, – приехали к нам из армии еще двадцать человек, имевших только шестидневную снайперскую подготовку. Мы их тоже превращали в снайперов, образовав из них третий взвод. Он начал действовать с первого июня.

Пока второй и третий взводы обучались, я с первым взводом ходил по полкам на истребление гитлеровцев. Сейчас ходят уже все взводы роты…

На месячных курсах люди прежде всего проходили стрелковое дело, а в остальное время занимались тактикой, топографией и саперно-маскировочным делом. Стрелковым делом занимались так: при выводе взвода на учебу делились по отделениям. Одно – стреляло, другое занималось наводкой, третье – измерением расстояний. Таким образом, рабочий день был уплотнен. Подготовку проводил я лично, и сам я в настоящее время – снайпер…

В записной книжке политрука Юрия Петровича Торжкова есть много точных, можно сказать – бухгалтерских записей. Слушая вместе со мной Байкова, подливая нам в алюминиевые кружки чаи, он одновременно сделал для меня несколько выписок[18].

Я даю здесь эту выписку не полностью. В списке Торжкова перечислены двадцать пять человек. В конце списка Торжковым подбит итог: «Всего – 442», и сделано примечание:

«Остальных – истребил 1-й взвод.

Все бьют немцев винтовкой, и все – во время охоты».

Закончив со мной разговор, Байков и Торжков вышли из блиндажа сделать какие-то распоряжения.

Белая ночь ясна. Доносится орудийный гул, где-то неподалеку хлопают мины, а моментами лесную тишину раздирает ожесточенная стрельба по пролетающим над нами фашистским самолетам.

Ложась спать на нарах, рядком с Байковым, я задаю ему вопросы, и он отвечает мне:

– Когда первый раз идешь в бой, кажется страшным, а уже в наступлении обо всем забываешь, становишься смелым, мужества набираешься. Мальчишеское озорство (а я был здоровый озорник!) помогло. Важно: с детства я никогда не терялся. И позже – в докладах старшему начальнику: хоть сам маршал приди! А еще уменью подойти к массе помогла моя культработа, знаю интересы бойца, до тонкости понимаю его. А вот симулянтов узнаешь сразу, потому что в детстве, хулиганя, сам был таким…

11 июня. КП командира роты

Засыпая, слышал разговор:

– … Как фашист падает? Наблюдал я в стереотрубу. Если угодишь крепко – медленно падает. А если ранят – подымут гам: «Пропало все!» Немцы трупы своих всегда стараются утащить. У них это очень быстро делается. Во время наступления один фриц остался в блиндаже, выскочил и – на бойца со штыком. Но боец не растерялся, сам проткнул его штыком и еще пулей добил…

Это Байков тщился удовлетворить любопытство своего связного Бордюкова, который обижен, что его «не пускают в снайперы».

Только было заснул, явились кинооператоры и Чертов – их не устроил ночлег в политотделе. Здесь, на КП роты истребителей, им, как и мне, оказано отменное гостеприимство. Горел огонек – фитилек на блюдечке с жиром. Был чай в ведре. Были разговоры. А потом нам уступили свои места, все полегли спать. Сон хороший – мягко, сухо, тепло. Однако, изрядно промокнув вчера под дождем и затем не просушившись, я простудился.

В роте снайперов-истребителей.

Снайпер А. Седашкин. 128-я сд.

Июнь 1942 года.

Зачинатели истребительного движения в 128-й дивизии и самые опытные снайперы – Седашкин, Статуев и Кочегаров. Их прежде всего и захотелось мне повидать. Седашкин 18 мая был ранен и только вчера, в день моего приезда сюда, вернулся в роту.

Вызванный командиром роты, он пришел ко мне в блиндаж – суровый, кряжистый, серьезный, с орденом Красной Звезды на своей выцветшей и залатанной гимнастерке, глянул на меня пристально свинцовыми глазами, вытянулся.