Верность джиннии - Шахразада

— Неужто это и есть покорность? — требовательно спросил он. — Ты — моя рабыня. И твой долг — исполнять прихоти господина.

Его высокомерие донельзя раздражало ее, и Марджана едва не велела ему проваливать. Но в крови уже растекалось томительное желание и сопротивляться не было сил. Откровенно говоря, Марджана и не желала встретить рассвет, не познав напоследок страсти Мехмета. Хотя бы ненадолго притвориться, будто опасности не существует… Заставить его забыть все кошмары. Отринуть собственный страх неудачи.

Когда она стала медленно раздеваться, его губы искривились в довольной усмешке. Рад, что она побеждена? Марджана стиснула зубы, молча клянясь отомстить. И ее движения стали еще медленнее.

Одеяния упали на пол, но она оставила все многочисленные украшения, понимая, как чувственно выглядят золото и серебро на ее обнаженной груди. Глаза Мехмета блеснули, но лицо оставалось бесстрастным.

— Подойди, — приказал он.

Она встала перед ним, многозначительно глядя вниз, на его восставшую плоть.

— Ты хочешь меня, — спокойно, чуть насмешливо констатировал Мехмет.

Марджана вздрогнула от ненасытного желания.

— Да.

— Что «да», рабыня?

— Да… хозяин.

— Прекрасно. Ты быстро учишься. А теперь коснись меня.

Его вкрадчивый голос ласкал ее и лишал желания мстить. Но, упорно сопротивляясь желанию, она позволила своим пальцам скользить по этому великолепному телу, намеренно избегая низа живота и бедер.

Мехмет невольно выгнул спину, застонал, не в силах дольше ждать.

— Сейчас, — выдавил он. — Стань моей сей же миг.

Несмотря на твердое желание помучить его, у нее не было сил отказаться. Под этим взглядом она чувствовала себя восхитительно желанной. Пойманная в сеть блестящих восторженных глаз, она перекинула ногу через узкие бедра и опустилась на него, с наслаждением ощутив, как сладок миг соединения. После столь долгих мук удовольствие казалось ослепительным. Какое это счастье — чувствовать его в себе, чувствовать, как соединены их тела и жизни. Марджана сжала запястья Мехмета и подняла его руки над головой, прижав к подушке, а сама распласталась на нем. Украшения, ложась на его грудь, слабо позванивали.

Мехмет дал ей полную волю, и она наслаждалась своей властью. Прошло всего несколько минут, прежде чем он осознал перемену в девушке. Она больше не сопротивлялась ни ему, ни своим желаниям. Больше не терзала его. Ее прелестное лицо было сосредоточенным и грустным. И с каждым вздохом, каждым движением бедер ее страсть становилась все более лихорадочной. Она двигалась все быстрее, с большим напряжением, в почти безумном ритме.

Подавшись вперед, она стала исступленно целовать его, и каким-то уголком затуманенного сознания Мехмет понял причину ее неистовства. Опасность, ожидавшая впереди, словно высвободила в ней все темное и примитивное, что таилось в душе, и теперь она говорила телом то, что никогда не позволила бы себе сказать вслух.

Всхлипнув, Марджана откинула голову, и ее крик пронзил его душу. Уносимый штормом, Мехмет отчаянно цеплялся за нее, и его стоны вторили ее крикам, выражая смятение, владевшее телом и сердцем.

Наконец Марджана устало обмякла на нем, окутав облаком волос. Мехмет лежал не шевелясь, ощущая судороги ее страсти и возбуждения, и разрядки, смешанные с чем-то более глубоким. Страхом.

Пусть она не желает или не может признать это, но она боялась потерять его, возможно, так же сильно, как боялся он. Придя наконец в себя, она крепче сжала руки и зарылась лицом в изгиб его шеи в безмолвной мольбе, ища утешения.

Мехмета терзали недобрые предчувствия. Он мечтал лишь об одном: чтобы ночь продолжалась бесконечно. Чтобы рассвет никогда не наступил и они сумели избежать опасности, которую несет завтрашний день. И все же оба помнили о безжалостной обязанности, выполнить которую их призывали честь и долг.

Свиток девятнадцатый

Марджана вернулась на женскую половину в самый черный, глухой час ночи. У нее едва хватило сил, чтобы оставить Мехмета. Оба не спали. Просто лежали в объятиях друг друга, телом к телу, дыханием к дыханию, накапливая силы.

Марджана понимала, что с ее стороны более чем постыдно искать наслаждения в объятиях Мехмета, но угрызения совести почему-то ее не мучили. Она нуждалась в его страсти, в той храбрости, которой преисполнялась, прячась от судьбы рядом с ним. Так легче встретить то, что ждет впереди.

Проходя через темный дом, она заметила только одного стражника, а на женской половине вообще не было ни души: очевидно, все давно спали.

Все, кроме Каримы. Подруга уже ждала ее. Марджана прокралась в комнату. Обе молча переоделись в черные бурнусы, надели тюрбаны, перетянули талии поясами, на которых висели кинжалы, и выскользнули в коридор. Мехмет уже ждал их. И не просто ждал — теперь стража была беглецам не страшна. Карима споткнулась о тело и изумленно взглянула на Мехмета.

Тот прислонил стражника к стене так, чтобы со стороны он казался спящим.

— Сюда, — тихо велел он.

Карима послушно последовала за ним по лабиринту коридоров, покидая женскую половину. Марджана держалась сзади, оберегая подругу. Через комнату Мехмета они вышли во двор. Луна почти зашла, и бледный свет в холодной ночи освещал каменную стену заднего двора.

Мехмет подвел их к платану, росшему у самой ограды, и первой подсадил Марджану. Она поползла по толстой крепкой ветке, затем на секунду повисла на руках и мягко спрыгнула на землю. Оглядевшись, она поняла, что находится в узком переулке, повернулась и подняла руки, чтобы помочь Кариме. Вскоре та уже стояла рядом с подругой. Когда вслед за Каримой появился Мехмет, Марджана наконец перевела дыхание.

Путь беглецов лежал вправо, по темному переулку. Первым спешил шейх, его спутницы старались не отставать.

Добравшись до места общей встречи, он поднял руку, приказывая подождать, а сам открыл дверь и исчез в конюшне. Прошло несколько напряженных секунд, прежде чем Мехмет разрешил им войти. Сердце Марджаны куда-то покатилось, когда перед ней возникла темная тень. Рука сама собой потянулась к кинжалу. Но это оказался Сантос Ферра.

Сантос, прижав палец к губам, кивнул в сторону дальнего утла, где на тюфяках крепко спали конюхи. Марджана молча подняла брови. Ферра кивнул, признавая, что это он опоил конюхов, и с широкой улыбкой сжал тонкие руки Каримы, с поклоном поднеся их к губам. Та улыбнулась в ответ и нежно прижала ладонь к его загорелой щеке, выражая свою искреннюю благодарность.

— Теперь остается только ждать, — едва слышно выдохнул Мехмет.