Утро новой эры - Александр Доронин

А на следующее утро в школе его ждал разбор полетов.

— Сашенька, а почему вы отпустили детей раньше времени?

В сиропном голосе директрисы зазвенели стальные нотки.

«Какая сволочь меня заложила?…».

— Мы все успели пройти, — ответил он.

— А что такое дисциплина, вам известно?

Выслушивая отповедь, Данилов с трудом сдерживал усмешку. Его откровенно забавлял этот цирк. Что-то оставалось неизменным, например то, что женский коллектив из двадцати человек не мог быть дружной семьей. Это был террариум, и попавший в него мужчина должен был почувствовать себя здесь крайне неуютно.

— Хорошо, Алевтина Михайловна, — произнес он, когда поток красноречия директрисы иссяк. — Этого больше не повторится.

Раньше он принял бы подобную нотацию как должное, но теперь что-то в нем изменилось. Он по-прежнему не любил говорить людям в глаза, что они сволочи, но заметил, что сдерживать себя ему стало труднее.

Потянулись дни, похожие один на другой. Изнуряющая работа в стройотряде — и интеллектуальный труд в роли преподавателя. Первая нравилась Саше больше, потому что отупляла.

Как-то незаметно август сменился сентябрем, и в одни прекрасный день, в воскресенье, проснувшись и выглянув в окно, он увидел над павильоном раздачи продуктов плакат.

«ДЕНЬ УРОЖАЯ. В 18:00 в клубе Праздник. Танцы, выпивка, угощение, живая музыка!», — было написано красной акриловой краской на белом полотнище.

Данилов не сразу понял смысл этого мероприятия: урожай был более чем скромным. Их бригаду несколько раз бросали помогать «колхозникам», и он видел все своими глазами. Весной, как только начал сходить снег, глубоко промерзшую землю стали размягчать, разводя костры, рыхлить и вносить в нее тонны минеральных удобрений. Но, несмотря на мелиорацию, более-менее хорошие всходы получились только в теплицах. За пределами парников росла лишь картошка, и то — карликовая, «тундровая». Поэтому на то, что рацион станет гораздо разнообразнее, никто не надеялся. По своему пайку Данилов заметил, что старую водянистую картошку сменила крепкая молодая, но количество ее осталось прежним. Наверно, дело было в желании администрации сделать людям праздник посреди серой рутины.

Данилов не любил публичные мероприятия, но все же подготовился. Надел свой приличный костюм, тщательно побрился и побрызгался одеколоном.

Начать обещали в шесть часов вечера, но уже в половине шестого к зданию клуба начал подтягиваться празднично одетый народ.

Без четверти шесть двери открыли, и человек восемьсот, к тому времени уже уставшие ждать, хлынули внутрь, едва не затоптав четверых дежурных. Возникла давка, но откуда-то выскочило два десятка дружинников, явно злых от того, что их в этот день пустят за стол последними. Не сразу, но им удалось успокоить толпу.

Когда народ расселся, на сцену вышел Демьянов и произнес короткую речь. Данилов ловил каждое его слово.

Данилов видел Демьянова вблизи всего раз, когда тот инспектировал коммунальное хозяйство, и майор тогда показался ему измотанным до предела. И не старым, а каким-то надломленным. Когда ты сам такой, то легко можешь почувствовать это и в других.

— Развлекайтесь и не в чем себе не отказывайте, — закончил свое выступление Демьянов. — Вы это заслужили, — после чего ушел, сославшись на занятость. Чем он мог быть так занят, когда аврал худо-бедно прошел? Скорее, просто плохо себя чувствовал. Сердце? Печень? Желудок?

Вслед за ним на сцену взошел Богданов. Люди сникли, ожидая двухчасовую лекцию. Но он их удивил.

— Думаете, я буду рассказывать, как Сибирь станет колыбелью новой цивилизации? — голос его, усиленный микрофоном, был слышен в каждом уголке большого зала. — А не дождетесь. Мы здесь собрались, чтобы хорошо провести время, и на один вечер забыть обо всех наших делах. Мне вот тут передали записочку мол, по какому поводу веселье. А нет никакого особого повода. Просто стало скучно, выдался ясный денек, вот и решили устроить праздник. Все в банкетный зал!

На самом деле одного банкетного не хватило, и Саше досталось место в актовом зале, откуда предварительно убрали кресла. Пробираясь по проходу между столами, Данилов заметил Чернышеву — она была в достаточно коротком платье, но на тех, кто смотрел на нее слишком пристально, Богданов бросал такие свирепые взгляды, что они моментально отворачивались. Маша семенила вслед за мужем, ни на кого не глядя, опустив голову.

«Видать, он держит ее в ежовых рукавицах, и наверно, на это есть причины, подумал Саша. А раз так, будь на моем месте человек побойчее, он мог бы на что-то рассчитывать. Ага, на дырку в голове. — Этот тип шутить не любит. Впрочем, она все равно не в моем вкусе. Совсем не в моем».

Данилов отметил про себя, что среди пришедших очень много бессемейных. Цель мероприятия была прозрачной — улучшить демографическую ситуацию. После создания общественных яслей и детского сада это было логичным. Похоже, умные головы в Совете мыслили глобально и не жалели сил на инициативы, которые дадут отдачу через десять-двадцать лет. Такими были мелиорационные работы, посадки леса. Таким же было и воспроизводство населения.

Может, наверху и считали, что те, кто сами не нашли себе пару — генетический шлак. Но даже отходами нельзя было пренебрегать. Поэтому власти не пожалели для этого мероприятия помещение бывшего ДК, не поскупились на угощение, не стали экономить даже на электричестве. На следующий день все присутствовавшие получили выходной, что было как бы индульгенцией на право засидеться за полночь.

Выглядело все это как сельская дискотека в середине девяностых: зал, украшенный шариками, простыми и надутыми гелием; коряво нарисованные плакаты — постарались местные художники; на гостях одежда, которая, сразу видно, им непривычна; на столах еда, которую они не видели уже много месяцев, а их дети, внуки и правнуки, подумал Данилов, не увидят никогда. Из репродукторов звучала музыка, исполнители которой были уже год как мертвы.

Диджей ставил вперемежку поп-музыку всех времен и народов, шансон и то, что ему казалось романтическими мелодиями. Были конкурсы, и самодеятельный ансамбль давал жару на старых инструментах. Играли естественно, не рок, а что полегче.

Саша с грустью наблюдал за этими давно забытыми развлечениями прежней эпохи. Было что-то жалкое в том, как работяга, который месяцами копал мерзлую землю или катал тачку, выводит простуженным голосом в караоке про «красивую жизнь».

Естественно, никакого шведского стола не было. С полуголодными людьми это могло привести к драке. Но ту порцию, которую Саша получил у раздаточного окна вместе с отметкой в карточке, он смаковал как райскую амброзию.

Откровенно говоря, он пришел туда только поесть: последние в Евразии апельсины, последний фруктовый сок. А мясо — не только тушенка, но и консервированное мясо птицы — причем, не вороны, и ветчина. Консервированные ананасы и персики. Бутерброды. Всего было понемножку, но главное ведь вкус, а набить желудок можно и отварной картошкой с маргарином, чуть посыпанной для красоты укропом.

За большими столами сидели по шестнадцать человек. Справа от Данилова расположился Виктор Аракин, худощавый и немного сутулый бывший менеджер по продажам. Обычно он носил растянутые свитера, но сегодня на нем было что-то похожее на клубный пиджак. Наверное, Виктору казалось, что со своими плоскими шутками и развязанностью он будет на фоне Александра смотреться выгодно. Может, в чем-то он был и прав.

Слева сидели две незнакомые девчонки, которые, когда не жевали, постоянно перемывали кости всем вокруг. На Сашу они не обращали внимания.

Незаметно за переменами блюд — крохотных порций — прошли пятнадцать минут. Виктор подсел к девушке… скорее женщине — веснушчатой, с лошадиным лицом, в черных джинсах и розовой кофточке. Ей было за тридцать, но парня, похоже, разница в возрасте не смущала. Данилов вспомнил, что видел ее мельком — она работала в теплицах, вроде бы агрономом. Усмехаясь, Виктор что-то ей рассказывал; женщина слушала и тоже хихикала.

Поймав взгляд Данилова, Виктор подмигнул ему и приобнял даму за талию. Вскоре он удалился с ней, неуклюже поддерживая ее под локоть. Через пять минут какой-то мужик пригласил на танец одну из тех девиц, что сидели слева от Саши. Уходя, он показал глазами на оставшуюся свободной.

Та, похоже, сообразила, что она рискует остаться в одиночестве. Покосилась на Сашу густо подведенными глазками. Наверно, ожидала, что он пригласит ее на танец. Но Данилов демонстративно уткнулся в тарелку. Женщина надула губы и тоже отвернулась.

«Козел», — уловил эманации ее мыслей Александр.

Ну и пес с ней.

Посидев еще пару минут, женщина поднялась — причем так резко, что на столе подпрыгнула ложка в тарелке, обрызгав ее майонезом. Матерясь как сапожник, она выбралась из-за стола и пошла к выходу. Наверно, искать другого кавалера.