Удар в сердце - Алексей Живой

— Он ведь уже однажды объявил себя моим личным врагом, — с гордостью принял похвалу Тарас, — и в этом сражении я всего лишь снова доказал ему и всем грекам, что спартанцы сильны не только на суше.

— Я доволен твоими действиями на море, Гисандр, — вновь похвалил его царь и неожиданно сменил тему разговора, переходя к главным новостям, — но сейчас нельзя терять время. В ближайшие дни ты вновь нужен мне на суше.

Затем он чуть подался вперед и заговорил ровным и негромким голосом, чеканя каждое слово. Глаза его при этом пылали холодным светом.

— К завтрашнему вечеру армия Фемистокла окончательно разобьет персидские отряды Мардония и выгонит их из города. Но это дастся ей дорогой ценой. Едва ли больше тысячи гоплитов осталось у Фемистокла. Чтобы вернуть город, он снял почти всех моряков и солдат с кораблей, оголив флот. А за моей спиной, в Мегариде, стоит семитысячная армия спартанцев и моих союзников. И к тому моменту, как Фемистокл прогонит персов, мы явимся, чтобы захватить этот город и казнить его как предателя. Никто из афинян не посмеет нам перечить. Ведь у нас есть доказательство его вины, верно, Гисандр?

И царь вынул из-за нагрудника ту самую табличку, что отправил ему первый спартанский наварх.

Воздух над городом был пропитан гарью настолько, что дышать было трудно до сих пор, несмотря на то, что большой пожар прекратился уже несколько дней назад. Однако кое-где еще чадили отдельные очаги.

— Не пощадил Ксеркс этот город, — заметил Тарас вслух, когда спартанская колонна, только что миновав на разоренной Агоре «Священные ворота», от которых осталось лишь несколько обгорелых глыб, вступила на панафинейскую улицу, ведущую прямо к Акрополю. — Видно, сильно насолили ему местные жители.

— Он не забыл, как афиняне разбили его при Марафонском сражении, — напомнил Леонид, шагавший рядом с сосредоточенным видом, — вот и отомстил. Ведь он шел сюда прежде всего за этим.

— Он получил, что хотел, — проговорил Тарас, взбивая своими сандалиями кучи пепла на мостовой, — но тут же потерял. Вероятно, сейчас он злится еще больше.

— Поговорим о персах после, — закрыл вопрос Леонид, — сейчас у нас здесь есть более важное дело.

Не встречая на пути никакого сопротивления, кроме патруля у разрушенных ворот из двух дюжин гоплитов, командир которого, хоть и смерил их напряженным взглядом, все же не посмел преградить дорогу союзникам во главе с самим царем, спартанцы проследовали почти до самого Акрополя. Там, по словам информаторов Леонида, находился сам Фемистокл со своими приближенными полемархами и теми солдатами, что остались в живых после многодневного сражения за город.

По пути Тарас, впервые попавший сюда, рассматривал полуразрушенные и обгорелые здания библиотек, театров, святых источников, поваленные статуи богов с отбитыми руками и головами возле храмов и всевозможных галерей. Город казался огромным, и оттого повсеместные разрушения выглядели еще более ужасными.

«Да, после того, что натворили здесь персы, войдя в город, — поймал себя на мысли Тарас, не до конца посвященный Леонидом в его план, но хорошо понимавший, на чем хочет сыграть его царь, — любой афинянин сам убьет Фемистокла, если только узнает, что тот готов был продать их Ксерксу ради власти. Не нужно будет и руки марать, хотя уверен, Леонид сам предпочтет наказать предателя».

Когда они вышли на площадь, что находилась на нижнем уровне храмового комплекса, даже у много повидавшего за последние дни Тараса замерло сердце. Акрополь, главная святыня жителей Афин, лежал в руинах. Обгорелые колонны, почти черные от сажи, там, где обвалилась массивная крыша, подпирали небо своими обломанными телами.

У подножия расположились человек двести гоплитов. Часть из них сидели, другие стояли, но по всему было видно, что им объявлен отдых. В тридцати шагах, у чудом уцелевшего источника, находился сам афинский стратег, окруженный четырьмя полемархами, и о чем-то беседовал с ними. Фемистокл был без доспехов, облаченный лишь в богато расшитый гиматий, который носили верховные гражданские чиновники.

Увидев входящих на площадь спартанцев в алых плащах, афинские гоплиты повскакали со своих мест, но это не испугало Леонида. За его спиной находился отряд почти в тысячу человек, не говоря уже об армии, занявшей все подступы к городу. Это было сделано молниеносно, сегодня утром, и Фемистокл еще не знал об этом. А те двести человек, что находились рядом с ним, были сильно измождены и не смогли бы оказать серьезного сопротивления, дойди до драки.

— Ты привел своих солдат вовремя, — поприветствовал его афинский стратег, делая шаг навстречу и жестом успокаивая своих бойцов, — нам как раз потребуется помощь. Мои люди измотаны.

— Я не помогаю предателям, — громко заявил Леонид, останавливаясь напротив Фемистокла и скрестив руки на груди, — особенно грекам, способным отдать персам даже свой город в обмен на власть над всеми остальными греками. И я пришел покарать его.

По лицу Фемистокла пробежала нервная судорога. Он все понял, но еще сохранял важный вид.

— О чем ты говоришь, Леонид? — воскликнул один из полемархов, затянутых в дорогие доспехи, шагнув вперед и закрывая собой Фемистокла. Это был Агенор.

Леонид сделал движение рукой, и Тарас, находившийся рядом, в первое мгновение подумал, что тот сейчас выхватит меч и убьет полемарха. Но ошибся. Царь был не только скор на расправу, но и хитер, а иной не смог бы стать политиком в Спарте. Ему сейчас нужны были зрители, оправдающие все его действия. Двести афинских гоплитов и остальные полемархи не сводили глаз с его руки. И потому он всего лишь вынул табличку и протянул письмо стоявшему перед ним.

— Ты доблестный воин, Агенор, все знают об этом, — громко сказал царь Спарты, обращаясь ко всем, кто собрался на площади, — прочти это и реши сам, чего достоин написавший это письмо. Его перехватили мои слуги накануне морского сражения у Саламина, когда персы уже жгли ваш город.

Агенор медленно взял табличку, оглянулся на бледного как смерть Фемистокла, который, словно примирившись с судьбой, стоял недвижимо, не предпринимая ничего в свою защиту, и пробежал ее глазами. Когда он закончил читать, лицо его исказила гримаса ненависти, а руки задрожали.

В гневе Агенор выхватил меч, блеснувший на солнце, и, обернувшись к Фемистоклу, крикнул:

— В этом бою погиб мой любимый сын. Во время бегства из Афин персы захватили его мать, сделав рабыней. А ты, Фемистокл, посмел предлагать их царю свою дружбу в обмен на наши жизни?!!! Так умри же, собака!

И прежде чем кто-либо смог что-то понять, Агенор вонзил меч в живот Фемистоклу и, отшатнувшись, отскочил в сторону. Афинский стратег упал на колени перед Леонидом, зажимая рукой рану, из которой ручьем лилась кровь, и, прошептав: «Ненавижу тебя, спартанец», мгновенно умер.

— Предатель наказан, — громко возвестил Леонид, с наслаждением посмотрев на поверженного врага, — и боги довольны! — А помолчав немного, добавил: — Теперь этот город мой! Вы можете выбирать — служить мне или умереть.

На этот раз афинские гоплиты, все как один, схватились за оружие, поняв, что даже измена Фемистокла не сделает их друзьями.

— Ваш выбор ясен, — проговорил Леонид, вскинув руку вверх, — убить их!

И, подавая пример, пронзил копьем Агенора, исполнившего свою роль.

Свежие и отдохнувшие спартиаты быстро перебили уставших афинских гоплитов, и все было кончено буквально за двадцать минут. А когда в город вошла армия, добивая всех, кто встречался ей на пути, Леонид уже закончил осматривать свои новые владения.

— Теперь ничто не остановит меня, — заявил он Тарасу, когда они вместе смотрели на далекое море с одного из афинских холмов, — вскоре мы вернемся в Спарту, и участь Фемистокла постигнет этих глупых эфоров, возомнивших, что могут управлять царями. Не знаю почему, но эти мысли укрепились во мне после знакомства с тобой, Гисандр. Поэтому после нашей победы я сделаю тебя полемархом и назначу гармостом[17] какой-нибудь области.

— Благодарю, великий царь, — не удержался от поклона ошеломленный Тарас, и не подозревавший, что виноват во всем этом, — ведь я уже стал навархом.

Пока они были заняты созерцанием отдаленного берега моря, к ним приблизился посыльный. Это был разведчик, отправленный еще накануне к стану персов.

— Мой царь, — сообщил он, приблизившись, — Ксеркс погрузился на корабли и отплыл к берегам Фессалии. А здесь оставил Мардония командовать армией.

— Ксеркс отступает, — усмехнулся царь спартанцев, — боится быть со мною рядом. Это хороший знак.

И вдруг обернулся к Тарасу. Его глаза горели.

— Гисандр, бери свои корабли и еще сотню афинских. Столько людей, сколько захочешь. Разыщи Ксеркса и постарайся перехватить его в море. Я знаю, он не отступает, он бежит. Если царь персов уплывет в Азию, война продлится еще долго. Мы не должны упустить его.