В краю лесов - Томас Гарди

Миссис Чармонд принесла все, что Фитцпирс просил, подложила ему под листок бювар, и он скоро набросал коротенькое письмо своей законной супруге.

"Враждебность, проявленная по отношению ко мне твоим отцом, - писал он в своем ледяном послании, - такова, что я не могу вернуться под крышу, которая принадлежит ему, хотя бы даже под этой крышей жила ты. Разлука неизбежна, поскольку ты, несомненно, примешь его сторону. Я уезжаю очень далеко. Не жди меня скоро".

Затем он отдал Грейс несколько распоряжений, касающихся его практики и других хозяйственных дел, и закончил письмо, не обмолвившись ни словом, куда едет и когда вернется. Прежде чем запечатать конверт, он предложил Фелис прочитать письмо, но она не могла ни видеть его, ни слышать о нем, - эта сторона жизни Фитцпирса и связанные с ней обязательства были для нее источником невыразимого страдания. Она отвернулась от Фитцпирса и горько разрыдалась.

- Если бы ты могла отправить письмо из какого-нибудь другого места, подальше от Хинтока, - прошептал Фитцпирс, снова почувствовавший себя хуже, - из Шотсфорда, или Порт-Бредли, а еще лучше из Бедмута, то ни у кого не возникло бы и подозрения, что я нашел убежище в твоем доме.

- Я сама поеду в один из этих городов. Я сделаю все, чтобы никто ничего не узнал, - проговорила она.

Теперь, когда Фитцпирс был устроен, в голосе ее стали слышны нотки легкого опасения.

Выслушав Фелис, Фитцпирс прибавил, что необходимо сделать еще одну вещь.

- Перелезая через ограду вокруг газона перед верандой, я испачкал ее кровью. Красные пятна отчетливо видны на белой краске. Даже в темноте. Ты не могла бы, Фелис, пойти туда и смыть их? Это очень важно.

Чего не сделает женщина в такие исключительные минуты самоотречения? Хотя она уже очень устала, она опять спустилась по крутым ступенькам вниз, нашла фонарь, зажгла его и прикрыла полой; взяла губку, смочила ее, выжала и вышла из дому в сад. Белая ограда ясно выделялась в темноте; луч фонаря, блеснувший из-под полы, упал на пятна крови - они были как раз там, где он сказал. Миссис Чармонд содрогнулась. Слишком много испытаний выпало на ее долю в тот день; нетвердой рукой стерла она кровь и вернулась в дом.

Все случившееся заняло около двух часов. Поправив постель Фитцпирса, поцеловав его и положив под руку все, что ему могло понадобиться, Фелис ушла, плотно затворив за собой дверь.

ГЛАВА XXXVII

Письмо, которое Грейс получила от мужа, было отправлено, судя по штемпелю на конверте, из весьма отдаленного места, и ей в голову не пришло, что Фитцпирс, больной и беспомощный, находится всего в одной миле от нее. Грейс почувствовала облегчение оттого, что муж ее довольно спокойно писал о ссоре с отцом, каковы бы ни были причины, вызвавшие ее; однако общая холодность тона погасила ту искорку, которая последнее время затеплилась было в ее сердце.

В Хинтоке очень скоро стало известно об отъезде Фитцпирса, а так как никто, кроме домашних Грейс, не знал, что в ночь падения с лошади он не возвращался домой, то его отъезд не вызвал никаких пересудов в деревне.

Наступил май. Однажды поздно вечером, в конце первой половины месяца, плотно закутанная фигура с костылем в одной руке и палкой в другой выползла из Хинток-хауса, пересекла лужайку перед домом и исчезла среди деревьев. Никто, кроме ночных птиц и лесных тварей, не видел, как таинственный путник медленно и с трудом пробирался по лесу и как вышел наконец на шоссе, держа путь к ближайшему перекрестку.

Внешность его была так преображена, что и собственная жена не могла бы его узнать. Фелис Чармонд была большая искусница по этой части (что, впрочем, неудивительно), но на сей раз она превзошла себя, использовав для маскарада залежавшиеся на чердаке атрибуты своей прежней профессии.

На шоссе Фитцпирса подобрал крытый экипаж, доставивший его в Шертон-Аббас, откуда он отправился в ближайший порт на южном побережье и, не задерживаясь ни на один день, пересек Ла-Манш.

А спустя три дня после того, как Фитцпирс покинул Хинток-хаус, стало известно, что миссис Чармонд отправилась наконец в столь долго откладываемое путешествие, чтобы поселиться на неопределенный срок где-нибудь за границей. Она покинула Хинток ранним утром, стараясь не привлекать ничьего внимания и не взяв с собой горничной. Тетке она объяснила, что в одном из городков, лежащих на ее пути, ее будет ждать новая горничная, только что нанятая. Хинток-хаус, так часто пустовавший, опять остался без хозяина, и в одном из его окон появилось объявление о сдаче внаем. Лето еще не успело сменить весну, а до Хинтока дошли вполне достоверные слухи, что миссис Чармонд и Фитцпирс вместе живут в Бадене и отношения между ними ни у кого не вызывают сомнений. Таким образом, любопытство, мучившее честных хинтокцев всю зиму, было сразу и полностью удовлетворено.

Отец и дочь вступили в Долину Унижения. Отец страдал сильнее. Дух его был сломлен.

Но раз в неделю, согласно заведенному порядку, он продолжал ездить на ярмарку; и однажды, проходя мимо кабачка, - походка его выдавала убитого горем человека, - он услыхал, как кто-то окликнул его по имени. Голос был знакомый. Мелбери обернулся и увидел некоего Фреда Бокока, бывшего когда-то местным щеголем и подававшим надежды стряпчим. Его считали в Шертоне большим докой по части законов; говорили, что адвокатская контора, где он служил клерком, процветает только благодаря его неоспоримым талантам. Но потом Бокок вдруг покатился по наклонной плоскости. Имея приятный голос, он был завсегдатаем на званых обедах горожан и сельских праздниках и постепенно стал прикладываться к рюмке чаще, чем того требует здоровье души и тела. Потеряв довольно скоро место, он уехал попытать счастья на стороне, но скоро вернулся домой (как раз во время вышеописанных событий в Хинтоке) и стал промышлять тем, что за смехотворно низкую плату толковал законы своим согражданам. Обычно он занимался этим, сидя за столиком в недрах питейного заведения; профессиональным голосом он требовал перо, чернила и полупенсовый листок бумаги, освобождал на столе местечко среди батареи кружек и стаканов и, придерживая лист одной рукой, другой писал за полкроны завещание для какого-нибудь поселянина. Известно, что идеи, воспринятые в юности, трудно поддаются искоренению, и многие солидные горожане считали, что Фред Бокок и по сей день непревзойденный знаток законов.

Вот этот-то Фред Бокок и окликнул сейчас проходящего мимо Мелбери.

- У вас совсем убитый вид, мистер Мелбери, - начал он, увидев, что лесоторговец обернулся. - Знаю, все знаю. Очень прискорбный случай. Я изучал законы, как вам известно. И кое-что смыслю в подобных делах. И я говорю вам, что миссис Фитцпирс можно помочь.

- Как... чем помочь? - воскликнул Мелбери.

- Вышел новый закон. И согласно этому закону, - статья двадцатая и двадцать первая, параграф восемьдесят пятый, - развестись стало так же просто, как, и выйти замуж. Не нужен теперь никакой парламентский акт. Новый закон имеет одну силу для всех: для богатых и бедных. Давайте зайдем сюда на минутку. Я как раз иду погреть душу глотком горячего рому. И все вам разъясню.

Это известие как громом поразило Мелбери, который за делами и заботами почти не читал газет. И хотя он был человеком строгих правил и ему претило идти с Фредом Бококом в кабачок (в любом другом случае он ни за что не стал бы слушать советов этой отпетой личности), но такой заманчивой показалась ему перспектива освободить бедняжку Грейс от тяжкого бремени, что он потерял способность здраво судить, и не будучи в состоянии противиться бывшему стряпчему, пошел, куда тот пригласил его.

Они сели за стол и заказали рому, - платил, конечно, Мелбери; Бокок откинулся на высокую спинку скамьи и принял глубокомысленный вид, подобающий в таких случаях юридическому лицу. Он, казалось, не замечал стоявшего перед ним рома, который исчезал, однако, с непостижимой быстротой.

В какой степени новый бракоразводный закон в изложении Бокока был плодом невежества, а в какой - сознательного мошенничества, так никогда и не было впоследствии установлено. Но он так убежденно говорил о том, с какой легкостью Грейс может стать свободной, что отец ее прямо-таки загорелся этой идеей; хотя сам он едва пригубил свой стакан, он не помнил, как вышел из кабачка, как добрался до своей двуколки и поехал домой.

Опамятовался он, только подъезжая к дому; голова у него всю дорогу гудела, как колокол. По дороге он встретил Уинтерборна, который с удивлением заметил, что лицо лесоторговца напоминает лик ангела: таким предстал перед синедрионом святой мученик Стефан.

Мелбери соскочил с двуколки и, взяв Уинтерборна под руку, повел к сложенным у живой изгороди очищенным от коры дубовым бревнам.

- Джайлс, - начал он, когда оба сели на бревна, - оказывается, существует новый закон. Теперь Грейс очень легко может стать свободной. Я узнал об этом законе случайно. А мог бы еще лет десять ничего о нем не слыхать. Грейс, стало быть, совсем просто избавить от него, ты слышишь, совсем просто. Подумай только, Джайлс.