Тайны господина Синтеза - Луи Буссенар

— Благодарю, дорогой коллега, и, восхищаясь вашим пылом, хочу отдать должное той ловкости, с которой вы стараетесь мне доказать, что яйцо старше курицы.

— Но для меня это очевидно, и я во весь голос заявляю: «Вначале была не курица, а яйцо». Ясное дело, что примитивное яйцо не было снесено птицей, а являло собой простую индифферентную клетку [258] простейшей формы. В течение тысяч и тысяч лет оно существовало независимо, в виде одноклеточного организма — амебы. И лишь тогда, когда ее потомство трансформировалось в многоклеточное и разделилось по половому признаку, родились, о чем свидетельствуют данные современной физиологии, амебовидные клетки.

Яйцо было сначала яйцом червя, позднее — рыбы, амфибии, рептилии и, наконец, птицы. Современное птичье яйцо, в частности куриное, это весьма сложный исторический продукт, результат бесчисленных феноменов наследственности, происходивших на протяжении миллионов лет.

Однако я тут изощряюсь, доказывая то, что вы знаете лучше меня, ведь ваша специализация — естественные науки.

— Вот и позвольте заметить по этому поводу, что, игнорируя все, за исключением химических соединений, реакций и субституций [259], вы рассуждаете как узкий специалист в области химии.

— Во всяком случае, все мною сказанное отличается точностью, а о красотах стиля я при изложении не забочусь. Поверьте, мне нисколько не хочется уязвить вас. Но очевидно то, что вы, видя лишь настоящее, не отдаете себе отчета ни в том, какие огромные периоды времени истекли, ни в том, как воздействовали эти миллионы и миллионы прошедших лет на материю и движение.

— Позвольте, я никогда не упускаю из виду опыты Бишоффа [260], доказывающие, что для того, чтобы перейти из состояния жидкости к состоянию твердого тела, то есть остыть с двух тысяч до двухсот градусов, нашему земному шару понадобилось триста пятьдесят миллионов лет.

— Тогда ваша непоследовательность просто поражает! Вы ведь согласны с тем, что в период формирования в яичнике все яйца поразительно похожи между собой.

— Согласен! Скажу больше — они подобны элементарной амебовидной клетке, схожей с теми, которые находятся сейчас в лаборатории.

— Я вас за язык не тянул! Итак, яйцо, из которого родится бык, слон, утка, мышь, кролик, колибри или обезьяна, представляет собой автономную клетку, аналогичную находящимся в водах бассейна…

— Утверждать обратное было бы чистейшей нелепостью.

— Как?! И после этого вы не желаете признать возможность эволюции, происходившей под видоизменяющим влиянием миллионов истекших лет?!

— Я ничего не отрицаю, ничего не жду, я лишь констатирую факты. Но, прежде чем признавать или не признавать теорию, которую, надо отдать вам должное, вы довольно толково изложили, я все же позволю спросить, что же стряпают в этой варварской кухне под стеклянным колпаком?

— Вы сами все прекрасно знаете, ведь я перед вами мелким бисером рассыпался. В сотый раз повторяю: господин Синтез намеревается в сороканедельный срок, путем исследовательских трансформаций, воссоздав фазы, пройденные предками человека, возродить в этом громадном бассейне основные жизненные формы, чтобы, усовершенствуя их по мере возникновения, добиться появления человеческой особи.

— Но это противоречит здравому смыслу! Каким образом он надеется перешагнуть через миллионы лет, понадобившиеся для изменения примитивных организмов? Чем он заменит материнское начало?

— Это его тайна.

— Тайна, неминуемо ведущая к краху.

— Да что вы! Господин Синтез не был бы самим собой, то есть не был бы гением, гордостью рода человеческого, если бы не нашел надежных способов воплощения своего плана. К тому же разве вы, глядя на чудовищное размножение bathybius и на появление организма, высшего, нежели монера, еще не поняли, что эволюция уже началась?

— Ну и что это доказывает? Низшие организмы, кстати, далеко еще не все известные, бурно размножаются даже за короткие промежутки времени. И мне кажется, говорить не столько о теории наследственности, сколько об успехе этой странной затеи, только потому, что рядом с монерами bathybius haecklii в воде обнаружены амебы, более чем преждевременно.

— Не рядом с монерами, а вместо них!

— Хотел бы я думать так же.

— Сами увидите, найдете ли вы в воде через сутки хотя бы одну монеру!

— Ну и о чем это свидетельствует?

— Об успехе. Разве не лежит пропасть между простой и бесструктурной аморфной материей, из которой состоит bathybius, и простой протоплазмой амебы, обладающей внутренним ядром? Разве на заре развития Земли не понадобились тысячелетия для осуществления такого простого на первый взгляд этапа эволюции?

— Теперь вы не можете отрицать, что органическая материя совершенствуется. Если бы у вас в растворе вдруг выпал кристалл…

— Да, кстати, насчет кристалла у меня возникла одна мысль.

— Разрешите узнать какая?

— Всенепременно, — откликнулся зоолог с плохо скрытой иронией. — Зачем понадобилось господину Синтезу начать с полдороги? Знаете, как бы я сделал на его месте? Вместо того, чтобы отправной точкой эксперимента брать протоплазму, аморфную органическую материю, я взял бы неорганическую, также находящуюся в аморфном состоянии, и кристаллизовал бы ее. Получив кристаллы, сперва совсем простые, усовершенствовал бы их до уровня сложных и, наконец, согласно вашей теории, ввел бы в них углерод. Затем путем различных комбинаций воздействовал бы на эти кристаллы кислородом, водородом и азотом до получения протоплазмы. Коль уж берешься за синтез, его надо производить из многих составляющих.

— Идея соблазнительная, но она для своего воплощения требует слишком много времени. А это не входило в намерения господина Синтеза, кстати говоря, сотни раз-повторявшего подобные опыты, прежде чем получить алмазы. Однако я совсем забылся… Мне надо бежать в лабораторию, там за всем нужен глаз да глаз… Прощайте!

— Всего наилучшего!

«Вот еще один тронутый, — подумал зоолог, когда химик удалился. — Парень принимает на веру любую чушь, рожденную в мозгу старикашки, который, сдается мне, становится час от часу слабоумней. Они оба гоняются за одной и той же химерой, несут одинаковую ересь, вот и нарвутся вместе на неприятности. Нет никаких сомнений: месяца через три они станут совсем буйнопомешан-ными. Ну что ж, пусть так. Поскольку два члена нашей ученой троицы положительно свихнулись, у третьего должно хватить разума на всех троих. И разума, и ловкости… Ты будешь простаком; если не используешь это выгодное положение. Отныне теория происхождения видов обретет в моем лице самого ярого сторонника».