Донос - Юрий Запевалов

А тут захожу недавно в кафе, смотрю, боже ж ты мой, Шурик, сидит, пьет пиво, закусывает чем-то. Что, говорю, «Шурик», уж не к жене ли моей приехал, да и в морду, такое зло взяло, вспомнилась вся моя обида, отделал я его, сколько успел, милиция набежала, вот и сижу теперь, жду решения своей судьбы. А ты говоришь, не все, мол. Не все, конечно, но многие, если приглядеться как следует. Женщина – она же безрассудная, ни на что не смотрит, если что вдруг приспичит. Разве можно мужика представить, чтобы при всех, при детях – а им все нипочем.

– А с женой-то что? Дальше как, жили?

– Ну, с женой особая история, не хочу вспоминать сейчас, но живем, куда деваться, дети же. Не захотел, чтобы дети, если уйти мне, всякий разврат видели, жили им, этим развратом, да еще, не приведи господи, сами в такой же разврат пошли. А свою жизнь загубил, конечно. Дети подросли, их же к матери больше тянет, да и не знают они ничего, на меня косо поглядывают – что, мол, с матерью не можешь по-хорошему. А я не могу, действительно. Не поверите, ну приспичит и мне иногда, мужик же, бабу тоже иногда надо. Приду к ней, только начинать – а все у меня пропадает. Так и стоит в ушах этот стон и это повизгивание – и все, ничего уже не могу. Но только с ней, с другими бабами ничего вроде, но не так, конечно, как когда-то, до этого визга и стона. Река эта и барак тот распроклятый снятся мне ежедневно, который уже год. Вот и посуди, что они из нас делают, бабы.

– Так потому поди и тянет ее к этому Шурику, что у тебя «все пропадает»?

– Может быть. Но знаете, мы «познали» себя до женитьбы, переспали еще смолоду, да и не один раз. Если мы с ней друг-дружке «не подходили», да не нравилось ей, зачем замуж соглашалась?

– Ну, парень, мужа им всем хочется. Замужем они смелее, вроде солидности им придает замужество. И на мужиков она, замужняя, смелее смотрит, вроде – не хочешь, не надо. Не тороплюсь, свой есть. С голоду, мол, не помираю. Психология. А «шурики» эти разные, они ведь обхаживать умеют, и тянет их почему-то именно на замужних женщин, шик по жизни у них такой, чужую жену «захомутать». Вот ей и мерещиться, что она для «шурика» этого самая-самая. А для «шурика» этого она что ни на есть самая «очередная». Да разве ей втемяшишь…

– Да, история. Что-то день у нас, братва, невеселый сегодня. Мрачный день какой-то. Да и рассказы ваши – мрачные. Саныч, рассказал бы ты нам что-нибудь повеселее. Да поинтереснее, а, Саныч? Уж ты-то в молодости насмотрелся, небось!

А я лежал на своих нарах, на верхней «шконке», и думал – как много в нашей судьбе значит женщина. Вот уж поистине – измена мужа, его позор и бесчестие, измена жены – позор и бесчестие семьи. И грех семьи, и ее проклятие. Жизнь, это все же начало женское и только жена может сформировать дружную и счастливую семью. И счастливого, удачливого мужа. Уверенного в себе, в своей семье, в своем защищенном тыле. Да, мужику создать такое не под силу, такое может сделать только женщина.

– А вот у меня случай с первой женой был, врагу не пожелаешь, – это Леша, он к нам дня три назад поступил, живет, видать закрепится, смышленый такой паренек, исполнительный и работящий. Все время ищет чего-нибудь сделать. Андрею уж больно нравится. Молодой, тридцати еще нет.

– Жили мы тогда в тайге, в небольшом поселке, на буровой. Жена у меня была молодец, хозяйка, все у ней на месте и все вовремя, поесть там что, одеться – все вкусно, все чисто, все с запасом. Я жил и радовался – вот ведь повезло, удачно женился. Вдруг – телеграмма, отец тяжело заболел, чуть не при смерти, ехать надо. Собрали деньги, конечно, призаняли даже немного, это в тайге не вопрос, дадут, сколько попросишь, ну я и выехал. Пробыл с полмесяца, возвращаюсь, телеграмму, конечно, отбил, так, мол, и так, приеду такого-то. Дома – баня натоплена, помылся. Ну и к ней, конечно, все же соскучился. А утром – зуд внизу, в волосах, по всему «члену» зуд этот расходится, аж невтерпеж. Испугался, как же я жене-то скажу, заподозрит чего, стыда не оберешься, да и смертельно же обидится! Не поверит ведь, что чист я перед ней. Но делать нечего, свербит, уже и «мандавошки» видны, бегают, размножаются. У меня такое впервые, я и что делать-то не знаю. Ну, признался, наконец, так мол и так, вот, поймал где-то, не знаю, в бане, может, не было ничего ни с кем в поездке, а дома и сама знаешь – не гляжу ни на кого. Помогай, делай что-нибудь, заедают. Она ничего так, спокойно, бывает, говорит, сейчас смажем, сначала давай побреем, волос не будет и размножаться негде им будет. И действительно, побрила все у меня, замыла, зачистила, смазала мазью. Стало полегче, но как-то не по себе мне все это. Жена как будто знала, что заведутся у меня мандавошки эти, все-то у ней готово – и мазь, и побриться…

И вдруг обожгло меня, вспомнил я, что у нее самой «лобок» побрит еще вчера был, очень меня удивило это, да забыл, задохнулся в объятиях ее жарких, в экстазе трепетном. Взял за грудки – признавайся! А она спокойно так и призналась, да еще и с удивлением, а что, мол, нельзя разве?

– Я что, – говорит, – твоя собственность? Тебе что же, плохо со мной? А я уж извини, если захочу, не удержишь ты меня, и не выследишь. Так что, если нравится – живи, а если что не так, что ж, видно, не судьба, детей у нас с тобой нет, давай разойдемся. Мне с тобой хорошо, я свою службу перед тобой соблюдаю, а понравится еще с кем-то, не запретишь, моя воля.

Вот и возьми их, этих женщин, «за рупь двадцать».

– Ну, а ты что?

– Да уехал я, не по мне колхоз этот, о своем доме мечтал, о своей единственной, да чтобы и я у ней один был. Уехал, но распрощались по-хорошему, без обид и скандала.

– Да, – откликнулся молчавший до сих пор Володя, – читал я где-то, что если женщина рано начинает и в молодости имеет много мужиков, то с одним она уже никогда не сможет, мало ей с одним, один ее уже никогда не удовлетворит. «Матка» у ней, так врачи говорят, становится «бешеной». Болезнь у ней такая начинается. И терпеть она уже никак не может. С кем ни попало – лишь бы «досыта». Видать тебе и попалась такая. Сложное, выходит это дело – женитьба, ответственное, на всю жизнь. Думать надо. Смолоду. Но все вы об измене, а я, хоть и молод еще, а мог бы рассказать вам о женщинах, которые на смерть и муки шли за мужика. Но это свято, на показ не выставляется, не буду я вам про это рассказывать, но знаю, не все женщины те, что вас провели. Есть настоящие, преданные и Великие женщины, а их значительно больше, чем ваших «обидчиц», а может, вы просто сами их развратили, своим презренным и снисходительным отношением к ним. Да вот, у нас, в нашей камере, дочь Саныча, Светлана, да за такую женщину я бы хоть в огонь, хоть в воду. Много вы найдете еще такой дочерней заботы о пострадавшем отце? Такая и мужа не подставит. Моя мать недавно, в очереди на передачу, познакомилась с твоей дочкой, Саныч, видела мать, как Светлана пробивает все для тебя, все женщины там дивятся на нее. Так что, как хотите, братцы-мужья, а я так думаю, что все эти ваши беды вами же и созданы. Или невниманьем вашим, или вашей неспособностью!

Про женщин рассказы в камере редкость большая. У нас такое впервые случилось. В тюрьме существует культ женщины – или хорошо, или никак. Но вот ведь, прорвалось, наболело, разговорились.

Думают мужики о женщине постоянно. И в камере тюремной тоже.

В школе ребята увлеклись футболом. И довольно серьезно. Было тогда романтическое в футболе время. Первые победы нашей сборной и клубов – с турками, англичанами. Знаменитая победа «динамовцев» в Англии. 19:9! А внутренний календарь! Телевизоров не было, смотрели «живьем», на стадионе. Слушали репортажи Синявского, кричали вместе с ним и радовались победам. Болели за «Спартак» поголовно. Не было у нас такого разделения – за «Динамо» ли, за ЦДКА, нет, в основном все пацаны были ярыми болельщиками «Спартака». О футболистах знали все, хотя откуда кажется и знать-то, кроме «Советского спорта» ничего ведь и не читали, да и то далеко не все. Но как начнутся споры – и кто какой ногой и как бьет, и кто откуда пришел и где вырос, и с каким тренером игроки вчера перессорились, послушаешь, ну все пацаны знают, аж зависть берет, откуда все это?

Играли пацаны прилично. Юрка Авдюков был лучшим, и не только в школе. Его приглашали во взрослые команды. Авдюковы вообще семья спортивная. В футбол играли и старшие братья, а Вениамин играл в команде мастеров и учился в физкультурном техникуме.

Юрка мечтал создать сильную команду в школе, чтобы обыгрывать всех в городе. Да и не только в городе. И было из кого создать такую команду, солидно играли Боря Долгоруков, Толя Мохов, были и другие ребята нашего возраста и постарше. Да и младшие подрастали, обыгрывая порой некоторых старших.

В команде не было приличного вратаря. Я в футбол играл мало, в команде не имел определенного «амплуа», да и мячом владел не очень – в послевоенном украинском городке футболу не учили. Там тоже играли, но больше не играли, а бегали, кто кого перебегает.