Солдат по кличке Рекс - Борис Сопельняк

XXVIII

Летели дни, мелькали недели, проходили месяцы… Лекции, семинары, зачеты, экзамены, груды конспектов, чертежи, схемы, графики… От всего этого голова пухла, и казалось, вот-вот лопнет. Спал Виктор урывками, но каждый вечер упаковывал в коляску дочь, подзывал Рекса, и они отправлялись в Сокольники. Светило ли солнце, накрапывал ли дождь, шел ли снег — Виктору было все равно. Он забирался в самую отдаленную аллею и где-нибудь у Оленьих прудов окончательно отходил душой. Забавно лопотала маленькая Валентина, шаг в шаг бежал Рекс, шуршали листья или поскрипывал снег, дома ждали удивительно похорошевшая Маша и оберегающая покой семьи Ирина Михайловна. Бабушка и свекровь из нее получилась прекрасная — она души не чаяла во внучке и стала верной подругой Маше.

Из-за постоянной занятости Виктору некогда было поговорить о житейских пустяках ни с матерью, ни с женой, но он всегда помнил, что на его попечении две взрослые и одна малюсенькая женщины. Как мог, он старался дать им знать, что очень их любит и никогда не забывает: то купит духи, то шарфик, а то просто возьмет и перемоет посуду.

Но два вечерних часа всегда принадлежали маленькой Валюшке. Она это знала и, если папка задерживался, начинала потихоньку скулить, да так жалобно, что Рекс не выдерживал и тут же ей подвывал… Но вот хлопала дверь, в три прыжка Виктор взлетал на второй этаж. На грудь бросался Рекс, заливисто смеялась дочь, нежно обнимала жена, ерошила волосы мать. С Виктора мгновенно слетал груз дневных забот, и так ему становилось легко и покойно, такая огромная волна счастья поднималась в его душе, что он с удивлением ловил себя на совершенно неожиданной мысли: потребуй сейчас у него за эти минуты счастья жизнь — он, не задумываясь, отдаст себя в руки судьбы.

Казалось бы, все было прекрасно, но все чаще приходили мысли о том, что это счастье не просто хрупкое, оно незаслуженное. На дворе конец сорок четвертого, его родная дивизия истекает кровью на Сандомирском плацдарме, Ларин пишет, что разведрота снова нуждается в пополнении. Галиулин деликатно интересуется, когда последний экзамен, — словом, в каких-то сутках езды от Москвы полыхает война, а он, боевой офицер, прохлаждается в аудиториях, греется у семейного очага и гуляет по парку.

Однажды Виктор не выдержал и, после того, как услышал сводку о наших потерях на подступах к Варшаве, без стука ворвался в кабинет начальника курса.

Пожилой, донельзя усталый генерал недоуменно вскинул брови.

— Майор Громов, — представился Виктор. — Разрешите обратиться?

Генерал все понял с первого взгляда, грустно усмехнулся и предложил сесть.

— Спасибо, я постою, — отказался Виктор. — Так быстрее. Прошу отправить на фронт, — выпалил он. — Вот рапорт.

— Садитесь, майор, садитесь, — мягко настоял на своем генерал. — Быстрее все равно не получится.

Виктор присел на край дивана, продолжая держать перед собой крупно исписанный лист.

Генерал встал, заметно прихрамывая, подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу и неожиданно спросил:

— Как вы думаете, почему немцы дошли до Москвы, блокировали Ленинград и едва не взяли Сталинград?

— Известное дело, — как по учебнику начал Виктор. — Внезапность нападения, превосходство в технике, опыт ведения войны в Европе.

— Все это так, — поморщился генерал. — Но главное все же не в этом. Гудериан не раз мне говорил: «У русских есть чему поучиться. А если к русским мозгам приложить немецкую исполнительность, получится непобедимый симбиоз гениальных идей и их практической реализации».

— К-как, Гудериан? — привстал Виктор. — В-вы с ним знакомы?

— Еще бы! Сидели за одной партой. Иногда он у меня списывал, — усмехнулся генерал.

— Значит, вы учились там? — куда-то за окно кивнул Виктор.

— Не я — там, а он — здесь, — жестко сказал генерал. — И не только он.

— Когда? Этого не может быть!

— Еще как может… Плохо, что вы этого не знаете. Впрочем, что вы вообще знаете? — вздохнул генерал. — Вы молоды, привыкли действовать не задумываясь, историю знаете по школьным учебникам, — безжалостно хлестал Виктора генерал. — Между тем в соответствии с межправительственным соглашением в конце двадцатых — начале тридцатых годов в Советском Союзе училась большая группа немецких офицеров. Я был на предпоследнем курсе, когда прибыл Гудериан. Немецкий я знал неплохо, так что был у него кем-то вроде переводчика-наставника. И в одном танке поездили, и соли, то бишь каши, съели немало.

— Вот это да-а! — изумился Виктор.

— Ничего особенного в этом нет, — продолжал генерал. — В старые времена такая практика считалась обычным делом. Но на этот раз, — устало протер он глаза, — случилось так, что русские гениальные идеи в Красной Армии некому было осуществлять.

До Виктора что-то начало доходить, и он открыл рот, чтобы задать вопрос, но генерал протестующе поднял руку.

— Да и хранителей этих идей осталось мало. Очень мало. Вот мы и хотим передать их вам, — наклонился он к Виктору. — Чтобы было кому продолжать, чтобы не тускнела слава русского оружия, чтобы, следуя заветам Суворова, побеждали не числом, а умением.

Виктор вжался в угол дивана и затих. Он чувствовал себя таким глупым, нашкодившим мальчишкой, что готов был сквозь землю провалиться. К тому же бывший командир разведроты ужасающе ясно понял: в сравнении с этим седым больным человеком он дурак дураком, и ничего, кроме умения убивать, в его багаже нет.

— Нам скоро уходить, — продолжал генерал. — И из-за возраста, и вообще… Несколько лет назад, когда мы были далеко отсюда, — генерал как-то неопределенно махнул рукой, — Константин Константинович, уезжая на фронт в качестве командарма, взял с меня слово, что я буду искать, — вы уж меня извините, — обезоруживающе мягко улыбнулся он, — но я скажу так, как сформулировал он, — что я буду искать людей с мозгами и вдалбливать в эти мозги то, что на Руси чуть было не погибло навсегда, но крепко прижилось у супостата.

В голове Виктора закружилась такая карусель, что он рванул ворот гимнастерки, а потом, в нарушение всякой субординации, без разрешения схватил графин и залпом выпил стакан воды.

«Константин Константинович… — лихорадочно соображал он. — Это кто же?… Кто из командармов Константин Константинович? Ба, да это же Рокоссовский, командующий Вторым Белорусским фронтом! Но ведь он… Точно, незадолго до войны он был арестован. Значит, они вместе сидели…»

— Должен вам сказать, слово, данное Константину Константиновичу, я сдержал, — с некоторой долей гордости заметил генерал. — Вначале я тоже рвался на фронт, а потом понял, что один сделаю не так уж много, а вот если совью гнездо, из которого будут вылетать орлы, вооруженные не только клювом и когтями, но и самыми современными знаниями в области военного искусства, проку будет больше. В самый трудный период, когда на фронте катастрофически не хватало офицеров, Константин Константинович и Георгий Константинович сумели настоять на том, чтобы Академия имени Фрунзе работала, как и раньше, чтобы с передовой можно было отзывать наиболее талантливых офицеров, учить их уму-разуму и уже в новом качестве отправлять на фронт. Смею вас уверить, что наши победы под Сталинградом, Курском, на Днепре, да и все другие закладывались не только на Урале, в Сибири и Поволжье, откуда шла самая современная техника, но и в нашей академии. Поначалу мы это делали в Ташкенте, а после возвращения из эвакуации — в родных стенах. Курс обучения пока что ускоренный, поэтому не обессудьте, учим вас не всему, а самому необходимому. Думаю, после войны придется доучиваться — профессия защитника Родины еще долго не отомрет… Но это уже другая песня, — неожиданно оборвал себя генерал.

За окном стемнело. Разрисованные морозом стекла излучали какой-то таинственный свет, а на диване сидели два русских человека, волею судеб надевших погоны и связавших свою жизнь с одной из самых нужных и благородных профессий. Один этот крест нес давно, привык к нему и понимал, что будет нести до отмеренного судьбой конца, а другой только сейчас понял, какую огромную взваливает на себя ношу, понял — и твердо подставил плечо.

В первых числах января был сдан последний экзамен. По традиции сокурсники хотели это событие как следует обмыть, но им приказали немедленно явиться в войска. Ранним вьюжным утром майор Громов уже сидел в самолете, летевшем на фронт.

Ночь прошла в сборах. Ни мать, ни жена не сомкнули глаз, но ни одна из них не плакала, не рвала сердце, не кидалась на грудь. Но что самое удивительное — Валюшка тоже не спала. Она не ныла, не требовала внимания, а просто смотрела. Но как смотрела!

Всей своей шкурой, всем своим верным сердцем Рекс чувствовал состояние хозяина. Ему хотелось подойти к Виктору, потереться о его ногу, а еще лучше вскинуться на грудь и лизнуть в щеку — не грусти, мол, хозяин, я с тобой, а вместе мы не пропадем, — но он не мог сделать ни шага: крохотные ручонки с неожиданной силой вцепились в его загривок и ни на секунду не отпускали. У Рекса закипала кровь от желания служить маленькой хозяйке и никогда с ней не расставаться. У него затекли ноги, одеревенел хвост, но он стоял, прижавшись к детской кроватке, и знал, что будет стоять до тех пор, пока не разожмутся эти маленькие детские ручки.