Психология обмана. Как, почему и зачем лгут даже честные люди - Чарльз В. Форд

Лечение самозванцев и пациентов с синдромом Мюнхгаузена

Существует мало работ по лечению самозванцев, которые выдают себя не за медицинский персонал. После разоблачения их воспринимают как преступников или людей с острым расстройством личности, которым нельзя помочь. Некоторые пациенты с синдромом Мюнхгаузена получили курс психиатрического лечения. В основном результаты терапии ограничивались ремиссией (временным ослаблением) симптомов, пока пациент проходил курс поддерживающей неконфронтационной психотерапии. При таком методе лечения пациент получает достаточно внимания и эмоциональной поддержки, чтобы отказаться от острой потребности симулировать болезнь (Эйзендрат, 1995). Если терапевт активно противостоит лжи пациента, или допускает слишком близкие отношения с ним, это приводит к нестерпимому чувству тревоги. Пациент может повести себя импульсивно, вызывающе, избегать лечения, и по-прежнему проявлять синдром Мюнхгаузена (Филдман и Форд, 1994; Форд, 1973, 1982, 1983). Такие пациенты получили сильные психологические травмы и очень восприимчивы к долгим тесным взаимоотношениям и проницательному исследованию их психики. Методы лечения, включающие пристальный надзор (например, опекунство или тюремное заключение) и попытки скорректировать поведение могут оказаться более эффективными при ограничении госпитализации (Макфарланд и др., 1983; Ясса, 1978).

Как и пациенты с синдромом Мюнхгаузена, люди, страдающие симулятивными расстройствами или делегированным синдромом Мюнхгаузена, лишь иногда проходят курс психиатрического лечения. Они в состоянии временно перестать симулировать болезнь в ходе лечения, но такие ремиссии не стоит принимать за улучшения. Скорее внимание (забота), которую они получают в рамках терапии, избавляет их от нужды играть роль больного, симулируя или вызывая у себя физические болезни. Велика вероятность рецидива, когда поддержка снова окажется недоступной.

Тайны и семейная терапия

Тайны — основная проблема в семейной терапии. Семейная тайна может влиять позитивно, например, укреплять родственные отношения благодаря особому языку и шуткам. Однако часто семейная тайна, особенно если ею делятся не со всеми членами семьи, тормозит общение и установление близости, что ведет к дисфункции семьи. От родни часто скрывают тайны о сексуальных связях, психиатрических болезнях, алкоголизме, наркомании, усыновлении и самоубийстве. Семья в целом может хранить тайну, такую как алкоголизм родителей, в попытке поддержать свою целостность. Семья может прилагать большие усилия, чтобы сберечь свой секрет и поддерживать обман. Как отмечал сэр Френсис Бэкон (1908), с которым соглашаются современные семейные психологи (Лернер, 1993; Питман, 1989; Вебстер, 1991; Вейнгартен, 1993), тайны сопровождаются ложью и существуют благодаря ей. Таким образом, психологическая атмосфера в дисфункциональной семье укореняет ложь как механизм психологической защиты ее членов.

У терапевтов нет единого решения относительно того, до какой степени следует открывать секреты, чтобы наладить близкие отношения и общение внутри семьи, и, наоборот, не разглашать их, чтобы сохранить частную жизнь и индивидуальность (Вейнгартен, 1993). Некоторые тайны должно открывать, особенно если они причиняют вред человеку, который их хранит, или окружающим (например, злоупотребление алкоголем и наркотиками или инцест) (Крестен и Бепко, 1993). Искусство и навыки семейного терапевта заключаются в знании того, какие секреты лучше не беречь, и как правильно это делать.

Лечебное воздействие на детскую ложь

Все дети врут. Как родители справляются с «обычной ложью»? Когда уже пора обращаться за помощью против устойчивой лжи? Ни на один вопрос нельзя ответить однозначно. В мире существует огромное количество культурных норм и стилей воспитания. Даже экспертные мнения чаще всего основаны на личном опыте. Довольно скудные эмпирические данные, на которых строятся рекомендации, и приведенные ниже предложения следует рассматривать как еще недостаточно разработанные нормативы.

Ложь маленьких детей — смесь сознательных уловок и вымысла. Правильнее не воспринимать такую «ложь» как интересную историю, не наказывать, а помочь ребенку прояснить правду. В одном случае 5‑летняя девочка, родители которой развелись, просила отца поставить телевизор в ее комнате в его доме, такой же, что стоял у нее в доме матери. Отец, уверенный, что в доме матери у нее нет телевизора, отвечал: «Тебе хочется иметь телевизор в своей комнате и в доме матери, и здесь?». Девочка утвердительно закивала, и проблема сразу разрешилась.

В подростковом возрасте ребенок уже осознает, что обманывает. Обсуждение вероятных результатов его обмана посредством вопросов и адекватное наказание (если требуется) — лучший способ воздействия. Философский дискурс о том, что ложь — это зло, вряд ли даст эффект. Он скорее квалифицируется как ханжество. Суровое наказание может увеличить вероятность, что ребенок будет лгать в будущем. Кроме того, если родители хотят сократить случаи лжи, они должны быть готовы услышать нечто такое, о чем предпочли бы не знать.

К постоянной лжи следует обращаться напрямую. Существует фактор риска для возникновения других форм непослушания как в настоящем, так и в будущем, поэтому такая ложь нуждается в профессиональной оценке. Нет единого метода лечения патологической лжи, оно всегда индивидуально. Важно иметь в виду открытие Стаутамер-Лоэбер и Лоэбер (1986), что ложь часто связана с недостатком воспитания. Следовательно, постоянная ложь указывает на то, что ребенку требуется больше родительского внимания.

Выводы

Немногие родители прибегают к посторонней помощи, чтобы справиться с ложью. Но, несмотря на это, психотерапевты непрерывно занимаются проблемой обмана. Людям с проблемой контроля импульсов или с зависимостью свойственно неверно представлять некоторые аспекты своей жизни.

Методы лечения склонных к обману пациентов должны быть индивидуальными, потому что ложь обычно лишь часть совокупности симптомов пациента. Для пациентов с низкой самооценкой выбираются неконфронтационные методы лечения. А для пациентов, имеющих зависимость или страдающих от проблем с контролем импульсов (например, игромания), наоборот, больше подойдет групповое лечение в таких сообществах, как АА или Анонимные игроманы, где им дают установки, сочетающие противостояние и поддержку. Обман в рамках терапии лучше всего анализировать так же, как сны, потому что ложь иногда обнажает больше, чем скрывает.

Есть тайны, укрепляющие родственные отношения, а есть — разрушительные. Семейный терапевт должен различать, какими секретами лучше поделиться, и должен быть уверен, что это будет сделано правильно.

Мы учим детей говорить правду, но обнаруживаем, что они лгут. Как помочь им и себе более эффективно общаться с окружающими? В чем разница между не поддающейся адаптации скрытностью и справедливой потребностью в частной жизни? Тайны, самообман и ложь — факты нашей жизни. А следовательно, они должны стать материалом для психотерапии.

Глава 13

Последствия обмана

Убеждения — еще более опасные враги правды, чем ложь.

Мы признаем, что информация — преимущество, которое позволяет усилить свое влияние и превзойти конкурентов. Для тех, кто согласен с этим утверждением, самообман (ложь себе) предстает самозащитой. Как же тогда неверная информация становится выгодной? Мы проанализируем этот парадокс и рассмотрим позитивные и негативные последствия обмана окружающих.

Самообман и самооценка

Зачем мы даем самим себе ложные данные? Сущность психоанализа как метода лечения — позволить человеку понять собственные психические процессы, вытащить на поверхность то, что раньше хранилось в глубинах подсознания. Глупо полагать, что самообман может влиять на самооценку и поддерживать психическое здоровье, хотя существуют убедительные данные, подтверждающие это предположение.

Эллой и Абрамсон (1979) обнаружили, что люди, несклонные к депрессии, в отличие от склонных к ней, обманывают себя относительно того, насколько они контролируют сложившуюся ситуацию. Исследователи провели эксперимент, в котором сами тайно контролировали счет в ряде игр. Если результаты игры оказывались благоприятными, участники эксперимента, несклонные к депрессии, переоценивали свои заслуги. А проигрывая, принижали свое участие. Пациенты, склонные к депрессии, наоборот, последовательно точно определяли степень собственного контроля над ситуацией.

Исследователи выдвинули гипотезу: привычка осознавать свои заслуги в случае успеха, а в случае неудачи считать, что от тебя ничего не зависело, — отличный адаптивный механизм для поддержания или повышения собственной самооценки. Заманчиво полагать, что люди, склонные к депрессии, страдают не от негативного («депрессивного») когнитивного состояния, а от отсутствия недепрессивных когнитивных предубеждений (Эллой и Абрамсон, 1979). Другими словами, человек, склонный к депрессии, воспринимает мир более реалистично, чем тот, у кого нет этой склонности.