Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский

в разговоре с Дефоржем, а оказалось, что всего через десять лет после битвы на русской Волге так же назвали Дьен Бьен Фу – вьетнамскую Долину Глиняных Кувшинов. И Шарлемань-старший, скрываясь от преследования вдали от Франции, нежданно-негаданно угодил в настоящую мясорубку.

20 ноября 1953 года началось самое известное сражение Вьетнамской войны, которое предрешило её исход. Парашютный десант из 9’000 легионеров под командованием полковника Кристиана де ла Круа-де-Кастри в течение трёх дней высадился в горной долине Дьен Бьен Фу и захватил хорошо оборудованный японский аэродром времён Второй мировой войны. Вскоре транспортными самолётами туда были переброшены дополнительные части, состоявшие из вьетнамских и тайских наёмников, алжирских арабов и немецких легионеров. Численность группировки Легиона достигла 15’000 человек…

Мунин вынужденно оторвался от увлекательной биографии Шарлеманя и смог перевести дух, когда позвонила Клара.

– Любимый, всё круто! – щебетала она, захлёбываясь от восторга. – Круто, круто, круто! Мы с папой уже почти в порядке, и маме стало чуточку лучше. Врачи обалдевают. Протоколы лечения, которые ты прислал, – это круто! Реально круто! В посольстве давно мечтают от нас избавиться. Врачи не против… Ты понял, да? Сюрпра-а-айз! Мы получили разрешение. Оформляем документы и летим домой, в Германию! Я так счастлива, ты себе не представляешь. Здесь уже ночь, а я уснуть не могу… Любимый, бросай всё к чёрту и срочно прилетай. Господи, как же я соскучилась! Даже не верится, что мы опять будем вместе… А почему ты молчишь?

Мунин многое отдал бы за то, чтобы действительно бросить всё к чёрту и улететь к своей Кларе – в Германию, в Зимбабве или куда угодно, хоть на край света. Но ему пришлось мямлить что-то насчёт контракта со страховой компанией, ответственную работу, жёсткие обязательства, необходимость сперва закончить все дела, и уж потом…

– Это недолго, ещё максимум неделя-две, – говорил он, переполняясь ненавистью к себе, к Дефоржу, к биологам и даже к Одинцову с Евой.

– У тебя кто-то есть? – с металлом в голосе перебила Клара.

Мунин опешил:

– В каком смысле?

– Ты нашёл себе другую… девушку?

– Клара, я… – начал историк, но Клара его не слушала.

– Кто она? Медсестра из больницы? Или эта… тайская жена, чтобы всегда под боком? Их же можно взять сразу двоих или даже троих… Scheisse! Ну, конечно, при чём тут Клара… У тебя полно денег, шикарное бунгало, пляж, вино… Scheisse! Scheisse! Scheisse! Я тебе только мешала! Ты врал мне! Врал! И всё, что у нас было, было не по-настоящему!

– Да что за хрень?! – возмутился Мунин. – Как ты могла подумать?!

– Ты… меня… не любишь!

В трубке послышались рыдания, связь оборвалась. Мунин сразу набрал номер Клары, чтобы хоть что-то объяснить и ради такого случая выболтать некоторые секреты троицы, но её телефон больше не отвечал.

Глотая слёзы, историк с размаху лупанул кулаком в подушку. Ну почему, почему всё складывается так по-дурацки?! Почему нельзя рассказать Кларе, что ради её спасения он с компаньонами торчит в Камбодже, а совсем не в Таиланде, и что вокруг убивают людей, и что не только Клара со своими родителями, но и многие-многие другие – тысячи, миллионы, а может, даже всё человечество – зависят сейчас от того, как скоро троица разгадает новую тайну?!

Мунин всхлипнул, бросил бесполезный телефон и попытался читать дальше – о том, как подчинённые полковника де ла Круа-де-Кастри выстроили в долине оборонительный лагерь…

…как вьетнамцы тайком на руках перетащили через горы полторы сотни пушек, сотню тяжёлых пулемётов и установки «Катюша», полученные от Советского Союза;

…как за три месяца стянули к Дьен Бьен Фу восемьдесят тысяч солдат;

…как вьетнамские зенитки начали сбивать самолёты, взлетавшие с аэродрома или державшие курс в окружённый лагерь, и легионеры остались без поддержки;

…как после изнурительной осады и мощнейшего артиллерийского обстрела 13 марта 1954 года вьетнамские войска начали штурм сразу всего плацдарма в долине Дьен Бьен Фу;

…как Легион ожесточённо сопротивлялся ещё полтора месяца и устроил вьетнамцам настоящий Сталинград, а в ночь с 7 на 8 мая оставшиеся в живых пошли на прорыв из окружения;

…и как из пятнадцатитысячной группировки полковника де ла Круа-де-Кастри к своим сумели выйти всего семьдесят три человека, одним из которых был военный врач Филипп Шарлемань.

Мунин за чтением пытался по привычке обдумывать новую информацию, но она лишь занимала новые и новые полочки в его феноменальной памяти: это происходило независимо от сознания. А сознание отключилось. Строчки плыли перед глазами, и мысли уносились прочь от похождений давно умершего легионера.

В ушах историка весело журчал голос почти детский, искренний смех Клары. Мунин вспоминал забавно сморщенный конопатый нос хохочущей девушки; вспоминал её румянец, жемчуг зубов – и снова глотал слёзы.

Он читал о том, как Шарлемань чудом выжил и после госпиталей в 1955 году вернулся на службу в самое элитное подразделение Легиона – заново созданный Первый парашютный полк…

…но думал о коротко стриженном Кларином затылке: она собиралась выкрасить рыжие волосы в какой-нибудь кислотный цвет, но так и не собралась, а от нежного поцелуя в ямку под затылком вздыхала, млела и закрывала глаза.

Он читал о том, как Шарлемань служил в Алжире и после путча генералов Легиона в 1961 году, когда его полк был распущен, не стал искушать судьбу и возвращаться во Францию, а снова отправился в Индокитай…

…но вспоминал молочно-белую кожу Клары – особенно белую там, где её не касался загар, – и сплетение затейливых татуировок в самых укромных местах сдобного Клариного тела, и пирсинг, знать о котором никому не полагалось.

Меморандум о личной жизни Шарлеманя-старшего, поздней женитьбе, смерти жены при родах сына, создании клиники и начале успешного медицинского бизнеса историк пролистал, бездумно хлопая влажными ресницами. Он совсем пал духом…

…и даже в кои-то веки обрадовался раннему звонку Одинцова. Неутомимый майор скомандовал: «Подъём, Конрад Карлович! Вставайте, граф: нас ждут великие дела!»

Когда-то Мунин сам рассказал Одинцову, что с похожей фразой просыпался юный граф де Сен-Симон, а двумя тысячами лет раньше, по свидетельству Плутарха, напоминанием о великих делах слуга будил персидского царя.

Ночные мучения Мунина закончились. Он снова нырнул под душ, почистил зубы, оделся – и в предвкушении великих дел нога за ногу побрёл на завтрак.

Глава XXX

Владельцы отеля постарались компенсировать гостям вчерашнее происшествие особенным разнообразием шведского стола, но ресторанный зал с утра наполнялся медленнее обычного. Гости снимали пережитый стресс крепким сном и завтракать не торопились.

Одинцов из-за стола шутливо приветствовал Мунина:

– Бодрое утро, Конрад Карлович! Как дела, какие новости?

– Будет день – будет и пища, – библейской формулой отозвался историк и принялся угрюмо