Струги на Неве. Город и его великие люди - Виктор Николаевич Кокосов

облегчали страдания раненых, Фома послал людей стаскивать убитых к лесной опушке, определив там место для кладбища. В две большие, вырытые поблизости друг от друга ямы, уложили воинов Потёмкина и солдат Горна.

– Помолись за них, попович! – приказал воевода. – Хоть Никон и зовёт немчинов и шведов нехристями, но крест-то они носят. А ключи от рая, говорят, лишь у святого Петра! Не нам сие решать.

А ещё на поле боя Свечин нашёл два шведских барабана, из которых получились замечательные сиденья. На них, перед стеной острожка, и расположились они с воеводой после похорон чудным августовским вечером, жалея, что нет с ними какой-либо книги, весь багаж-то остался под Орешком!

– А кто победил-то в бою? – убедившись, что стольник благодушно настроен, спросил Василий.

– С давних пор пошло: кто после сечи поле очистил – тот и проиграл! – объяснил Потёмкин. – Токмо не наша в том заслуга – Полтева с его воями. Буду грамоты слать Голицыну, Милославскому – пущай пожалуют храбров.

– А чё Горн с такой силой ушёл? – постукивая костяшками пальцев по гладкой коже барабана поинтересовался Свечин.

– Барон хитёр! Ведает, что войны выигрывают non solum armis[72], – задумчиво произнёс воевода. – Придут из Швеции рейтары да солдаты, найдут ему в Ругодиве тож малых судов – у купцов да рыбарей отымут – и пойдёт он к Канцам двумя путями: водным и посуху. То, что не удалось прошлый раз, всё учтёт.

– А мы?

– Для того бастиёны ихние и срыли, град изничтожили! Знашь, скока времени истратят шведы, дабы учинить новы шанцы? А мы – Орешком будем. Людей-то мне не шлют! Сам знашь, сколь убили, сколь убёгли. Да и больные есть. Нельзя надолго от крепости войско забирать. И половинить его боле нельзя. Генерал Левенгаупт, бают, под Выборг с армией пришёл. Собрался к Кореле итить. А ну как сперва к Гравию в гости нагрянет?

– Верно. К тому ж там книги ваши.

– Нет тама и на Москве главной книги, – вздохнул Потёмкин.

– Как нету. Библия… – подскочил на барабане парень, решив, что воевода болен, раз позабыл о самой ценной во всех отношениях книге – ветхой Библии, чуть ли не ровеснице ордынского нашествия.

– Библия боле нежели книга! – Потёмкин встал, перекрестился и вновь присел на барабан. – А мне «История» Ливия надобна! Потому и латынь постигаю!

– Дабы узнать историю какого-то Ливия?

– Да не его, а мою, Васка! – рассмеялся Потёмкин. – Ливий был крепкоумный латинянин. При самом Августе жил, историю Рима писал.

– Рим-то далече, – резонно заметил попович.

– А я тута, – тряхнул бородой воевода. – Глянь-ка туды, – Потёмкин указал на лес. Вишь он ту ель высоку, коя поближе к нам?

– Вижу, воевода!

– Сперва упала наземь шишка, из неё выпало малое семя – и поднялась ель от ствола, тянутся ветви, ветви пускают иглы! Тако и у людей: один основал род – и тянется он из века в век, ты – тоже такая вот игла. И должон человек знать своих предков. Гордиться ими, честь рода не ронять!

– Лучших людей и так ведают!

– Лучших людей куды боле, – гордо ответил Потёмкин. Поднявшись с барабана он заложил руки за спину и принялся расхаживать перед Свечиным взад-вперёд.

– На самом деле добрых родов боле, чем в думе. Всемилостивейший государь то ведает. Вот мы, скажем, Потёмкины, два века назад как из Речи Посполитой отъехали на Москву. Тута мы род новый – но! Шляхта нашу древность ведала! Мы – древне́е кесаря Августа!

– Ух ты! – ухватился за края барабана Василий.

– Да, – оживлённо продолжал неожиданно пришедший в возбуждение всегда такой степенный и рассудительный Пётр Иванович. – Жило на нонешних италийских землях племя самнитов. И был их князь – Понтий Телезий – моим родичем! Был у него сродник, пращур мой, коему князь подарил град на реке Потенции, и стал мой пращур зваться Потемкиным.

– Ой, как же он так далече, к ляхам попал? – полюбопытствовал попович.

– Напали на княжество римляне и победили войско правителя. Стены крепости были невелики, как эти, – стольник указал на частокол острожка. – Князю и родичам пришлось бежать.

– Vae victis![73] – ввернул Свечин.

– Увы, – резко остановился и скрестил руки на груди воевода. – Они сели на корабли и отправились в долгое и опасное плавание. Претерпев многие невзгоды, высадились в нонешней Литве, а опосля добрались до Польши. Там их по-славянски прозвали Потёмкины, латиняне ж писали Потембами.

– Енто ж каков сказ! – восхищённо подпрыгнул на месте парень. – Слыхал, пишут в имперской земле рыцарски былины. Так и ента туда ж!

– То не былина, – рубанул рукой воздух Потёмкин. – В польской земле по-латыни в летописных книгах про нас всё сказано! А опосля предок мой приехал служить к Великому князю Василью Ивановичу Московскому всеа Росии! Понял, для какой нужды Ливий?

– Не-а, – честно признался попович.

– В книге сей пишет Ливий и про поход на самницкого князя, про землю его. Та книга и польские росписи вкупе хучь Хованскому, хучь Долгорукому под нос сунь – смолчат! Потому как в те лета не токмо о Рюрике с Гедимином – о кесаре Августе ещё не ведали!

– И ежли поведать то кесарю в Венах, то быть тебе снова князем? – наивно спросил подросток.

– Могёт быть и так!

– Тут с умом надоть взяться! – посерьёзнел попович. – Пущай в Посольском приказе дьяк возьмёт ляшскую книгу…

– Тама таковую сам читал! – подтвердил Потёмкин, заинтересовавшись предложением юнца.

– Пущай список сделает с нужного месту перетолмачит, добавит про твоих дедов-прадедов, про тя да сына, всё запишет на грамотку и ниже день укажет и подпись учинит. Ниже – ты с сыном укажите: всё, мол, верно, тож подписи учините.

– И что?

– И будет то не былина, а бумага для потомков на древность и знатность рода! – с уверенностью выпалил Свечин.

Потёмкин обнял молодца за плечи, не удержавшись, расцеловал:

– Экий ты умник, Васка! И како я того не додумал содеять? Нет, не пущу тя в попы! Попрошу Афанасия Лаврентьича взять тя в Посольский приказ. Станешь дьяком – изготовим таку грамоту!

– Ой, хорошо бы! – расцвёл попович, представив себя на мгновение важным московским дьяком. – Я бы хотел писать грамотки. И про родословия, и про всякие были.

– Что за были? Как шведа били? – шутливо застукал кулаком по барабану Пётр Иванович.

– И про то. И про Сусанина, о коем ты мне поведал.

– О, да! Сей Иван Сусанин царя спас! Польские шляхтичи велели вести их к царю Михаилу, задумали злодейство. А Сусанин завёл их в чащу, в коей все погибли, изрубив его перед смертью! – вкратце повторил свой рассказ