Наставники - Чарльз Сноу

- Вы ошибаетесь, Джего, - сказал он. - Я понимаю ваши чувства, но вы преувеличиваете мою ответственность. Я искренне сожалею, что хотя бы косвенно причастен к неприятным переживаниям вашей жены. Я готов сказать ей об этом. Но я вовсе не готов превратиться в частного сыщика. Я согласился баллотироваться в ректоры, однако не принимал никакого участия в спорах личного характера между членами нашего Совета и, пользуясь случаем, хочу сказать, что решительно осуждаю их.

Подавленный спокойной весомостью этой речи, Джего с минуту молчал. Потом проговорил:

- Травля моей жены была организована для того, чтобы я снял свою кандидатуру.

- Мне не нужно, чтобы вы снимали свою кандидатуру, и, таким образом, ваши претензии ко мне безосновательны.

- Однако вашим союзникам это, по-видимому, нужно, - сказал Джего. - Я постараюсь защитить свою жену от оскорблений, но, пока мои коллеги поддерживают меня, я своей кандидатуры не сниму.

Кроуфорд ничего на это не ответил, и профессорская погрузилась в тишину, потому что все другие разговоры оборвались еще несколько минут назад.

Зазвонил колокол, возвещающий обед, и Кроуфорд, пытаясь смягчить их враждебный диалог банально дружелюбной концовкой, спросил Джего:

- Вы идете в трапезную?

- Нет, - ответил тот, - я буду обедать со своей женой.

Мы вышли из профессорской, так и не нарушив неловкого молчания. По пути в трапезную Кроуфорд угрюмо хмурился, и я понял, что его бесстрастность была только маской. Он сел рядом со мной, молча съел первое, а когда подали рыбу, сказал:

- Я человек сдержанный, и мне отвратительны беседы на грани скандала.

- А по-моему, хорошо, что он с вами поговорил, - сказал я.

- Меня не интересуют все эти дрязги. Он мог бы заметить, что я никогда не прислушивался к сплетням. Мне нет никакого дела до их дурацких ссор и взаимных обвинений.

Однако претензии Джего все же смутили Кроуфорда: он был по-своему справедливым и беспристрастным человеком. Деспард-Смит ушел сразу после обеда, а мы - Кроуфорд, Гетлиф, Найтингейл и я - отправились в профессорскую. Вина в тот день никто не заказывал, и Кроуфорд, покуривая за кофе трубку, озабоченно сказал:

- Похоже, что миссис Джего действительно прочитала ваше обращение, Найтингейл. Это очень неприятно.

- Очень, - с ухмылкой подтвердил Найтингейл. - Но с другой стороны, чем раньше она узнает, как к ней здесь относятся, тем скорее сделает необходимые выводы.

- Я уверен, - продолжал Кроуфорд, - что никто из наших коллег не мог послать ей эту листовку - такой поступок всякий порядочный человек счел бы весьма и весьма неблаговидным.

Кроуфорд сказал это с явным беспокойством, и несколько минут мы молчали. Потом Найтингейл снова ухмыльнулся.

- А может быть, она просто рылась тайком в бумагах своего мужа и сама нашла то, что для нее вовсе не предназначалось, - предположил он.

- Я уверен, что ваша листовка попала ей в руки не так, - посмотрев на Найтингейла, сказал я.

- А можно узнать, на чем основана ваша уверенность? - спросил меня Найтингейл.

- Миссис Джего пришла ко мне сразу же после того, как прочитала листовку, - ответил я.

- Вполне вероятно. И что же из этого следует?

- Она была слишком потрясена, чтобы говорить неискренне.

- И вы думаете, это может кого-нибудь убедить?

- Я думаю, что вам прекрасно известно, как к ней попала ваша листовка.

Я не сумел поймать его взгляд, однако он не вздрогнул и даже не побледнел. Его волновали только собственные неурядицы. Упомяни я о них - и он стал бы абсолютно беззащитным. Разбудив его зависть, напомнив ему о Королевском обществе или других неудачах, можно было мгновенно превратить его в страдальца. Ничто иное его не задевало. Он не считал свои поступки безнравственными. Он задумывался об их нравственной окраске, только когда его "третировали" как жалкого неудачника. Клеветнические слухи и тайные сплетни представлялись ему самым обычным оружием в предвыборной борьбе. Он был слишком раздерган, чтобы думать о нравственности.

- По-моему, ваше утверждение не слишком доказательно, - сказал мне Кроуфорд. - Вполне вероятно, что эту грубую шутку сыграли с ней ее враги вовсе не из нашего колледжа.

- Вы в самом деле так думаете? - спросил я.

- Если уж говорить откровенно, - ответил Кроуфорд, - то я думаю, что мы обсуждаем бурю в стакане воды. Ни для кого не секрет, что у нее сейчас трудный возраст. А Джего всегда был склонен к преувеличениям. И, однако, я считаю, что нам всем надо вести себя поспокойней. Мне иногда кажется, что нынешние выборы порождают слишком много пустопорожней, но опасной суеты. Нам следует почаще напоминать нашим особенно рьяным союзникам, что в любом деле необходимо соблюдать чувство меры.

Он молча положил на стол свою трубку и заговорил снова:

- В любом замкнутом сообществе люди рано или поздно начинают действовать друг другу на нервы. Я думаю, что Устав должен обязывать всех - или по крайней мере всех неженатых - работников колледжа ежегодно проводить три месяца за границей. Кроме того, я полагаю, что нам надо выработать чрезвычайно строгие нормы взаимной вежливости - и чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Я глубоко убежден - во всяком чисто мужском сообществе должен существовать незыблемый кодекс общения, нарушать который не позволено никому.

Я заметил, что Найтингейл слушает бесстрастную речь Кроуфорда с напряженным вниманием и в конце каждой фразы согласно кивает головой. Впрочем, нет, он слушал Кроуфорда с напряженным и почтительным восхищением.

Через несколько минут Кроуфорд собрался уходить и спросил Найтингейла:

- Вы сейчас не очень заняты? А то мы могли бы немного прогуляться.

Утомленное и мрачно озлобленное лицо Найтингейла осветилось радостной и по-юношески благодарной улыбкой.

Удивительно, что я не заметил этого раньше, подумалось мне. Он все еще надеялся на поддержку Кроуфорда при очередных выборах в Королевское общество, и эта надежда, эта вера переросла у него в искреннюю преданность. Ради Кроуфорда он был готов на все.

- Надеюсь, Кроуфорд уймет его, - сказал Фрэнсис, когда мы остались в профессорской одни.

Я не смог удержаться от иронической реплики:

- Кроуфорд рассуждал сегодня поразительно благоразумно.

- Он _вел_ себя поразительно благоразумно, - с раздражением отозвался Гетлиф. - Если ему и в дальнейшем удастся разрешать все наши конфликты с таким же благоразумием, то лучшего ректора нам просто не найти.

- Он мог бы сделать гораздо больше.

- Нельзя сделать больше, имея такие ненадежные доказательства, возразил Фрэнсис. - Она же на редкость взбалмошная бабенка. Неужели ты считаешь, что Кроуфорд должен верить каждому ее слову?

- Ты-то, насколько я понимаю, веришь.

Ему очень не хотелось в этом признаваться.

- Пожалуй, - после минутного колебания согласился он.

- Ты попал в довольно пеструю компанию, - сказал я.

- В компанию победителей, - уточнил он.

Нет, не получилось у нас приятельской беседы. Я спросил, как идет его работа: он с досадой ответил, что неважно: на мое предложение посидеть у меня за рюмкой вина он сказал, что ему надо спешить домой.

36. ВИЗИТ К ВЕЛИКОМУ ЗНАТОКУ

На другое утро, четырнадцатого декабря, ни Брауна, ни Кристла в колледже не было, и я узнал, что наши противники согласились провести общее собрание, из мимолетного разговора с Винслоу.

- Должен вам сообщить, что восторга у нас это замечательное предложение не вызвало, - сказал он. - Мы вполне довольны нынешней расстановкой сил. Но из уважения к вам - пожалуйста, мы согласны.

В его привычно саркастической улыбке вдруг мелькнула усталая и грустная сердечность. Он готовил свои дела к сдаче, чтобы уйти в отставку, как только мы выберем нового ректора. Ему, по его словам, хотелось, чтобы все было кончено как можно скорей.

На этот раз нам с Роем ничто не помешало отправиться к Гею. Мы пошли напрямик, через парк; низкие серые тучи плыли над самыми вершинами по-зимнему голых деревьев, но у Роя было прекраснейшее настроение. Дом Гея стоял рядом с обсерваторией; Рой торжественно позвонил в дверь и шепнул мне: "Потомки нас не забудут".

Нас провели в гостиную.

- Так-так. Превосходно, - без всякого удивления проговорил Гей. - Держу пари, что вы пришли посмотреть мои экспонаты. Рад видеть вас, Калверт. Рад видеть вас, Найтингейл.

Я старался не смотреть на Роя.

- Вы немного ошиблись, - сказал я.

- Да-да. Действительно...

- Моя фамилия Элиот. - Мне было неловко вести этот странный разговор.

- Совершенно верно. Элиот. А позвольте узнать, чем вы занимаетесь?

- Правом.

- Примите мои поздравления! - воскликнул Гей, как бы завершая эту предварительную беседу.

Мы бывали у него и раньше, но первым делом он показал нам дом и сад. Это был типичный дом среднего кембриджского преподавателя, с мебелью чуть старомодней, чем у Гетлифов, а в общем почти такой же. Однако хозяину она представлялась если и не уникальной, то, во всяком случае, замечательной.