Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки - Кейтлин Моран

Но будь то жена или подруга спортсмена, зажигающая в клубе Mahiki в прикиде от D&G, или кто другой, сущность жизненного пути «женщин-принцесс» нисколько не изменилась. Влияние, которое они оказывают на способность женщин реалистично оценить и спланировать собственное будущее, коварно и разрушительно.

Что же такого неправильного в принцессе? По личному опыту: когда я раз и навсегда отказалась от мечты в один прекрасный день стать принцессой, это стало самым большим облегчением, самым значительным шагом к свободе в моей взрослой жизни. Признание того, что вы совершенно обычная женщина, которой придется усердно работать, чтобы чего-нибудь добиться, – как только вы преодолеете сокрушительное разочарование вашей оглушающей обыденности, – невероятно раскрепощает.

Я приходила к мысли, что не принадлежу к миру принцесс, шаг за шагом, и каждый давался с невероятной печалью и чувством потери. Вот эти шаги.

1. Я не умею петь. Признание этого факта повергло меня в печаль. Все принцессы поют! Все женщины должны уметь петь! Едва они заводят свои трели, как птицы замирают на деревьях. Я же издавала звуки, с которыми гигантские 16-колесные грузовики пытаются избежать столкновения с полицейским блокпостом. Би-би-бип! Визг тормозов!Боже мой, в этой мясорубке никто не уцелеет!

2. Я не сладкая штучка – ничего похожего на торт или мед. Не поддается счету количество непристойных книг, по прочтении которых я прониклась убеждением, что, когда мужчина целует вас внизу, он вроде как лижет леденец со вкусом клубники, обмакнутой в шербет. Впервые услышав от кого-то комплимент по поводу своей «прекрасной вагины», я истерически плакала в течение двух часов. Я же тяжелая, потная, мускулистая тетка, разве нет? У принцесс там должно быть нечто вроде тирамису, сладкий молочный рай, творожный пудинг. А не сытное крестьянское блюдо. Не свиное жаркое. Но реальные женщины – на самом деле потные самки животных – это плоть и шерсть. И конечно, они ничем не напоминают пирожное со сливочным кремом и клубникой, на которое похожи все настоящие принцессы.

3. Я не собираюсь быть предметом поклонения некоего могучего, богатого мужчины с мечом, который изменит мою жизнь, если я выйду за него замуж. Потому что это Арагорн, сын Араторна, и его не существует. Я не хочупатриархального грубого самца – уверенного в собственной непогрешимости человека, который будет относиться ко мне как к «своей женщине». Когда Пи Джей О’Рурк заявил: «Ни одна женщина не мечтает, чтобы ее бросил на кровать и отымел мягкотелый либерал», – я чуть не заплакала: «Говори за себя, дорогой! Едва ли ты можешь знать, о чем говоришь». В современном мире традиционное представление о том, что делает мужчин желанными для женщин, устарело – его и разделяют-то в основном те, кому больше 40 лет, но и они едва ли руководствуются им на практике. В наше время мужчину действительно делают «номером один» совсем другие умения: решать проблемы, не пуская в ход кулаки (иметь дело с правовой системой обременительно и очень дорого), хорошо шутить (мы живем в век очень смешных комедий, и если вы до сих пор не позаимствовали из них несколько шуток, то вы просто никчемная бестолочь) и, в качестве бонуса, перезагрузить Adobe Air, когда на вашем ноутбуке слетел «Твиттер». От имени всех моих знакомых дам заявляю: мы хотим увлеченного всезнайку, вежливого и умеющего быть забавным приятеля, с которым можно сидеть дома, перемывая косточки всем козлам в ожидании, пока запечется картошка. Который, ко всему прочему, так вас хочет, что регулярно ползает на четвереньках по гостиной, хрипя: «Я должен сейчас же заняться с тобой сексом или я буквально сойду с ума». По сравнению с этим идеалом прекрасный принц – просто осел.

4. У принцесс не бывает друзей. Ни подруг, ни приятелей. Ни болтовни с ними. Принцесса ни за что на свете не будет бродить весь день с сестрами по музею естественной истории, споря о любимых минералах или камнях (у меня это кусок перидота, который вкраплен в метеор; у Уины – полевой шпат; «он чувственный»). Принцессы никогда не сидят ясным осенним днем в пивном баре с парой принцев, проигрывая любимые песни The Beatles в порядке предпочтения. Принцессы сроду не ездят несколькими семьями на уик-энд, чтобы от души подурачиться и под занавес устроить «хоровод нудистов» вокруг дерева на лужайке, когда их дети смотрят – неодобрительно – из окна верхнего этажа. Принцессы не оживляют скучный день в офисе, играя в «Я – Берт Рейнольдс». (Излагаю правила игры. Водящий задумывает знаменитость. Остальные игроки по очереди задают ему вопросы, стараясь угадать эту личность, пока наконец кто-то не спрашивает: «Это не Берт Рейнольдс?» Штука в том, что это всегда Берт Рейнольдс! Игра может длиться часами.)

Как бы то ни было, к 16 годам у меня созрела новая идея. Я перехотела становиться принцессой. Принцы ужасно скучны! Вместо этого моими мыслями завладели артисты. Вот с кем стоило водить знакомство. Я хотела быть музой. Ужасно хотела! Быть настолько потрясающей, чтобы какая-нибудь группа написала обо мне песню, или какой-нибудь писатель списал с меня героиню романа, или художник запечатлевал меня во всех настроениях и ракурсах, холст за холстом, которые выставлялись бы в галереях по всему миру. Да пусть хоть сумочка. Джейн Биркин вдохновила на сумочку. Что там, я была бы просто счастлива видеть собственное имя на полиэтиленовом пакете торговой сети Superdrug!

Разумеется, я была не первой амбициозной девушкой, полагающей, что это хороший способ прославиться. В одном интервью Патти Смит – по общему признанию, феминистская богиня – вспоминает, как она росла в Нью-Джерси: «Самой крутой вещью в мире было стать любовницей великого художника. Первое, что я сделала, уехав из дома, – стала любовницей Роберта Мэпплторпа».

Само собой, когда выяснилось, что Мэпплторп куда больше голубой, чем казалось поначалу, Смит не осталось другого выбора, кроме как уйти, записать альбом « Horses»и вместо музы вырасти в самую крутую тетку в мире. Ей просто пришлось заняться делом, понимаете?

Когда я начала ходить на вечеринки, то, вдохновленная ее примером, стояла после концертов на проходе пьяная, стараясь выглядеть настолько таинственной, чтобы просто невозможно было не написать песню о том, какая я классная. И когда этот план провалился – ни одной песни обо мне! – я взяла это дело в свои руки. Проще говоря, начала тупо долбать приятелей-рокеров, чтобы они увековечили меня в песне.

– Необязательно сингл, – говорила я, прикуривая сигарету не с того конца. – Я не так требовательна. Это может быть первый трек альбома. Или, думаю, последний, прославляющий. Ну, давайте, сколько на это надо времени – пять минут? Чтобы написать песню обо мне. Напишите песню обо мне! Вдохновитесь мною, чтоб вы сдохли!

Я не была законченной эгоисткой.

– Женщинам всегомира пойдет на пользу, если вы напишете песню о ком-то вроде меня, – благородно объясняла я, пока приятели преспокойно звонили по мобильному, чтобы вызвать такси. – Все песни о девушках, они же про всяких скучных моделей, которых знал Эрик Клэптон, или каких-то фанатках с «внутренней печалью». Вам не кажется, что женщины были бы счастливее, если бы у Лейлы было целое произведение об Эрике Клэптоне, наблюдающем, как пьяная Патти Бойд пытается перелезть через забор парка, чтобы забрать туфлю, которую она туда бросила на спор? Ты бы открыл новую область, чувак, – новый тип вдохновляющей музы. Это была бы революция не хуже появления электрогитары! Напиши песню о толстой телке! Напиши песню обо мнееееее, чтоб ты сдох!

Шли годы, мои друзья упорно отказывались писать обо мне романы и мюзиклы, и я постепенно поняла, что просто не муза по своей природе. Такие девушки, как я, не вдохновляют творцов.

Я просто-напросто не гожусь в музы, с сожалением признала я наконец-то к 18 годам, окинув трезвым взглядом не вдохновленный мною мир. Я не принцесса. Я не муза. Если я собираюсь изменить мир, то не благотворительностью при поддержке правящей династии и не вдохновением чего-нибудь столь же мощного, как Revolver. Просто «быть» мне не достаточно. Мне придется что-то делать.

В XXI веке уже не сложно быть женщиной, которая хочет что-то делать. В любое другое время западные женщины, призывающие к изменениям, оказались бы под угрозой лишения свободы, социальных гонений, изнасилования и смерти. Но теперь женщины Запада могут внести значительный вклад в любое дело по собственному выбору – скажем, написав серию статей под Radio 4.

Чего бы мы ни ждали от будущего, никто не должен за него умирать. Нам и сегодня не возбраняется скандировать «Вперед, фиолетовый, белый и зеленый!» [42], но теперь мы вправе одеться в любые цвета по своему выбору, если сочетание фиолетового, белого и зеленого кажется нам безвкусным. Мы не должны жертвовать собой.