Американский доктор из России, или История успеха - Владимир Голяховский

— Что с тобой?!

И тут ему торжественно и почтительно преподнесли маленькую изящную плошку с мороженым. Тут уж и он расхохотался. И все за столом дружно рассмеялись. Только официанты застыли в почтительном удивлении.

Утром началась конференция, в которой участвовало всего около ста пятидесяти врачей, но чилийцы для солидности предпочитали называть ее конгрессом, чтобы у них было не хуже, чем у бразильцев. Организовано все было, надо сказать, намного лучше, чем в Бразилии, а самое главное — начали вовремя. Всем раздали наушники, Чилита сидела в застекленной будке и оттуда очень бодро и точно переводила Илизарова. Я заранее объяснил ей все медицинские термины, а сам управлял показом слайдов с трех проекторов.

Я уже не в первый раз слушал этот доклад, но все-таки не переставал поражаться: как этот провинциал, изолированный от научных центров, в примитивных условиях маленькой бедной больницы, в одиночку, смог основать и развить новое учение в хирургии? Этот человек, с не слишком высоким общекультурным уровнем, но с поразительной целеустремленностью, был гением.

После перерыва, во время которого Илизаров отвечал на вопросы и раздавал автографы, предоставили слово мне. Выступать после Илизарова было трудно. Правда, я заготовил козырную карту: привез с собой пятнадцать иллюстраций к рассказу о наших нью-йоркских операциях. Выполненные в цвете на больших картонах, видные издалека, они фактически предельно проясняли то, что было быстро показано на сотнях слайдов Илизаровым. Они понравились аудитории и выручили меня. Даже Гавриил потом сказал:

— Хорошие ты рисунки сделал.

На похвалы Илизаров был скуп.

— Тебе правда рисунки понравились? Знаешь, мы с Виктором хотим издать их, как практическое руководство по твоему методу.

— Книгу хочешь написать? Ну, ну, попробуй. Моя все равно выйдет раньше.

Так я получил его косвенное благословение на издание книги.

На другой день были практические занятия с чилийскими докторами, и хозяин госпиталя Либман с гордостью водил нас с Гавриилом по нему. По правде говоря, я не ожидал увидеть такое в дальнем уголке мира. В этом и была свобода частного предпринимательства, которую насаждал Пиночет. Мы с Гавриилом переглядывались со значением: как бы Пиночета ни оценивали, но видно было, что он спас свою страну от разорения коммунистами.

В отделении реабилитации ко мне подошла женщина-доктор и на слабом английском сообщила, что она тоже русского происхождения: ее дедушка был казак в царской армии, бежал от революции и осел в Чили.

— Вы говорите по-русски?

Нет, она совсем не знала родного языка, но помнила сказку, которую дедушка читал ей в детстве. И она продекламировала со смешным произношением:

— Сорока-ворона кашку варила, деток кормила… кишь, полетели, на головушку сели…

На следующее утро нас повезли в знаменитый курортный городок Вальпараисо, на берегу океана. Там стояла жара, люди купались и загорали на золотистых песчаных пляжах. А после ланча мы отправились в горы, на лыжный курорт в Андах, и мы увидели, как сверкали на солнце снежные вершины гор, ползли вверх подъемники и сотни людей мчались по лыжным трассам вниз. Не могла не поражать такая близость диаметрально противоположных климатических зон и даже времен года — всего-то на расстоянии около ста километров.

Мы пробыли в Сантьяго уже пять дней, но ездили только из отеля в госпиталь и обратно, а самого города пока не видели. Я уговаривал Гавриила:

— Посмотрим на город — ведь интересно видеть новые города!

— Ты что, домов не видел?

Ну, что было на это сказать… Я так его и не уговорил и поехал смотреть город один, знаками объяснив нашему шоферу, что хочу посмотреть город. В Сантьяго живет четыре миллиона человек, почти треть населения страны. Город был основан в 1541 году первыми испанскими колонистами. Их занесла в такую даль, буквально на край света, смелость, жадность к наживе и любовь к приключениям. Что тогда им виделось? И вот прошло 450 лет — теперь я проезжал по широким авеню и громадным площадям типичной городской планировки колониального периода. Но хотя план города старый, большинство домов в центре были новой архитектуры и солидной постройки. Все улицы идеально чистые, люди хорошо одеты и выглядят благополучными. Я смотрел и вспоминал, каким убогим показался мне недавно Невский проспект Ленинграда, тоже широкий и тоже построенный по старому плану. И как серо выглядели на нем русские люди. Это вызывало чувство обиды за истерзанную коммунистами Советскую Россию.

Вечером мы вылетали обратно. Гавриил давно уже волновался:

— Где деньги, которые они обещали заплатить? Ты получил свои?

— Ничего я не получал. Они заплатят нам вместе.

— А если не заплатят?

Он так меня этим доводил, что я позвонил Энрике. Тот сказал, что деньги и билеты нам привезут в аэропорт. Гавриил опять был недоволен:

— А если обманут, недодадут?

— Как это они недодадут?! Не волнуйся ты!..

Перед самой посадкой приехали Любман с Энрике и вручили нам конверты с деньгами и билеты. Я украдкой сказал Гавриилу:

— Твой конверт в три раза толще моего.

Он расслабился и самодовольно заулыбался.

Но, когда мы предъявили билеты, оказалось, что вместо первого класса нам дали бизнес-класс. И опять оказался виноватым я.

— Куда ж ты смотрел? Надо было проверить, пока они еще были здесь. Что нам теперь делать?

— Гавриил, мне и в голову не приходило проверять билеты.

— Скажи, что это ошибка. Попроси, чтобы нас посадили в первый класс.

Я начал объяснять, но мало кто понимал английский. Позвали других чиновников, и они долго выясняли, в чем дело. Гавриил все время повторял:

— Скажи им, что это ошибка.

— Скажи им, что мне из-за ног необходимо лететь в первом классе.

— Скажи им.

Я переводил им, переводил ему, они переспрашивали, пока не пришло время садиться в самолет. Ничего, конечно же, не изменив, нам наспех поставили штампы на билетах, и мы остались в бизнес-классе.

Неожиданная заминка ждала нас в Нью-Йорке. При проверке паспортов оказалось, что виза Гавриила давала ему разрешение только на один въезд в Америку. Чилийские таможенники не должны были разрешать ему лететь в Америку, но мы с Гавриилом, видимо, так заморочили их разговорами о первом классе, что они не обратили на это внимания. Гавриил занервничал уже не на шутку. Дело было и впрямь серьезное: его могли не впустить в страну, и тогда пришлось бы вмешивать посольство Советского Союза. На это ушло бы много времени. Нас завели в отдельную комнату и стали выяснять, кто он и зачем приехал? С американскими таможенниками мне было легче разговаривать, чем с чилийскими. Я решил пойти на них в психическую атаку. То, что Илизаров знаменитый хирург, их не убеждало. В Америку каждый день приезжают тысячи знаменитостей со всего мира — артисты, ученые, писатели. Надо было найти что-то поубедительнее.