Семь смертей Лешего - Андрей Салов

Вскоре шустрая полуторка резво мчалась по пролегающей через лес дороге, унося в кузове по направлению к городу старика-сторожа, наблюдающего за ним доктора Мельниченко, и колхозного механика, забравшегося в кабину, на случай объяснений с милицией.

Старика тогда удалось спасти, умелые действия сельского доктора были отмечены ценным подарком, - наручными часами, с благодарственной гравировкой, коими он потом не раз и не два хвастался перед сельчанами, находясь в состоянии очередного подпития.

Старика спасли, но лицо его осталось изуродованным на всю оставшуюся жизнь. Может по этой причине, а может из-за полученного сотрясения мозга и шока, пришедший в себя после операции Никанорыч, перестал быть тем человеком, каким был раньше. Он никого не узнавал, не помнил самого себя. Кто он, откуда? Не отвечал на вопросы и ни на что не реагировал. Весь день сидел неподвижно, невидящими глазами у ставившись в пустоту, словно пытаясь мучительно что-то вспомнить, но это что-то постоянно ускользало от него. Когда физиономия окончательно зажила, и за жизнь старика у медиков более не было опасений, он был переведен в другую больницу, расположенную поблизости, где ему суждено было провести остаток жизни.

По иронии судьбы, или же злой шутке персонала, он был помещен в одну палату со своим земляком-односельчанином, бывшим санитаром Свидером, более известным в Шишигино под прозвищем «Жук». Так и закончили свою жизнь в специализированном медицинском учреждении, эти две смердящие твари, пару лет спустя. И похоронены были рядом, также, как и жили, за оградой запущенного больничного кладбища, никому не нужные и всеми позабытые.

По итогам случившегося инцидента, Авдеичем было произведено расследование. Хотя его активная деятельность носила скорее показной характер и проделывалась не из-за желания найти истинных виновников случившегося с колхозным сторожем несчастья, а ради очередной галочки в официальном отчете. Официальная причина случившегося была обозначена четко, - несчастный случай, по причине халатного обращения с оружием. Авдеич четко придерживался выбранной линии, выгодной как ему лично, не нужно рыть землю носом в поисках виновных, так и районному начальству, не желающему портить показатели в отчетности, отправляемой в вышестоящие инстанции. Авдеич без указаний сверху, списал случившееся со стариком-сторожем на несчастный случай. После истории с Халявиным и понижения Авдеича в звании за несговорчивость, нежелание идти на компромисс с начальством, сельский участковый, обиженный до глубины души несправедливостью по отношению к нему, нес службу без прежнего рвения, по привычке, благо большего от него и не требовалось. Была и вторая причина его не большой активности в расследовании данного дела. Слишком отрицательно он относился к самой фигуре Никанорыча, злобного старикана, ненавидящего весь род человеческий. Где-то в глубине души Авдеич считал, что злобного старикана постигла небесная кара за сволочной и склочный характер, неумение, да и нежелание, ладить с людьми.

Авдеич был стар и опытен, и ему не составило труда составить истинную картину происшедшего с колхозным сторожем несчастья, и сделать соответствующие выводы, делиться которыми с начальством не посчитал нужным. В район пошли бумаги, которых от него и ждали, подтверждающие официальную версию случившегося, несчастном случае из-за неосторожного обращения с оружием.

Провел беседу с родителями замешанных в деле пацанов, припугнув их, и пригрозив наказанием в случае повторения случившегося. А для себя сделал в памяти отметку о хулиганствующих подростках, отмеченных не в первый раз присутствием в его мысленном списке. Он с тревогой думал о том, что из них выйдет в дальнейшем, если родители не выбьют из их голов, всю эту детскую дурь.

Отцы провинившихся чад с азартом, принялись выбивать из любимых отпрысков эту самую дурь, глубоко засевшую в мозгах, через наиболее приспособленную для этого дела, заднюю часть тела. Наказание было двойным. Недельный домашний арест, в пыльном, заросшем паутиной чулане, на хлебе и воде, с ежедневной, утренней и вечерней, порками. Перед уходом родителей на работу, вместо зарядки и по приходу с оной, вместо разминки, для лучшего аппетита. Два раза в день, в течении показавшейся пацанам бесконечной недели, село оглашал дружный вопль десятка поротых без жалости пацанов.

Еще неделя ушла на то, чтобы отлежаться в огороде на брюхе, под сенью яблонь, поглощая в немыслимом количестве витамины, содержащиеся в яблоках и отпиваясь молоком. Они изрядно осунулись за неделю, проведенную на хлебе и воде, получая вместо витаминов от родителя дважды в день, увесистую порцию ремня. Матерям, братьям-сестрам было строго-настрого запрещено посещение пленников, тем более передача им съестных припасов. Папаша мог заявиться домой в неурочное время, чтобы проверить, как выполняется приказ и горе домочадцам, если он замечал хоть малейшее поползновение в сторону попытки нарушить его запрет и облегчить участь малолетнему узнику чулана.

Пацаны понесли наказание в полном объеме, безо всяких поблажек и скидок на возраст. Понесенное ими наказание, по мнению Авдеича, возымело нужное воздействие. После грандиозной, многодневной порки, дури в мальчишеских головах заметно поубавилось, и более ни в чем криминальном они, замечены не были. Конечно, они оставались мальчишками и по-прежнему продолжали шалить, дурачиться, но так, по мелочам, не привлекая к себе внимания Авдеича.

Досталось пацанам изрядно всем, пожалуй, за исключением Петьки, который так и не дался в руки непутевой мамаше, ночуя исключительно на сеновале и появляясь в хате, лишь после ее ухода на работу. Он был единственным безотцовщиной в компании и извлек из этой, в общем-то, безрадостной ситуации, положительный момент. В отсутствии друзей и привычных игр, он развлекался тем, что набрав полную запазуху яблок, украдкой, минуя заборы и ограды, проникал к заточенным в чуланах приятелям, делясь принесенными из дома витаминами. Пересказывал последние сплетни, поддерживая друзей в трудную минуту, за что они были ему признательны, несмотря на то, что он избежал испытания ремнем, голодом и заточением в пыльный чулан.

Немного повезло и Лешке. Хоть он и оказался, подобно друзьям, заточенным в чулане на хлебе и воде, но выпорот он был всего единожды, но весьма крепко. В результате, остаток недели провалялся на брюхе, на охапке соломы и старой дерюге, поскольку пятая точка надсадно зудела после дедовой разборки. Дед был мужчина здоровенный, как мачта и крепкий, как дуб, и зашибить своим ударом мог любого, даже гораздо моложе по возрасту, мужика. Так что дед выдал ему за один раз, недельную порцию тумаков и на этом посчитал миссию выполненной. В противном случае, пойди он на поводу у сельских мужиков, порющих своих чад по два раза на дню, в течении недели, Лешка оказался бы самой пострадавшей стороной. А так, он вроде бы легко отделался, и в этом немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что не было у него ни братьев, ни сестер, мать умерла, а отец где-то далеко-далеко отбывает назначенное наказание, и даже писем от него не было. Он остался единственным, в ком текла дедова кровь и это обстоятельство если и не спасло целиком его шкуру, то по крайней мере не дало ей, попортиться излишне.