Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014 - Гривадий Горпожакс

Но свистка все не было, а пыль, взбитая бутсами впереди бегущих, не рассеивалась.

С каждым шагом все трудней и трудней становилось дышать.

Джин попробовал нажать, но те, кто ушел вперед, понимали, что они потеряют, отстав, и продолжали тянуться из последних сил, обливаясь потом, оставляя за собой стену как бы застывшей пыли.

Джин понял преимущество бегущих впереди и приналег.

Вот слева появилась тонкая, вытянутая вперед шея Берди.

– Глупо, – еле выдавил из себя Берди, увидев рядом с собой Джина. Он дышал со свистом, неуклюже махал длинными руками. Казалось, что вот-вот Берди споткнется и упадет лицом вперед. Но доходяга Стиллберд был на удивление тягуч, и когда на четвертой миле, у самой кромки полигона, послышался долгожданный свисток, он не остановился, не упал и даже не опустил вниз руки, а, как это присуще бегунам, пробежал еще несколько десятков метров и только потом остановился.

…Обратно они шли быстрым шагом. Еще четыре мили.

У мастера-сержанта было лицо хорошо выспавшегося человека, и он, естественно, не жалел ни себя, ни других.

– Выше голову и ноги, нас ждут вино и женщины! – самозабвенно повторял он чью-то пошлость.

Чак приготовил своим питомцам новый сюрприз. Он встретил их командой:

– Песню!

Все недоуменно молчали.

– Выровнять строй! – вновь скомандовал Чак. – Песню!

И снова тягостное молчание.

– Попрошу песню! – на этот раз прозвучало угрожающе.

– Какую? – недоумевая, спросил Тэкс.

– Все равно… Пусть каждый поет свою.

И Тэкс тотчас же запел патриотический гимн «Боже, благослови Америку!..»

Вслед за ним запел Бастер. Бастер пел так, словно находился не в строю, а брел на свидание.

Я замечу тебя одну среди всех.И если ты влюблена,Приходи, крошка, ровно в семьС подругой или одна.

Мэт не пел, а, выкатив глаза, рычал:

Ада, Ада! Открой двери ада.Ада, Ада! Открой эту дверь.Ада, Ада! Открой двери ада,Или я открою ее своим кольтомКалибра сорок пять.

А негр Джордж пел что-то грустное, заунывное. Он сразу же сбился с ноги, наступил на каблук Берди и смущенно замолчал. Всю команду смешил Берди.

– «Вперед, солдаты Христа», – тонким голосом запел он гимн «Армии спасения».

А Чак то бегал вдоль строя, приглядываясь к поющим, то отставал, то опережал идущих, прислушиваясь, кто же все-таки не поет.

Не пел Джин.

– Песню! – перекричав всех, потребовал Чак. Джин молчал.

– Песню! – снова крикнул Чак. – Строй, стой! – скомандовал он.

То, что называлось строем, остановилось.

– Разойдись! – прогремела команда. Битюк подошел к Джину.

– У рядового Грина плохой слух? – почти шепотом спросил он.

Джин не сообразил, что нужно было бы на это ответить.

– Вы меня слышите? – продолжал, накаляясь, Чак.

– Слышу.

– Сэр, – поправил Джина Чак, – хорошо слышите?

– Я вас слушаю! – Лицо Джина заострилось, глаза сузились.

– Сэр, – на этот раз громче произнес Чак и неожиданно ударил Джина по челюсти правой снизу.

В какую-то сотую долю секунды острым чутьем боксера Джин угадал направление удара, подтянул подбородок к плечу, пытаясь прикрыть челюсть плечом и открытой ладонью левой руки. Но он все же не удержал удар, качнулся и упал. Упал, но тотчас же поднялся.

– Свои всегда хуже чужих, – сказал Чак.

– У меня плохой слух, но хорошая память, – сказал Джин.

– Сэр, – выдавил Чак и ударил снова. Теперь уже всем корпусом.

Джин и тут успел увернуться.

– Джамп! – рявкнул Чак. – Прыгай!

К удивлению Чака, Джин взвился в воздух, с криком: «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи!..», приземлился так, как это положено воздушным десантникам-парашютистам – ноги вместе и согнуты, пружинят в коленях, руки растопырены.

– Отставить! – гаркнул Чак, в изумлении глядя на новичка. Откуда было знать Чаку, что Лот давно рассказал Джину, что надо делать в Брагге по команде «Джамп!»

– Десять прыжков на корточках! – заревел Чак. И тут Джин перехитрил брагговского солдафона – подпрыгнул десять раз, подпрыгнул сверх нормы одиннадцатый и проорал:

– В честь воздушных десантников!

– А ты парень не дурак, – промямлил сраженный Чак.

С этого момента все новобранцы поняли, что эти две команды – самые популярные в Форт-Брагге. Команда «Джамп!» гремела днем и ночью при любом столкновении с начальством, по дороге в сортир, в столовой, во время молитвы. «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи, четыре тысячи» – это отсчет секунд перед раскрытием парашюта рывком кольца, а упражнение в целом было направлено на отработку автоматизма действий у десантников.

– ДЖАМП!

Ночью их подняли по тревоге.

– Живей, живей! Не у мамы в гостях, – торопил Дик. – Что это у тебя? – спросил он Грина, глядя на его вспухшее лицо.

– Аллергия.

– Что?

– Есть такая болезнь – аллергия. Невосприимчивость…

– К военной службе? – Дик с любопытством разглядывал обезображенное лицо Джина.

– У вас можно достать свинцовую примочку? – мимоходом спросил он у Дика.

– А ты кто, врач?

– Без диплома.

– Здесь получишь диплом… Веселей, ребята. Приходи утром в санчасть, скажи: «Дик прислал», только Чаку ни звука. Он не отходчив…

Команда собиралась на построение в полусне. Все еле держались на ногах. Дик скомандовал:

– Смир-р-рна-а!

Строй замер.

– Сообщаю следующее – начал было мастер-сержант; он прошелся вдоль строя и остановился около Берди. – Вы плохо себя чувствуете, Стиллберд? – безучастно спросил он.

– Напротив! Я в отличной форме, сэр, – бодро произнес Берди. – Я просто всегда плохо выгляжу.

– Так вот… Завтра, – оставив без внимания реплику Стиллберда, продолжал Дик, – вы получите винтовки системы «гранд М-13» и штыки. В полдень начнем подготовку к прыжкам с парашютом. Подъем в пять ноль-ноль. Разойдись!

Джин уснул сразу же, так, словно провалился в бездну.

Его дважды будил Берди.

– Что? – вскидывался Джин.

– Ты кричишь.

– А-а-а… – бурчал он, засыпая.

Ему снилось, как на него, лежащего на голой земле, с горы катилась огромная винная бочка, та, которую он видел когда-то на выставке калифорнийских монахов-виноделов. Затычка из бочки выскочила на ходу, и вино, расплескиваясь красными обручами, катилось рядом с бочкой, а та, стремительно надвигаясь, катилась бесшумно.

– Джамп! – слышал он чей-то знакомый голос. Он хотел подняться, но не мог.

А потом бочка превратилась в огромный дребезжащий барабан, а затем появились четыре барабанщика. Два впереди, он в центре, а два – сзади. Чуть поодаль – караульный начальник Тэкс. А он, Джин, без погон, без шапки и почему-то с ремнем в руке.

Он шел по треку ипподрома Лорел. В ложах сидело множество знакомых. Среди них Хайли и Ширли. Ширли машет ему, подбадривая, Хайли жестом показывает: мол, выше голову, малыш. А он боится встретиться глазами с матерью и Натали и мучительно пытается вспомнить свою вину. И вспомнить не может. Вот наконец-то он поравнялся с балконом знакомого ему двухэтажного здания. На балконе, в центре, на месте, где когда-то стоял Трой Мидлборо, красуется Чак Битюк.

Толстая красная морда, толстые, мясистые щеки, толстый курносый нос картошкой, тяжелый подбородок с нижним прикусом.

А потом он упал, и его начало заливать водой. Он попытался как можно выше поднять подбородок, так, чтобы успеть набрать много воздуха, и… проснулся

– Что с тобой? – спросил Берди.

– Пить!..

Горели губы. Ныло разбитое небо. Хотелось пить, и не было силы встать.

Берди принес ему воды и сел на край кровати.

– Я его убью! – сказал Джин, с трудом напившись, ему было больно разжимать челюсть.

– Убить стоило бы, – согласился Берди, – но…

– Завтра же…

– Завтра – это ни к чему… У нас еще будет время – во Вьетнаме, или в Конго, или еще где-нибудь. Хочешь покурить сигарету с марихуаной? – утешал Джина друг.

– Не хочу.

– Почему?

– ?

– Тебе от себя никуда не нужно уходить? – покровительственно похлопал Берди по руке. – Значит, главное в тебе самом, – не унимался он.

Джин промычал что-то невразумительное.

– Ну ладно… – Берди наконец-то умолк, но потом все же не удержался: – Тебя любили женщины?

– Спи.

– Нет, правда, любили?

– Иногда.

– А меня нет. Но я своего добьюсь. Вот увидишь. Я приеду в Квебек в зеленом берете, со скрещенными молниями над левой бровью. И мой берет будет когда-нибудь лежать под стеклом в университете, как спортивная фуфайка Джонни Мастерса.

Джин заскрипел от боли зубами.