Чужая ноша - Наталья Калинина

Инга с гордостью произнесла и смущенно улыбнулась. Странно было видеть Ингу смущающейся, но это было так.

– А Лёка – это ее имя?

– Нет, конечно. Псевдоним, сложенный из первых слогов фамилии и имени. Лёвина Катерина. Но она не любит свое имя, отзывается только на Лёку.

Ларисе хотелось задать Инге еще массу вопросов касательно ее талантливой подруги, но ее остановил звонок в дверь.

– Вадька пожаловал собственной персоной, – Инга с улыбкой проворчала и отправилась открывать дверь. И немного позже в коридоре послышался голос Вадима, что-то возмущенно рассказывающего про огромную пробку, в которую он попал.

– Привет! – он, появившись в комнате, с улыбкой поздоровался с Ларисой и подмигнул ей. – Как настроение? Все свои дела успела за сегодня сделать?

– Да, все. У тебя как? – голос немного чужой, глухой и «деревянный». Казалось бы, после минувшей ночи они должны бы сблизиться еще больше, стать более раскрепощенными, но у Ларисы возникло ощущение, будто она заново с ним знакомится. Или словно случайно встретила на улице мальчика, в которого тайно влюблена еще с пятого класса – голос от волнения чужой, щеки грозят окраситься багрянцем, а сердце глухо ухает в груди. Смущенно отводя взгляд, она старалась не думать об упругих мышцах, скрытых его свитером и ямке над ключицами, о родинке на плече и разгоряченной любовью гладкой коже…

– У меня тоже все замечательно! В пробку только вот попал, а хотелось бы приехать раньше.

– Вадим, чай будешь? – в комнате появилась Инга с чайником и дополнительной чашкой. – Только учти, времени на посиделки у нас осталось мало. Я еду на концерт…

– К Лёке своей?

Вадим спросил и, поймав Ингин настороженный и немного ревностный взгляд – не сказал бы брат чего-либо небрежного о ее пассии – с улыбкой быстро добавил:

– Замечательно! Кстати, у меня в машине до сих пор ее диск…

– И ты, конечно же, сейчас его захватить не догадался! – Инга с сарказмом заметила и объявила:

– Между прочим, Лариса тоже собралась на концерт. Я пообещала познакомить ее с Лёкой.

– А меня, значит, никто не приглашает, – Вадим недовольно проворчал и бросил обиженный взгляд на сестру.

– Почему же не приглашает? – Инга ухмыльнулась и покосилась на Ларису, с улыбкой наблюдавшей за их несерьезной перепалкой. – Мы решили, что ты в особом приглашении не нуждаешься, а поедешь и так – хочешь этого или не хочешь. Брат, неужели не понятно, что я преследую корыстную цель: мне не охота тащиться на метро, а раз ты пожаловал на машине…

И, засмеявшись, ловко увернулась от мстительного щелчка Вадима по носу.

Концерт проходил в маленьком клубе, но, не смотря на то, что и клуб был не популярен, и певица – малоизвестна, публики набилось полный зал. Все столики были зарезервированы еще заранее, и тем, кому не хватило места, в ожидании концерта пришлось толпиться на площадке возле сцены.

– Может быть Лёку подбодрит то, что на ее концерт пришло столько народу, – Инга с удовлетворением окинула взглядом небольшой зал. – А то она все время очень переживает по поводу того, что ее творчество никому не нужно.

Инга заказала столик заранее, но когда объявили начало концерта, вскочила с места и потащила Вадима с Ларисой на площадку ближе к сцене.

Под впечатлением от рассказов Инги и прослушанных на диске песен у Ларисы уже сложился некий образ Лёки. Она представлялась Ларисе высоченной мускулистой девицей лет двадцати восьми с пронизывающим взглядом и жесткой линией рта. Но на сцене появилась девушка, на первый взгляд которой нельзя было дать больше двадцати лет – маленькая и хрупкая, как дюймовочка. Она скорее напоминала еще не оформившегося подростка. И ни тяжелые ботинки на рифленой подошве, ни брюки и майка в стиле «миллитари», ни коротко остриженный рыжий затылок, ни гитара в руках не смогли придать ее внешности хоть немного брутальности. Лариса удивленно наблюдала за девушкой, готовящейся к выступлению – даже в ее движениях проскальзывала подростковая угловатость. Лёка застенчиво улыбнулась и сдержанно поприветствовала публику. Но когда она коснулась гитарных струн, и из динамиков раздались первые аккорды, вся ее угловатость и неуверенность куда-то исчезли, растворились в музыке. Чуть вздернув подбородок и прикрыв глаза, девушка запела, и публика, завороженная ее сильным гибким голосом, в восхищении смолкла. Зал наполняли только аккорды музыкального сопровождения и завораживающий голос Лёки, сплетающий в неразрывное кружево музыкальные мотивы и пронизывающие до мозга костей тексты.

…Неведомый зверь поселился внутриКогда и откуда не помню, не важноОн пьет мою кровь и сжимает вискиА я за щитом укрываюсь бумажным

А боль накрывает волна за волнойЗдесь бой для двоих, и ведется он честноЗдесь боль вызывается биться со мнойЗдесь я и она, кто сильней неизвестно

Откуда у этой девочки могут рождаться такие тексты, такая музыка? Наверное, не одна Лариса задавалась таким вопросом. Бросив украдкой взгляд на Вадима, она увидела на его лице тоже недоуменно-восхищенное выражение – такое же, какое было написано и на многих лицах в этой толпе.

Лёка рассказывала, пела о своей боли, и эта ее боль сладким томлением находила отклики в душах каждого присутствующего, объединяла, растапливая каждую единичную каплю из толпы в единую лаву. Теперь толпа представляла собой не общество отдельно пришедших сюда людей, а единую массу, которая жила льющейся из динамиков песней.

Аккорды первой композиции смолкли, и в зале по инерции еще несколько секунд висела звенящая тишина, пока толпа, опомнившись, не взорвала ее восхищенными аплодисментами и криками. Лёка чуть заметно улыбнулась и тут же перешла к другой песне:

В плохие игры с одной улыбкойИграю снова, ныряя рыбкойПод камни дома,Под крылья близких,Мешая водку в стакане виски

Рожденный ползать взлетает с планомС дыханьем горькой марихуаныА я с мигренью давно смириласьИ с болью этой в висках сроднилась.

Лежу без памяти, без движеньяНет смысла страха, нет мглы сомненьяОдна – наверно, но где-то все жеВ душе уверенность слита с кожей.

…Лёка отыграла концерт и, немногословно поблагодарив публику, попрощалась и убежала со сцены. А толпа, обласканная и завороженная магией ее песен, в растерянности еще осталась стоять перед сценой, медленно приходя в себя, словно просыпаясь от глубокого гипноза, рассекающего сердца, прошедшегося по скрытым струнам душ, выворотившего с изнанкой сокровенные мысли и дробью ударившего по тайным желаниям. Словно сговорившись, люди расходились с площадки в потрясенном молчании.