Очерки истории российской внешней разведки. Том 4 - Евгений Примаков

4 октября 1944 года к годовщине Октябрьской революции за долголетнюю и плодотворную работу Бланту вновь была объявлена благодарность.

В 1945 году было принято решение установить Бланту пожизненную пенсию в размере 1200 фунтов стерлингов в год. Когда ему сообщили об этом решении, Блант заявил, что искренне благодарен за проявленную заботу, но не может согласиться на это, поскольку в деньгах не нуждается. По указанию руководства НКГБ Бланту еще раз рекомендовали обращаться к нам за помощью в любое время.

В связи с вышеуказанным необходимо отметить, что Блант, как и другие источники «кембриджской пятерки», постоянного денежного содержания от внешней разведки не получали. Им оказывалась эпизодическая материальная помощь, а также выдавались некоторые суммы на покрытие оперативных расходов. Делалось это по их желанию, поскольку они неоднократно подчеркивали, что работают не за деньги, а за идею.

После побега в СССР двух членов «кембриджской пятерки» Дональда Маклина и Гая Берджесса, которым грозил арест, положение Бланта заметно осложнилось. Контрразведке было известно о его контактах с беглецами, и это должно было неизбежно повлечь за собой расследование. Дело осложнялось еще и тем, что предатели — шифровальщик ГРУ в Канаде Гузенко (1945 г.) и сотрудник КГБ в Австралии Петров (1954 г.) — в своих показаниях указывали на наличие агентов КГБ в британских спецслужбах. При анализе их данных под подозрение, наряду с другими сотрудниками, попадал и Блант.

Центр посоветовал Бланту покинуть Англию и перебраться в СССР. Однако он отметил, что, по его мнению, у контрразведки нет достаточных улик против него и осложнений не будет. Кроме того, Блант считал, что правительство не пойдет на преследование лица, близкого к королеве.

События, связанные с Дональдом Маклином и Гаем Берджессом, а затем и Кимом Филби, серьезно не затронули Бланта. С ним беседовали следователи контрразведки, но каких-либо обвинений ему предъявлено не было.

Осложнения начались в 1964 году, когда американский гражданин Стрейт, литератор и писатель, рассказал Артуру Шлессинджеру, помощнику президента, Кеннеди, о своей принадлежности в прошлом к компартии и о том, что некоторое время вел работу по заданию КГБ.

Сделал он это из-за трусости. Ему было предложено войти в совещательный совет при президенте по вопросам искусства. При этом предупредили, что оформление займет некоторое время, поскольку необходимо провести проверку кандидатов, в том числе и по линии ФБР. Испугавшись, что ФБР раскроет его прошлое, он решил упредить события и попросил помощника президента принять его по неотложному делу. А ситуация с его прошлым выглядела так. В 30-е годы

Стрейт учился в Кембридже, в Тринити-колледже. Там он познакомился с некоторыми членами «кембриджской пятерки». Вступил в компартию. Наиболее тесные отношения у него сложились с Блантом, который затем привлек его к сотрудничеству в интересах Советского Союза. Как свидетельствовал сам Стрейт, Блант дал ему задание отойти от компартии, возвратиться в США, заняться банковским делом, чем занимались его родители, и следить за тенденциями развития американской экономики. Стрейт переехал в США. Работал в госдепартаменте. Перед войной, как он пишет, провел несколько встреч с представителем из Москвы, которому передавал некоторую информацию. А затем никакой связи ни с Блантом, ни с представителями советской разведки не поддерживал.

После этого сообщения Стрейтом вплотную занялось ФБР; в совет по искусству он, конечно, не попал, но машина контрразведки заработала. О полученной информации было сообщено британской контрразведке, которая без промедления занялась расследованием.

Учитывая положение Бланта при дворе, а также нежелательность разглашения им на следствии и в суде сведений, связанных с деятельностью МИ-5 и заданиями короля, выполняемыми в Европе, в верхних эшелонах власти было принято решение отказаться от его судебного преследования.

Бланту было поставлено условие: если он признается в своей работе на русскую разведку и даст соответствующие показания, то получит полный иммунитет от судебного преследования, дело огласке предано не будет, и он сохранит за собой все права и привилегии. Кроме того, иммунитет распространяется также и на лиц, которые помогали ему в добывании информации. Это было подтверждено генеральным прокурором.

Блант согласился дать показания. Он назвал некоторых из своих помощников и тем самым спас их от тюрьмы. На вопрос, кого он знал из агентов, которые непосредственно поддерживали связь с советскими разведчиками, он назвал имена людей, повредить которым не мог. Эти люди были уже в СССР или их не было в живых.

Во время следствия он настойчиво подчеркивал, что информация, которую он передавал русским, носила военный характер и касалась, главным образом, дешифрованных немецких сообщений, что правительство и так должно было сообщать советскому руководству, поскольку на это имелись союзнические обязательства.

Следствие на этом закончилось. Блант, как и раньше, продолжал выполнять возложенные на него функции при дворе и вести насыщенную научно-педагогическую работу.

Однако относительное спокойствие продолжалось лишь до 1979 года. 21 ноября премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер нарушила данный Бланту иммунитет и сделала в парламенте заявление, в котором сообщила, что Блант работал на советскую разведку. Английское правительство вынуждено было сделать это ввиду того, что к этому времени Стрейт и некоторые другие журналисты опубликовали книги и статьи, где Энтони разоблачался как советский агент. Чтобы не оказаться в положении оправдывающегося, Тэтчер и сделала это заявление, подчеркнув при этом, что данные на Бланта поступили еще в 1964 году.

После этих событий положение Бланта осложнилось. В первую очередь королева лишила его занимаемой должности. Учитывая сложившуюся ситуацию, он отказался от рыцарского звания. Тринити-колледж, где он учился и в свое время работал, уведомил его о лишении почетной степени доктора наук.

Однако судебного преследования за этим не последовало.

Несмотря на тяжелый моральный удар и серьезно подорванное здоровье, Блант продолжал энергично работать в области искусства. В 60-70-е годы он опубликовал семь монографий и ряд статей в журналах. Он занимался творчеством Пикассо, опубликовал книгу о его картине «Герника», много времени уделял картинам своего любимого художника Пуссена, издал книгу под названием «Рисунки Никола Пуссена».

Еще в 1959 году Блант подготовил и опубликовал книгу об известном английском поэте и художнике Уильяме Блейке, которая была тепло встречена критикой и специалистами. Большую работу он выпустил об искусстве и литературе Франции (1500–1800 гг.). Книга была опубликована во Франции, Англии, США, Австралии.

В 1978 году вышла солидная работа под названием «Барокко и рококо», ее авторами были четыре английских ученых, в их числе и Блант. Перу Энтони в этой работе принадлежит также краткий очерк о русском искусстве.

В последние годы Блант еще больше расширил тематику своих научных интересов. Он стал заниматься сицилийским барокко, неаполитанским барокко и рококо. По сицилийскому барокко он опубликовал книгу.

Этим талантливым ученым-искусствоведом было издано более двадцати книг, не считая журнальных статей. Многие его работы переиздаются до сего времени.

Немало людей за границей задают вопрос, почему Блант — талантливый ученый и исследователь — встал на путь сотрудничества с советской разведкой. Некоторые приписывают это «ошибкам молодости», «случайности» и т. д. Однако объективные исследователи отмечают, что его связь с внешней разведкой СССР была не только полностью осознанной, но и базировалась на твердых идеологических убеждениях.

Люди, тесно общавшиеся с Блантом, подчеркивают, что он критически относился к общественным британским порядкам и считал, что стране нужны социальные перемены. В Советском Союзе он видел зарождение нового, более справедливого и прогрессивного общества. Кроме того, он отлично понимал, какую беду несет фашизм народам Европы и миру, и считал своим долгом борьбу с ним. А поскольку главной силой, которая могла остановить Гитлера, он считал СССР, то всемерную помощь ему рассматривал в качестве своего святого долга.

Нужно отметить, что, несмотря на преследования властей, друзья не оставили его в беде. Он пользовался их постоянной поддержкой. В самую тяжелую минуту, когда Тэтчер сделала заявление в парламенте, и к Бланту ринулись журналисты, он вынужден был покинуть свою квартиру, поскольку значительная часть прессы неистовствовала. В этот момент ему предложил убежище его друг, профессор Лондонского университета. А когда он, больной, нуждался в лечении и отдыхе, его пригласил к себе его ирландский друг, профессор университета из Дублина.