Сплетение - Хизер Диксон

— Я бы предпочла воздержаться, — решительно заявила она.

— Да ну? Как Фейрвеллер, что ли? — съехидничала Брэмбл.

— Да, — спокойно отвечала Кловия. — Как Фейрвеллер.

Отказ Кловии от вина немедленно спровоцировал поддразнивания, особенно старалась Брэмбл, но Король в ту же минуту закрыл и убрал бутылку.

— Сегодня день рождения Кловии, — произнес он. — Она вольна делать, что пожелает. Что бы вы хотели на свое совершеннолетие, мисс Кловия? Наверняка, у вас есть пожелание.

Учитывая тон Короля, Азалия предложила сестре попросить пони. Кловия лишь ослепительно улыбнулась.

— Можно нам елку? — молвила она.

Лицо Короля утратило всякое выражение. Азалия прикусила губу. Еще недавно рождественские хлопоты брала на себя Матушка. Даже, испытывая недомогание, она помогала с оформлением. И всегда, напевая песенки и весело смеясь, она вырезала ягодные гирлянды и рисовала акварелью.

— Пожалуйста, — взмолилась Кловия. — Мы можем… отправиться в библиотеку и… и смастерить игрушки и гирлянды. Правда? Как семья… как раньше.

— А что насчет тан… — начала было Дельфиния, но Азалия больно пнула ее под столом.

— Какая замечательная идея, — согласила она. — Ах, сударь! Прошу вас, скажите да!

Втянув щеки, Король постукивал пальцами по бокалу.

Младшенькие наперебой принялись упрашивать:

— Ах, пожалуйста! Пожалуйста!

— Только ради дня рождения Кловии, — наконец произнес он, и, сопровождаемый восклицаниями: «Ура!», добавил:

— Мы подумаем о возможности поставить елку. Наш дом в трауре. Не забывайте об этом!

— Хорошо, сударь! — пропищали младшенькие, прыгая вокруг стола, пытаясь исполнить кадриль.

Кловия светилась от счастья, и от ангельского света ее сияния в комнате стало светлее.

Глава 21

И вот, меж уставленных книгами стен библиотеки, Кловия принялась за дело. Она усадила преуспевшую в рисовании Дельфинию раскрашивать почтовую бумагу акварелью, а Холли и младшеньких мастерить елочные шары из пряжи. Даже лорд Тедди не остался в стороне и изо всех сил кропел над безупречным завязыванием узлов. Давно уже в библиотеке не звучало такого беззаботного смеха и не царило столь желанного уюта — в кружках остывал горячий сидр, в воздухе витало предвкушение праздника, а Король, занятый написанием речи, удивленно поглядывал на дочерей.

Лишь Азалии было не до веселья. Ее одновременно и радовало и волновало то, что увлеченные рождественскими приготовлениями, девочки позабыли о танцах. Не переставая дрожать, Азалия то и дело кололась иголкой, которой нанизывала сушеные ягоды. В конце концов, в очередной раз поранив большой палец, она извинилась и убежала наверх.

Час стоял поздний. Холодея от страха, девушка шагнула через волшебный переход с единственной мыслью:

«Пожалуйста… Пожалуйста… пожалуйста… пусть с Матушкой будет все хорошо…»

Крепко обхватив плечи шалью, она помчалась через серебряный лес и остановилась только на мосту, сжимая в ладони единственную надежду на спасение — платок. Он ведь волшебный. И, возможно, не позволит Хранителю совершить поистине ужасный поступок. В поддержку своих мыслей Азалия вспоминала, как однажды его передернуло от вида платка.

На серебряном фоне маячил плоский силуэт — это Хранитель бродил по павильону.

— Ах! — воскликнул он и даже не остановился, чтобы поклониться. — Добрый вечер, принцесса. Значит, Ее Высочество все же соизволило удостоить меня сегодня своим присутствием. Потанцевать пришли?

Азалия стояла как вкопанная на мосту и молчала.

— А где остальные?

— Сегодня… день рождения Кловии, — пролепетала она.

— А вчера ночью?

Не зная, что ответить, Азалия отчаянно теребила серебряную ткань.

— Говори же, — настаивал Хранитель. — Простое любопытство. Раньше вы никогда не пропускали танцы.

— Король… прочитал девочкам сказку, и… они заснули.

— Как мило, — процедил Хранитель, облокачиваясь на дверной проем. Между его пальцев мелькала алая вышивальная нить. Азалия зачарованно смотрела на нее, и девушке показалось даже, что нить меняет цвет. — Особенно учитывая как вы всем скопом его ненавидите. И не дергайтесь так, сударыня. Думаете, по вам это не заметно? — усмехнулся Хранитель, нить под его длинными пальцами извивалась и все более походила на паутину. — Если вас это утешит, то я с неменьшим чувством презираю вашего папочку.

— Вы даже не знаете его.

— А должен? Достаточно того, что он генерал Вентуорт. Я живу ненавистью к нему. И эта ненависть придает мне сил, питает меня.

Азалия украдкой взглянула на раскинувшиеся за ней ивовые ветви и еще сильнее скрутила платок.

— Мистер Хранитель, пожалуйста. Насчет Матушки… вы… вы не могли бы… может быть… смогли бы разрезать…

— Не исключено, — оборвал ее Хранитель. — Иди домой и приведи завтра сестер. И больше не пропускайте визитов. Тогда посмотрим. Ты искала?

— Едва ли у меня есть выбор.

— Конечно, нет, глупышка.

Увидев, как в тусклом свете мелькнула свисающая с нитки игла, Азалия вжалась в резные перила моста.

— Теперь уходи. А завтра приводи сестер и продолжайте свои танцульки. Вы ведь больше не посмеете пропустить ни одной ночи, — голос Хранителя звучал пугающе спокойно.

Хранитель поднял руки, держа перед собой сплетенную паутиной нить, и на ней сквозь бледную мглу алела надпись:

3 дня.

— Мастерски! — смеялась Матушка, от ее заливистого смеха легчало на душе. Волосы, по обыкновению, слегка растрепаны, неизменно добавляя ей очарования. — Ты гораздо лучше, чем я! Вверх, выше, выше. Очень хорошо! Дамские плащи — в библиотеку, мужские шляпы в…

— В вестибюль. Да, я помню, — Азалия тоже улыбнулась и поднялась, кринолин шелкового бального платья продолжал колыхаться.

— Замечательно. Мужчины будут сходить по тебе с ума. Танцуй со всеми одинокими кавалерами и выбери для себя самого лучшего.

Подле Матушки даже беседа о ее будущем муже не вызывала столь тошнотворного чувства, как обычно. Матушка, подобно патоке в пироге, подслащивала любые напасти.

— Я очень хочу, чтобы ты смогла прийти, — сказала Азалия.

— Твой отец придет.

Азалия уныло покачала головой.

Быть может потому, что в этот раз Азалия не следовала предписанному сценарию, а может, потому что ей не хватило духа взглянуть Матушке в глаза… но внезапно послышался душераздирающий треск, и покрытые цветочными обоями стены обернулись мрачным, увитым черными колючками павильоном, внутри которого бесновались танцующие пары в масках. По щекам Матушки катились слезы. Она попыталась улыбнуться, но не смогла из-за плотно сшитых губ, и гримаса боли исказила ее лицо.