Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел

Он снова потянул за повод — на сей раз конь последовал за ним.

Лошадь Рении поскользнулась, но выровнялась. Тенака слышал это, но оглянуться не мог. До конца наледи оставалось всего несколько дюймов, но тут его конь тоже оступился и в ужасе заржал. Правой рукой Тенака вцепился в поводья, левой ухватился за выступ скалы. Лошадь скользила к обрыву, и Тенаке казалось, что мышцы спины сейчас порвутся, а руки вывернет из суставов. Он не мог отпустить узду: в начале перехода он безотчетно обмотал ее вокруг запястья, теперь, если лошадь упадет, она неминуемо увлечет его за собой.

Внезапно конь нашел опору и с помощью Тенаки вернулся на тропу. Тенака привалился к скале. Конь ткнулся в него мордой, и Тенака погладил его. Запястье, истертое ременным поводом, кровоточило.

— Глупо так рисковать, — сказала Рения, выводя свою лошадь на твердую почву.

— Не стану отрицать — но все прошло хорошо. Теперь тропа станет шире, и особой опасности уже не будет. Не думаю, что дренаи последуют за нами по этой дороге.

— А я думаю, что ты родился в рубашке, Тенака-хан. Смотри только не расходуй всю свою удачу — прибереги немного для надирских земель.

Они остановились на ночлег в гроте, покормили лошадей и разложили костер из хвороста, который везли притороченным к седлам. Сняв с себя кожаный камзол, Тенака лег на одеяло у огня, и Рения растерла его поврежденную спину. Борьба с падающей лошадью не прошла даром: Тенака почти не мог шевельнуть правой рукой. Рения осторожно ощупала лопатку и опухшие мышцы.

— Хорош, нечего сказать. Весь в синяках.

— Тебе смотреть страшно — а мне-то каково?

— Стар ты становишься для таких дел, — поддразнила она.

— Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует!

— И на сколько же ты себя чувствуешь?

— Лет на девяносто, — сознался он.

Она укрыла его одеялом и села, вперив взор в темноту. Как здесь мирно и спокойно — ни войны, ни разговоров о ней. Если честно, Рении до Цески не было никакого дела — зато до Тенаки-хана было, и еще как. Мужчины такие глупые — они ничего не понимают в жизни.

Любовь — вот все, что имеет значение. Любовь одного человека к другому. Соприкосновение рук и сердец. Теплое чувство принадлежности, радость разделенности. Тираны будут всегда — похоже, человечество просто не способно обходиться без них. Ведь без тиранов не было бы и героев — а без героев человек уж точно не может жить.

Рения плотнее закуталась в плащ и подбросила в огонь последний хворост. Тенака спал, положив голову на седло.

— Что бы ты делал, не будь на свете Цески, любимый? — спросила она, зная, что он ее не слышит. — Пожалуй, в нем ты нуждаешься больше, чем во мне.

Он открыл свои лиловые глаза и пробормотал сонно:

— Неправда.

— Лгун, — шепнула она, укладываясь рядом с ним.

16

Муха, Белдер и Басурман, лежа на животах, смотрели на дренайский лагерь внизу. Двадцать солдат расположились вокруг пяти костров. Пленные сидели спина к спине посередине лагеря, и их охраняли часовые.

— Ты уверен, что это необходимо? — спросил Белдер.

— Уверен, — сказал Муха. — Если мы освободим этих двух сатулов, нам легче будет просить о помощи их соплеменников.

— Уж очень бдительно их стерегут, — проворчал старик.

— Это верно, — согласился Басурман. — Один часовой стоит в десяти шагах от пленных, еще двое прохаживаются по опушке, а четвертый расположился в лесу.

— Сможешь ты снять этого четвертого?

— Само собой, — ухмыльнулся Басурман. — Но как быть с остальными тремя?

— Найди того, что в лесу, и принеси мне его доспехи, — сказал Муха.

Басурман отполз прочь, а Белдер придвинулся к Мухе.

— Уж не собираешься ли ты туда, к ним?

— Конечно. Это ведь хитрость, а на них я мастак.

— Ничего у тебя не выйдет. Нас всех сцапают.

— Пожалуйста, Белдер, без хвалебных речей — я могу зазнаться.

— Я, во всяком разе, с тобой не пойду.

— Никто и не просит.

Прошло добрых полчаса, прежде чем вернулся Басурман. Он принес одежду часового, завернув ее в красный плащ.

— Тело я спрятал, как сумел. Когда у них смена караула?

— Через час, а то и меньше, — ответил Белдер. — Нам не поспеть.

Муха развязал узел и надел на себя панцирь. Великоват, но лучше уж такой, чем слишком тесный.

— Ну, как я выгляжу? — спросил он, водрузив на голову шлем с плюмажем.

— Смехотворно, — сказал Белдер. — Никого ты этим не обманешь.

— Старик, — прошипел Басурман, — ты у меня в печенках сидишь! Мы всего три дня провели вместе, а я уже видеть тебя не могу. Закрой-ка свой рот.

Белдер уже готовил уничтожающий ответ, но, посмотрев в глаза чернокожему, сразу умолк. Такой и убить может! Старик весь похолодел и отвернулся.

— Что ты задумал? — спросил у Мухи Басурман.

— Часовых трое, но около пленных стоит только один. Я сменю его.

— А те двое?

— Про них я еще не думал.

— Лиха беда начало. Если все пойдет как надо и третий уберется, двигайся к двум остальным. Держи нож наготове и будь готов помочь мне, когда придет время.

Муха облизнул губы. Нож? Он не был уверен, что сумеет вонзить его в живое тело.

Вдвоем с Басурманом они проползли сквозь кусты поближе к лагерю. Луна светила ярко, но случайное облако закрыло ее, погрузив поляну во мрак. Костры почти догорели, люди спали крепко.

Басурман приложил губы к уху Мухи и прошептал:

— Отсюда до первого спящего около десяти шагов. Когда облако набежит опять, ползи туда и ложись. А когда станет светло, сядь и потянись. Пусть часовой тебя видит.

Муха кивнул.

До нового облака прошло несколько напряженных минут. Муха устремился вперед и улегся как раз в тот миг, когда луна вышла снова. Он сел, сладко потянулся и помахал часовому. Потом встал, огляделся, взял копье около спящего солдата, вздохнул полной грудью и пошел, зевая, через поляну.

— Не спится, — сказал он часовому. — Сыро очень.

— Постоял бы тут, так узнал бы, где лучше, — буркнул солдат.

— А что, и постою. Ступай поспи, а я покараулю.

— Спасибо за услугу — но меня и так скоро сменят.

— Как хочешь, — сказал Муха, зевая во весь рот.

— Что-то я тебя раньше не видел. Кто твой начальник?

— Представь себе бородавчатую свинью, соображающую, как не слишком умный голубь.

— Дун Гидеус? Не повезло тебе, парень!

— Я и худших знавал.

— А я нет. Тут, наверное, дураков нарочно разводят. Ну зачем надо было нападать на сатулов? Точно у нас в Скодии мало хлопот. В голове не укладывается!

— У меня тоже. Ну, покуда жалованье платят...

— А ты что, получил? Я своего четыре месяца не вижу, — взъярился солдат.