Шантаж - Семен Малков

Надя сгорала от жажды наслаждения, но испытывала в основном боль и страх. Однако постепенно ощущение его мужской силы наполнило ее теплотой, предвкушением острого удовольствия... И в этот момент он вдруг резко остановился, зарычал и, ослабнув, навалился на нее всей тяжестью. Полежав несколько мгновений, выпрямился, мгновенно оделся и выбросил что-то в урну. Надя все еще стояла, согнувшись, не понимая, что случилось и ожидая продолжения. Он не удержался от грубого смеха:

– Ты что, совсем глупая?! Хорошенького понемножку! Давай быстро одевайся, пока нас не застукали! – Подождал, пока она облачится в тренировочный костюм, и, насвистывая, направился к выходу.

Надя шла за ним, опустив голову, как побитая собачонка. Проходя мимо вахтера и всей кожей ощущая его мерзкую, понимающую ухмылку, так и зарделась от стыда и отвращения к себе. На улице они без единого слова разошлись в разные стороны.

Небольшой, но неудачный любовный опыт привел Надю к убеждению, что половая жизнь – не главный фактор человеческого счастья. Такому выводу способствовала и любвеобильная связь матери с Чайкиным.

«Ну что дала маме эта страстная любовь? Чего она добилась в жизни? – всякий раз твердила она себе и решила твердо: – Нужно добиться материальных благ и положения в обществе. А любовь, наслаждения – это все, наверно, приложится».

С отцом Надежда редко виделась, и это тоже способствовало самостоятельному формированию ее жизненной философии.

Прошедшие десять лет изменили в жизни Розанова очень многое, по существу, поставили ее с головы на ноги. Внешне пережитые невзгоды и огромное напряжение мало на нем отразились. Он носил теперь дорогие, прекрасно сшитые костюмы и казался еще крупнее и представительнее. В волосах появилась седина, на лице там и здесь пролегли морщинки.

Но глаза остались такими же ярко-синими, а весь его облик – подтянутым и моложавым.

За это время, целиком отдавшись напряженной работе, он защитил наконец кандидатскую диссертацию; не переводя дыхания и не давая себе расслабиться, тут же принялся за докторскую.

– Ты что, загнать себя хочешь? – не одобрял его рвения старый друг Игорь Иванов. – Передохни немного! Куда так спешишь?

– Нельзя иначе, слишком много времени потеряно, – не соглашался Розанов. – Да и интересно мне – в этом вся моя жизнь!

Он успешно справился с поставленной задачей и блестяще защитился. Степан Алексеевич сохранил свою контактность и обаяние; стал профессором педагогического института; завоевал известность как специалист по методам Макаренко; его приглашали для выступлений на радио и телевидение.

Однако профессор Розанов оказался не из тех, у кого голова кружится от успехов, хоть и испытывал удовлетворение достигнутым. «Просто ирония судьбы: учу других, как воспитывать молодежь, а сам не смог воспитать собственную дочь, – мысленно критиковал он себя. – Но что я мог противопоставить влиянию матери?» Он не мог упрекнуть себя, что после развода с Лидией бросил дочь на произвол судьбы. «Можно повидать Наденьку?» – много раз просил он ее, звоня по телефону на работе или дома, но, не утруждая себя поисками предлога, бывшая жена отвечала отказом.

«Не нужно нервировать ребенка! – был ее стереотипный ответ. – Она о тебе и не думает».

Розанову удавалось ежемесячно видеть дочь только после защиты докторской, когда он догадался собственноручно вручать ей алименты. Лидия Сергеевна не оформляла исполнительный лист, зная, что он подрабатывает на стороне, – так ей выгоднее.

В силу своего характера она не щадила его чувства и не жалела, что оставила его, даже когда он пошел в гору, – жила чувствами.

– Мамуля! Папу передают по телеку! Представляешь? ! – сообщила ей однажды сияющая Наденька, вбежав на кухню. – Я у соседки видела! Скорее включай ящик!

– А что мне на него пялиться? – не поворачиваясь от плиты, равнодушно встретила Лидия Сергеевна эту потрясающую новость. – Насмотрелась, больше не надо!

– За что ты его так не любишь? – непонимающе поглядела на нее Надя. – Папа такой хороший, красивый! Что он тебе сделал плохого? Твой Васючок против него просто клоп, а ты его обожаешь... Да я такого урода на порог не пустила бы!

Лидия Сергеевна считала неправильным говорить с дочерью о своих сердечных делах, но ее грубая натура дала себя знать и, не выдержав этого укола, она взорвалась:

– Да я ни за что не променяю своего Васеньку на этого импотента! Будь он хоть академиком! Много ты понимаешь в мужиках, соплячка! Поживи и помучайся с мое, как я – с твоим папочкой. Только молодость с ним загубила! Ну что с тобой говорить? Станешь взрослой – все поймешь, – заключила она уже миролюбиво, утирая непрошеные слезы.

Только когда Надя подросла и сама стала приезжать к отцу за деньгами в его маленькую, опрятную, уютную квартирку, он получил возможность оказывать на нее влияние. Вот и сегодня – он так обрадовался ее звонку.

– Это ты, Наденька? Наконец-то! А я уже усомнился, приедешь ли. Только поторопись, чтобы у нас с тобой было побольше времени: вечером я должен принять коллегу.

«Знаем мы этих коллег», – мысленно улыбнулась Надя. По чистоте, особо тщательно наведенной в квартире отца, было ясно: здесь не обошлось без женских рук. Вслух она весело пообещала:

– Полечу как на крыльях, папуля, – со скоростью самолета. Я соскучилась по тебе! Мне нужно было только знать, дома ли ты!

Розанов по-прежнему жил в «хрущобе»: хоть у него и стали водиться деньги, не считал необходимым улучшить жилищные условия. В женщинах он разочаровался и, наученный горьким опытом, вторично надевать на себя ярмо не собирался.

Сделал в своей маленькой квартире отличный ремонт, обставил ее хорошей мебелью, завел неплохую библиотеку; жил в тишине и покое – одному ему места вполне хватало.

– Вот и ты, моя голубка! – приветливо встретил он дочку, раскрасневшуюся от быстрой ходьбы и подъема на пятый этаж. – Куда пойдем? На кухню или в комнату? Есть хочешь?

– А что у тебя вкусненького, отче? – шутливым басом вопросила Надя. – Как насчет ананасов в шампанском?

– Деликатесов нет. Их доставать надо, а у меня ни связей, ни времени, – серьезно объяснил Степан Алексеевич. – Но яйца, молоко, кефир, масло в холодильнике есть. – И добавил, улыбнувшись: – Могу предложить коробку шоколада – всегда держу для любимых дам.

– Тогда бери эту коробку и пойдем посидим рядышком на диване, – предложила Надя. – Я сегодня уже обедала.

– Возьми сразу деньги и положи при мне в сумочку, а то забудешь, – напомнил ей Розанов и повел в комнату. Ну, что новенького? Как твои спортивные успехи? В школе у тебя вроде хорошо? – забросал он ее вопросами, когда они удобно устроились на подушках широкого, мягкого дивана.